Краденый Мир

– Генерал, – шелестящий голос из выключенного ноутбука пугал больше, чем обычно. – Вы отвлекаетесь от своей задачи. Это печально. Мы всегда поощряли вашу …любознательность. И всегда способствовали вашему продвижению. Но несколько дней назад ваши службы нашли нечто …лишнее. А вы даже не упомянули об этой находке при нашей последней беседе.

– Простите. Я не мог предположить, что вас заинтересует такая мелочь, – старательно сдерживая эмоции, Паркер настороженно таращился в пустой монитор.

– Это не мелочь, генерал. Мы разочарованы вашей недогадливостью и начинаем сомневаться в вашей лояльности. Впредь – оценивайте ситуацию более вдумчиво, пожалуйста.

Шелестящий едва слышный шёпот был безукоризненно вежлив. Но столь холоден, что температура в комнате, казалось, упала градусов на десять.

– Прошу прощения, – Паркер отвёл глаза в сторону. Включать «дурачка» с шептунами бессмысленно – слишком хорошо они информированы. И слишком тонко, безукоризненно точно прогнозируют развитие событий.

Рэйно до боли сжал челюсти.

Внезапный разговор застал его врасплох и сорвавшийся с губ ответ был не самой умной версией.

«Не мог подумать», «мелочь».

Найденное тело уже создало немало проблем и привлекло слишком много внимания, чтобы «не подумать» или счесть странную находку «мелочью».

– Мы забираем тело. Ваша задача – минимизировать последствия зачистки.

– Зачистки? – вскинулся Паркер. – Вы хотите… Но…

– У вас был шанс минимизировать потери. Все последствия сейчас – результат вашей …недальновидности.

***

– Джейн, ты уверена, что это хорошая идея? – одетый в чёрный тренировочный костюм и вязаную шапочку, Чарли нехотя тащил бухту страховочного шнура.

– Проникнуть ночью на спецобъект, где хранят трупы инопланетян? – Джейн выдернула у него верёвку и хитро ухмыльнулась. – Конечно!

Чарли вздохнул и закатил глаза.

Когда вечером шебутная лисица вызвонила его по мобиле – Чарли решил было, что она прикалывается. А на деле «весёлый вечер» наконец-то закончится дружеской попойкой и …как знать, может и чем-то большим. Затем, когда она затащила его в какую-то сомнительную лавку и увешала кучей непонятных приспособлений, подозрения окрепли. Но до конца поверить в эту безумную затею он не мог до того самого момента, как они и впрямь выехали из города. И даже тогда, нервно поёрзывая на кресле водителя и недоверчиво поглядывая на пассажирку, несчастный бурундук отчаянно надеялся, что всё это – далеко зашедший розыгрыш или неудачная шутка. И напарница вот-вот попросит остановиться возле какого-нибудь мотельчика, скажет, чтобы он расслабился и приготовился к удовольствиям.

Но нет – видневшийся неподалёку «секретный объект» выглядел ни дать ни взять как …секретный объект.

Огороженный высоким бетонным забором, украшенный камерами, вышками и прожекторами. С высоты плато, у края которого они остановились, база была как на ладони.

За забором виднелись приземистые казармы и здания повыше. И наверняка по территории бегали и сторожевые ящеры.

– С чего ты вообще решила, что это здесь? – бухтел Чарли, едва поспевая за длинноногой напарницей. Увешанный кофрами и снаряжением, бурундук запыхался и изнемогал от жары, на ходу пытаясь придумать достаточно уважительную причину, чтобы отмазаться от предстоящего приключения и уговорить её прекратить это безумство. Настроение было ни к чёрту – не утешал даже вид аппетитной лисьей попки, туго обтянутой чёрным трико.

– У меня свои источники! – Джейн деловито плюхнулась на живот, раздвинула кусты и приникла к огромному полевому биноклю.

Чарли презрительно фыркнул: «Свои источники!». Месяц в журналистике, а уже «свои источники!»

– И ты всерьёз веришь, что сюда можно вломиться вот так запросто, нахрапом? – скептично осведомился он, не отрывая взгляда от филейных частей коллеги. – Да нас поймают ещё до того, как мы спустимся с забора!

– Поглядим. Ну, в крайнем случае, подержат чуток в кутузке, пока папа не вмешается, – Джейн сердито дёрнула плечиком и мотнула головой на валявшиеся рядом кофры. – Хотя, учитывая, сколько я отвалила за всё это – мы могли бы вломиться в национальный банк.

Чарли не нашёлся что ответить. Рисковать собственной задницей ему категорически не хотелось. Одно дело – размазать тонким слоем какую-нибудь светскую шишку и раздуть скандальчик, другое – вламываться к воякам.

Ведь если Джейн и впрямь вряд ли возьмут в оборот, то его, никому не нужного и без громкой фамилии – всяко-разно могут где-нибудь «потерять». И глупо было бы надеяться, что папочка Джейн будет достаточно щедр, чтобы в случае чего вытащить из передряги и его.

– Трусишь? – оторвавшись от бинокля, Джейн лукаво посмотрела на спутника.

– На слабо не бери, – сердито буркнул Чарли. И даже от злости отвёл, наконец, взгляд от её задницы. – Всё слишком серьёзно.

– Конечно же всё серьёзно! Мы сделаем репортаж века! – Джейн поёрзала – не то устраиваясь поудобнее, не то намеренно дразня его видом всех своих достоинств, беззастенчиво обтянутых тонким трико и майкой-водолазкой.

– Если выберемся, – пессимистично буркнул бурундук, гадая, надела ли она под это трико нижнее бельё. Судя по контурам – если что и надела, то максимум – стринги. Чарли шумно сглотнул.

Почему он ещё тут? Почему не мчится прочь, обратно в город?

Оторванная от реальности девица, выросшая в тепличных условиях богатого поместья и никогда толком не сталкивавшаяся с реальным миром, вот-вот втянет его в худшую передрягу в его жизни. А он лишь переминается с ноги на ногу и как подросток таращится на её задницу.

– Да прекрати ты пялиться, иди сюда лучше! – лисичка отвела бинокль от глаз.

– Я не пялюсь! – привычно соврал Чарли, сглотнул пересохшим горлом и со вздохом плюхнулся рядом. Если бы не разница в росте – вышло бы «бедро к бедру». А так… Впрочем, Чарли был доволен и этим. И ещё больше тем, что Джейн не отодвинулась. Он вздохнул, покорно приник к протянутому биноклю и уставился на освещённый двор «спецобъекта».

– Видишь?

– Что?

– Вон там! Да куда ты пялишься, правее смотри! Ниже! – она грубовато поправила ему бинокль в сторону от освещённого пространства.

Чарли сфокусировался на тёмном пятне под одной из стен. Не то яма, не то канава…

– Водосток! – прокомментировала Джейн. Таким тоном, словно это решало все проблемы. – Айда!

С неожиданной ловкостью лисичка подхватила кофр и скользнула вниз. Чертыхаясь, бурундук запутался в бухте верёвки и, придерживая чехол камеры, неловко сполз следом.

События развивались слишком стремительно. Собственная паника и обтягивающая одёжка напарницы нимало не способствовали изобретению достаточно весомых аргументов в пользу отказа от этой затеи.

Труба водостока и впрямь была. К счастью – наглухо заваренная толстыми стальными прутьями.

– Ну вот, видишь! – Чарли облегчённо вздохнул и с воодушевлением потянул её за локоть обратно. – Всё, тут мы не пролезем. Пойдём отсюда, пока не засекли!

– Спокойно! – Джейн торжествующе улыбнулась, натянула перчатки и запустила лапы в сумку. На свет появились пузырьки и верёвочки, большое покрывало не то из войлока, не то из спрессованной стекловаты, каминная зажигалка с длинным носиком и какие-то ещё причиндалы, назначение которых Чарли угадать не мог.

Бурундук опасливо отодвинулся подальше, наблюдая, как доморощенная шпионка неожиданно ловко обёртывает толстый стальной прут решётки странного вида «сосиской» – не то верёвочкой, не то пластилиновым катышем.

Ноздри кольнул неприятный химический запах.

– Надеюсь, ты не собираешься это подже…

Джейн накинула на трубу приготовленное покрывало и сунула под сооружение клюв зажигалки. Пшик!

Чарли испуганно отскочил ещё дальше, а Джейн торопливо прижала «одеяло» поплотнее. Но всё равно из-под его неровных краёв покатились шипящие, мечущиеся в траве искры. Потянуло едкой, разъедающей глаза и нос вонью.

– О господи! – Чарли подскочил к ней, помогая справиться с маскирующим огонь одеялом. – Эту хрень за милю видно! А запах!

О запахе Джейн и впрямь не подумала. И, учитывая, как сильно смердит термитный шнур, все окрестные ящеры наверняка уже на ушах стоят.

К счастью под одеялом уже всё стихло. Изолирующая ткань, похожая на войлок – не пострадала. А вот толстая, приваренная к трубе арматурина – перегорела начисто.

Чарли разочарованно цыкнул зубом.

Впрочем, отогнуть прут у них не вышло. Пришлось повторять процедуру по два раза с каждым прутом – вверху и внизу, пока в решётке не образовалась внушительная прореха.

– Где ты всему этому научилась?

– В кино видела, – Джейн сдула упавшую на нос чёлку и крайне довольная собой, сгребла «оборудование» обратно в кофр.

Чарли мысленно застонал и даже зажмурился от усилия придумать весомый и непреодолимый аргумент, чтобы срочно прекратить это безумство и быстренько свалить куда подальше. Но когда мысль уже, казалось, вот-вот готова была родиться, его медитацию грубо прервали.

– Ну, чего встал? Рассвет скоро! – Джейн ухватила его за руку и потянула за собой. – Да не бойся ты, мы просто поснимаем и сбежим раньше, чем кто-нибудь проснётся.

Столь вопиющая наивность и детская бесшабашность напарницы вгоняли в ступор. И ведь взрослая же баба, практически! Гос-ссподи, почему он ещё тут?! Почему не сбежал полчаса, час назад?! Какого чёрта… Они ведь даже не переспали ни разу!

Бурлящий поток слов и мыслей, бессвязных и обрывочных от паники и спешки, буквально распирал его изнутри. Но как, чёрт побери, как выплеснуть это всё быстро и кратко, убедительно и разумно? Всё равно что пытаться пропустить Ниярский водопад через слив кухонной раковины!

Он пытался – видит Бог – пытался! Сопротивлялся, тормозил, лепетал какую-то чушь и панически не хотел влезать на территорию «объекта». Но страх и паника не позволяли сделать это достаточно убедительно и продвижение продолжалось. Тем более, что высота бетонной коробки не позволяла разогнуться и им приходилось ползти. Притормозить напарницу в таких условиях нечего было и думать – под локоть не ухватишь, разве что за хвост или пятки? Но это как-то…

– Тс! – Джейн внезапно замерла и Чарли едва не ткнулся носом в объект своих вожделений.

Наверху, над их головами кто-то был. Шмыгал носом, переступал с ноги на ногу, вздыхал.

Джейн оглянулась и без нужды показала глазами вверх.

А ведь она, в случае чего, даже развернуться не сумеет, – машинально подумал Чарли. И что делать, если там, где-нибудь дальше, не найдётся достаточно широкого места? Будет двигаться обратно задом наперёд?

Сам он, благодаря значительно более скромным габаритам, даже в тесноте водостока вполне мог развернуться в любой момент. И даже двигался на ногах, хоть и согнувшись и скрючившись так, что спина стала практически параллельно «потолку». Неудобно, но всё лучше чем руками месить грязь и какие-то мерзкие ошмётки, покрывавшие пол бетонного короба толстым слоем.

Ладно хоть не по канализации полезли.

Тем временем, стоявший у водостока вновь переступил с ноги на ногу и вздохнул.

Чарли сглотнул – обнаружены? Но тогда почему до сих пор нет сирены, криков? Почему никто не срывает решётку водостока и не орёт «лежать, руки за голову»?

Интересно, отделаются ли они «лёгким испугом», если их обнаружат до того, как они увидят что-то лишнее? И как это будет? Какой-то местный карцер «до выяснения», или, быть может, просто передадут в полицию? Штраф?

Стоявший наверху пробурчал себе под нос нечто неразборчивое и в щель решётки провалился какой-то огонёк. Едва не чиркнув по бурундучиному носу, окурок упал в грязь и быстро погас, испустив на прощанье последний завиток дыма.

Сплюнув, невидимый курильщик затопал прочь и затаившиеся журналисты тихонько перевели дух.

– Ну вот, видишь? Не так уж это и сложно! – победно ухмыльнулась Джейн и поползла дальше.

Устраивать шумные склоки и выяснять отношения, яростно протестуя против самоубийственного приключения было уже явно поздно. И чревато обнаружением.

– Не говори гоп… – прошептал бурундук, вздохнул и нехотя двинулся следом.

Не бросать же эту дурёху одну в самом логове?

Путь до следующей решётки проделали в молчании.

Прислушавшись пару минут и не услыхав ничего подозрительного, Джейн осторожно привстала, упёрлась макушкой в литую крышку люка и, осторожно приподняв её, выглянула на поверхность, пытаясь сориентироваться.

– Ну что там? – не выдержал Чарли, разглядывая зад напарницы.

– Ничего. Дома какие-то. Ангары вдалеке.

– Ты всерьёз думаешь, что там, где хранят что-то по-настоящему важное, не будет круглосуточной охраны и всяких там штучек? – вздохнул Чарли.

– Нет, конечно. Но что-нибудь мы разнюхать сумеем.

– А если нет?

Вопрос повис без ответа.

Последующий час показался Чарли вечностью. Они ползали по бетонному коробу, выглядывая то там, то сям. В ряде мест крышка водостока была чем-то намертво придавлена, а один раз Джейн выглянула возле самых пяток часового. Невероятно долгим, невыносимо медленным движением лисичка пригнулась вновь, умудрившись опустить крышку водостока почти беззвучно. Едва слышный, глухой стук в ночной тишине прозвучал, казалось, оглушительно гулко.

С колотящимися сердцами репортёры замерли, зажмурились и даже зубы стиснули в ожидании окрика и поднявшейся тревоги. Но то ли часовой не услышал, то ли не понял источника звука, как бы то ни было – секунда тянулась за секундой, а тревоги всё не было.

– Уфф… Это было близко, – прошептала Джейн и сглотнула пересохшим горлом.

– Давай вернёмся? – без особой уже надежды предложил Чарли.

– Какой ты нытик! Знала бы, что ты такой нытик… – лисичка закатила глаза.

«Дура!». Озвучить это вслух Чарли не решился. Отчасти потому, что не хотел устраивать препирательств, отчасти… Чёрт, да обладательнице такой задницы можно быть полной идиоткой!

– Вот! – осторожно выглянув в очередной «люк», Джейн приподняла крышку водостока на ладонях и тихонько сдвинула прочь.

Выбравшись на поверхность в тени одного из строений, они шмыгнули в какой-то простенок и огляделись.

Подобных двух-трёхэтажных строений тут было несколько десятков, а чуть поодаль виднелись и огромные металлические купола не то ангаров, не то складов. В принципе, было бы неплохо сунуться в них, но – дополнительная ограда с колючей проволокой и часовые со сторожевыми ящерами наводили на мысль, что эта идея обречена на провал.

С сожалением поглазев на лакомые территории, лисичка вздохнула и кое-как обтерев перепачканные перчатки о край водостока отряхнула измазанные коленки.

В своём «шпионском» одеянии, в этой облегающей курточке со множеством кармашков и ещё более облегающем трико она смотрелась до неприличия соблазнительно.

Чарли даже готов был простить ей всю эту безумную затею, если бы они сейчас – да, прямо сейчас – просто взяли бы, развернулись и убрались отсюда куда подальше.

Но неугомонная лисичка уже забралась на какой-то ящик и, приложив ладони по обе стороны лица, уже разглядывала содержимое ближайшего домика.

– Ну, чё там? – не выдержал озирающийся бурундук, даже в этой темнейшей тени ощущая себя словно в лучах прожекторов и под прицелом десятка снайперов.

– Кажется… прачечная, – разочаровано буркнула Джейн.

– Ха! Да у тебя прямо нюх на грязное бельё! – злорадно ухмыльнулся бурундук.

Поморщившись и оставив подколку без внимания, Джейн шмыгнула к следующему строению.

Столовая.

Казарма с часовым.

Неохраняемое не пойми что.

Канцелярия или что подобное.

В окружении мелких ничем не привлекательных одно- и двухэтажных домишек высилось «аж» четырёхэтажное строение с обширной стоянкой.

Джип, фургон, снова джип, ещё один джип…

Фургон! Тот самый фургончик, на котором увезли тело!

Журналисты переглянулись.

– Нет. Нет-нет-нет, даже не ду… – Чарли окинул взглядом огромное освещённое пространство, разделявшее их уютную спасительную тень и местный «небоскрёб».

Но Джейн уже бежала. Прямо по этой просматриваемой со всех сторон площади.

Выругавшись, Чарли дёрнулся было следом, но тотчас замер. Дёрнулся вновь, но граница света и тени словно обрела физическую плотность. Заставить себя выбежать на открытое место, на глазах у десятков возможных наблюдателей…

Бурундук скривился, словно у него резко разболелись все зубы разом. А Джейн знай себе махала ему. Нетерпеливо и даже словно бы раздражённо, словно не понимая всей ужасной рискованности подобных перебежек.

А тревоги всё не было. Чарли покрутил головой в поисках возможных свидетелей их манёвров, вновь посмотрел на напарницу, вздохнул и решился.

Ощущая себя как под шквальным огнём, ринулся вперёд, придерживая на боку чехол камеры и перекинутую через плечо бухту верёвки.

Заори в этот момент сирена, он бы, чего доброго, точно помер бы от разрыва сердца.

Более подозрительный вид чем у них с Джейн при всём желании не придумать. Любому идиоту с первого взгляда будет всё ясно. Воистину, куда безопаснее было бы переодеться в какое-то подобие формы или хотя бы штатские шмотки и преодолеть это пространство неспешным, неторопливым шагом.

– Ну, чего ты так долго?! – Джейн сердито уставилась на часы. – Три ночи. Ещё час-полтора и начнёт светать.

Отдышавшись, Чарли сердито сорвал с плеча верёвку и демонстративно шмякнул об пол. Подумал и пинком загнал под ближайший джип.

Вздохнув и закатив глаза, Джейн оставила его выступление без комментариев и деловито приникла к ближайшему окну.

Пустое тёмное помещение.

Лисичка извлекла из своих многочисленных карманов тонкий как карандаш фонарик и прежде чем Чарли отобрал его, успела посветить внутрь.

Пусто.

По-военному аскетично, с неброской недорогой меблировкой.

Привстав на цыпочки, Джейн ощупала раму, но окошко было плотно закрыто. Порыскав вдоль стены и завернув за угол, они обнаружили приоткрытую форточку.

– Подсадить? – Чарли оживился, предвкушая близкий контакт своих ладошек с филейными частями напарницы.

Джейн скептически смерила его взглядом сверху вниз. Низкорослый коллега макушкой не доставал ей до груди и весил раза в два меньше.

Не прошло и минуты, как вяло протестующий Чарли лез в форточку сам.

Мечты бурундука сбылись с точностью до наоборот и это было неожиданно унизительно. Наконец, Джейн впихнула его в окошко и Чарли со стоном рухнул куда-то в темноту. Ещё через минуту, поскуливая и потирая ушибленные места, многострадальный видеооператор, распахнув окно, помогал ей вскарабкаться и перевалить через подоконник.

Включив фонарик, два чёрных силуэта крадучись двинулись вдоль стен.

Не удержавшись, Чарли в полголоса затянул мелодию из популярного шпионского блокбастера:

– Ту-ру-руууу… ту-ру-рууу-туууу…

Отвесив ему подзатыльник, Джейн ощупала замок помещения. На их счастье, кабинет закрывался на ключ только снаружи. Изнутри же дверь отпиралась простым поворотом расположенного под ручкой «барашка».

Прокравшись вдоль коридора, доморощенные шпионы выглянули в просторный ярко освещённый холл. Напротив, запрокинув голову, но сохраняя сидячее положение дремал дежурный. У его плеча, в специальном шкафчике со стеклянной дверью висели пронумерованные ключи.

Джейн выразительно кивнула на шкафчик. Низкорослый бурундук вполне бы мог прокрасться к дежурному и не скрипнуть половицами. Но на подобный героизм Чарли был категорически не готов. Яростно мотая головой, оператор отступил вглубь, в спасительную темноту коридора и протестующе выставил вперёд ладони – «без меня, я – пас!».

Джейн скорчила презрительную гримаску.

Чарли упрямо помотал головой.

Умоляющая гримаска.

Вновь упрямое мотание головой.

Вздохнув, Джейн изобразила поцелуй.

Чарли немедленно показал три пальца.

Джейн негодующе показала один, средний.

Молчаливая пантомима продолжалась минут пять. Наконец, получив выпрошенный поцелуй – в щёчку – Чарли разулся и босиком, на цыпочках, прокрался к дежурному.

Страдальчески морщась и панически косясь на спящего пса, он приподнял крючок стеклянной витринки. Створка едва слышно скрипнула, Чарли замер и присел. Конечности его отчётливо подрагивали – он в тысячный раз проклял дурацкие идеи Джейн и от трусливого панического побега его сейчас удерживал только страх возвращаться одному.

В конце концов, если их обнаружат и поймают, окажись он рядом с дочкой Бенсона у него будет хоть какой-то шанс выпутаться из этой истории.

Затаив дыхание, Чарли снял один ключ, второй, третий… потянулся к пятому, но нечаянно зацепил манжетой рубахи соседний. Сердце пропустило удар – железная закорючка, соскользнув со штырька, с оглушительным грохотом врезалась о край витринки, а затем об пол. Подскочила, кувыркаясь, упала снова, ещё и ещё раз.

Чарли зажмурился и замер в полуприсяде, с каждым ударом опускаясь ещё чуть ниже и жмурясь ещё отчаяннее. Каждый удар кувыркающегося по полу ключа словно вбивал в пол его самого.

Руки сами собой поднялись вверх – сдаюсь, мол! Не стреляйте!

Несчастный был уже одной ногой на том свете, но… кроме упавшего ключа тишину больше ничто не нарушало.

Спустя почти полминуты Чарли рискнул, наконец, открыть один глаз и покоситься на дежурного. Закрыв глаза, пёс дремал себе как ни в чём не бывало – сидя так, что если бы не закрытые глаза, со стороны можно было подумать, будто он бодрствует.

Но на самом деле – дежурный бессовестно, беспросветно дрых.

Или не дрых?

Чем больше Чарли всматривался в неподвижную фигуру, тем отчётливей понимал – часовой не дышит.

Выгнув бровь, бурундук осторожно шагнул к псу.

Так близко, что мог рассмотреть нашивку с именем.

«Джи.Пи. Хопкинс».

– Чарли! Что ты делаешь?! – выпучила глаза Джейн.

Но Чарли не слышал. Как зачарованный, он протянул руку и опасливо ткнул солдата пальцем в висок. Тело качнулось. Голова дежурного отделилась от плеч и с глухим стуком покатилась по полу.

***

Вейка уселась на лавку, исподлобья рассматривая толпу спешивших туда и обратно пассажиров. Радостных, уставших, деловито-сосредоточенных. Толпу, которой было решительно начхать на одинокую девчонку со всеми её неисчерпаемыми проблемами.

Все эти счастливые мамаши, окружённые стайкой визгливых детишек, почтенные матроны… Обвешанные фотокамерами и сумками мужички.

Всем чихать.

Нигде так остро не ощущается одиночество, как в такой вот пёстрой суетливой толпе.

К горлу подкатили слёзы, и кошка сморгнула, стараясь загнать тяжкие мысли куда поглубже. Вот ещё разреветься и не хватало. Для полного комплекта.

Хотя… может и впрямь разрыдаться прямо тут, у всех на виду?

Глядишь, какой-нибудь сердобольный любитель попялиться на чужие коленки, подойдёт да поможет?

Вот, например, тот лощёный тип.

Кошка вскользь зыркнула на пассажира в белом костюме. Пожилой, лет за тридцать, щеголеватый серебристо-чёрный лис выглядел в этой толпе неуместным и абсурдным, как королевская чета со свитой в дешёвом фастфудном ресторанчике.

Такие ухоженные дядечки летают обычно самолётами. Но никак не трясутся с плебсом в тесных и шумных вагонах.

Типчик же украдкой поглядывал на неё, делая вид, что читает газету. И поспешно отводил взгляд каждый раз, как кошка на него смотрела. Но перепутать это ощущение от характерного липкого взгляда было ни с чем невозможно. Слишком уж часто по ней скользили подобные взгляды раньше.

Но дядечка не спешил проявить свой участливый интерес. Просто таращился, не рискуя даже встречаться взглядом.

Разрыдаться?

Увы – поздно.

Отвлёкшись на секунду на изучение субчика в белом, кошка упустила то самое настроение. Когда ещё секунда и из глаз хлынут слёзы. Горячие, обжигающие капли прочертят на физиономии две дорожки и…

Вейка попыталась вернуть это ощущение потерянности, бессмысленности и обречённости, которое переживала ещё секунду назад. В глазах даже слегка защипало от жалости к себе, но – и только.

Словно какая-то невидимая плотина напрочь отгородила горячий поток, не давая ему выплеснуться, обжечь, унести боль и отчаяние, упругой пружиной сжавшиеся в груди. Этакая внутренняя злость. На всех и вся, весь грёбаный жестокий мир, в котором одним ничего, а у других есть всё от рождения.

И ещё хмырь этот… Сидит себе, никуда не торопится.

Хоть бери и сама к нему подходи – «дядь, а дядь…».

Но это точно провальный вариант. Очень уж старательно тип отводит глазки. Нерешительный ты наш, чтоб тебя!

Кошка сердито, уже не скрываясь, уставилась на лиса в упор.

И «мужчинка» окончательно стушевавшись, трусливо отгородился от неё газетой.

«Ишь ты. Газееееты читаем».

Она откинулась на спинку кресла и закинула ногу на ногу, демонстрируя всему миру изящные точёные лодыжки. Покачала шлёпанцем на кончиках пальцев. Покосилась на типа, но тот так и не выглянул из-за своего укрытия.

Оставалось только ждать. Хотя… судя по всему, ждать придётся долго. И можно смело побродить вокруг.

Например, вот расписание изучить.

Вейка встала и прошла мимо типа, едва не наступив тому на ногу. Точнее, она бы вполне и наступила, если бы тот вовремя не поджал ноги под кресло.

Намеренно покачивая бёдрами чуть сильнее, чем требовалось, она продефилировала к доске с расписанием. Лениво порыскала взглядом по строчкам с названиями рейсов и временем прибытия. Перенесла вес с ноги на ногу, позволяя типу оценить, как под шортиками перекатились два тугих полушария. Словно бы невзначай обернулась в зал, краем глаза ловя белое пятно, но не решаясь вновь пугать стеснительного дядечку прямым взглядом – чего доброго, снова укроется за своей газетёнкой, как пугливый моллюск в раковине.

Она постояла, переминаясь с ноги на ногу, вильнула хвостиком, вновь ощущая этот знакомый липкий взгляд, так и норовивший забраться под шортики. Мысленно ухмыльнувшись, кошка картинно, чуть переигрывая, вздохнула – чуть руками не развела. И понурившись, двинулась прочь. Ну, если сейчас этот урод не…

– Мм… проблемы? – произнёс за спиной мягкий, хорошо поставленный голос.

Вейка обернулась. Ага. Холёный, прилизанный, весь какой-то… «элитный». В наихудшем смысле этого слова.

Чёрный лис в белом костюме, да не шортах, как у всех по летнему сезону, а в брюках по самые лодыжки – что может быть глупее? Намерения и чаяния «сострадательного» читались на его морде большими неоновыми буквами.

Она едва не фыркнула, представив, каких усилий престарелому ловеласу стоило не соскальзывать глазами на её грудь и ляжки при разговоре лицом к лицу.

Респектабельный «папик». Самое то, что нужно!

Противно конечно, ну да что поделать? Судя по прикиду – сотня другая для него так, семечки. Хотя, обычно подобные типы деньгами так просто не сорят, не-е-ет. Цену своим бумажкам они знают и если уж потратят бакс – потребуют на сотню.

Чего доброго и впрямь «отработать» придётся…

Кошка насупилась.

«Отрабатывать», как какая-то привокзальная шалава… с этим «старичком»? Фу…

Лису на вид было лет за тридцать. Надеяться, что у него уже ничего не работает и, оконфузившись, он отвянет… нет, это было бы слишком хорошо и просто. Слишком уж подтянут и бодр.

Но какие-либо серьёзные жертвы в её планы не входили. Авось как-нибудь, что-нибудь…

– С чего ты взял? – Вейка иронично склонила голову на бок. Вообще подобным типам «тыкать» – язык обычно не поворачивается. Если не знать, как остро и до смешного болезненно подобные «папики» реагируют на «выканье» от тех, кто вызывает у них повышенное слюноотделение. Ведь это как ясное и наглядное обозначение разделяющей их пропасти, неприкрытый намёк, что ничего не светит.

А потому, все как один, подобные типы всё равно просят обращаться «на ты».

Так чего ж время тянуть? Получай бальзам на рану!

– Мм… Ну… Вы так одиноко стоите… И совсем без багажа, – лис не удержался и прошёлся по ней масляным взглядом. Отдельно задержавшись на провокационно сползших шортиках и на длинных стройных ножках.

– А я, может, от поезда отстала, – от этих оценивающих взглядов было неожиданно противно. Не подвернись ей утром чёртов «Вангард», как знать, может и перепало бы мужичку клубнички, но сейчас… сейчас она слишком зла на них всех. На весь этот стрёмный мир и даже себя. Ну что стоило перетерпеть голод, лицемерно отдать чёртово яблоко малышне, прогнуться под их «правила»? Не померла бы. В конце-то концов худо-бедно жратвы полосатик вполне прилично добывал. С голоду не помирали, да и яблоко… Яблоко скорее было не столько пищей, сколько символом. Один из мальчишек поделился чем-то с красивой девочкой. Ведь сам её выбрал, никто не просил! А остальным… Остальным просто завидно стало! И тощей задаваке волчице и этой куцехвостой!

Эх, как жаль, что ничего не изменить, не поправить. Ну да и чёрт с ними… Сейчас ей лишь нужно выдавить из этого старикана немного налички, купить билет и…

Терпение, только терпение!

Она как могла лучезарнее улыбнулась и лис пригласил её отобедать в вокзальную рыгаловку.

Смотрелся он в своём элитном костюме в этой пёстрой потеющей толпе столь же странно и неуместно, как брильянт в лепёшке молочной ящерицы.

И чего он забыл на вокзале?

А может, специально сидел и выглядывал вот таких, как она? Одиноких, несчастных и жалких? Таких… которых никто не хватится, а если и хватится – то не скоро и не сразу?

Вокзал.

Чем не «охотничьи угодья»?

Все оставленные, потерянные, брошенные, сбежавшие… Все они рано или поздно стекаются сюда, как в заповедник.

От пришедшей мысли вдоль загривка продёрнуло холодком, а короткая шёрстка едва не встала дыбом.

Интересно, часто ли такие типы находят здесь то, что ищут?

И насколько далеко заходят в своих …развлечениях?

Она благосклонно слушала какой-то бред о том, как ему стало её жалко, всю такую потерянную и одинокую, прям так жалко, так жалко…

Кошка на секунду и впрямь чуть было не расслабилась, чуть не поверила, что может быть просто сама – вся такая испорченная и гадкая, распущенная и циничная, что видит во всех лишь грязь и мерзость? Может он и впрямь – из самых искренних побуждений? Ну а подозрительная внешность и что-то отталкивающее в словах… Всё это просто несовпадение с её личными вкусами?

Кошка позволила увлечь себя в местный буфет, удивлённо скользнув взглядом по суетившемуся за прилавком козлику.

Обычно «копыт» на подобные должности не брали.

И потому что пальцы у них не шибко приспособлены для тонкой работы и потому что мозги работают не то чтоб шибко быстро. Не говоря уж о том, что самим травоядным возиться с котлетами из рыбы и птицы – то ещё удовольствие.

Хотя этот, суетливый, чувствовал себя, похоже вполне на своём месте. Бойко орудовал щипцами и половником. Ну а с мелочью, которой неуклюжим коротким пальцам козлика было не управиться – вполне легко справлялась бельчиха на кассе.

Липкий тип всё бубнил и бубнил что-то о том, как всё будет хорошо и просто. Она машинально поддакивала и кивала, сглатывая слюну и мысленно торопя едва ползущую очередь.

И пялилась на козлика.

Точнее, на его руки.

На неожиданно ловкие пальцы-обрубки с костяными нашлёпками заместо второй фаланги. На то, как поглядывают на козлика окружающие, на то, как покривился при виде «копыта» один из покупателей. Покривился и отошёл.

Забавно, как быстро меняется мир.

Ещё лет сто назад травоеды не имели права голоса, работали на самых чёрных должностях и получали за это считанные центы. Обращались с ними чуть ли не как с собственностью и все считали это вполне нормальным и естественным ходом вещей.

Сейчас же… ну вроде как цивилизация, равенство и всё такое.

И уже на тех, кто брезгует копытами – смотрят с осуждением. Хотя по большому счёту – всё это лицемерие и глупость. И почти половина из этой очереди хоть и не подают вида и демонстративно провожают брезгливца осуждающими взглядами, сами пялятся на козлика как на какое-то дрессированное животное.

Лицемерие. Кругом фальшь и двуличие! Весь этот чёртов мир переполнен ложью и несправедливостью.

А козлик старается и улыбается каждому покупателю.

Вот так и она – «улыбаемся и машем, улыбаемся и машем». Изображаем, что ни в жизни не догадываемся об истинных мотивах и грязных мыслишках окружающих.

Вейка отвесила липкому типу натянутую улыбку. Тот просиял в ответ и немного расслабился.

Получив поднос с дымящимися тарелками, она едва сдержалась, чтобы прямо здесь же не впиться в желанную котлету. На миг встретилась с козликом глазами. Словно только и ждал этого, «копыто» многозначительно указал глазами на лиса, расплачивающегося на кассе. Едва заметно покачал головой и поспешно отвернулся. Настолько незаметно, что кошка решила даже, что всё это ей померещилось. Хотя слащавый благодетель и так ей не нравился, но после едва заметного знака от козлика подозрения перешли в завершённую уверенность.

Если этот хмырь примелькался даже местным работникам… Ничем хорошим подобное свидание для неё точно не кончится. Но и послать его сейчас… также вряд ли закончится чем хорошим.

А ещё остро, по-настоящему сильно хотелось наконец покушать.

Тем временем, крайне довольный «уловом» лис, величественно, словно делал несусветное одолжение, извлёк из увесистого портмоне сотенную купюру и бросил на кассовую миску. Бельчиха шустро сгребла деньги, отсчитала сдачу и ссыпала в тарелочку.

Получив от козлика поднос с заказом, кошка и лис устроились за «стоячим» столиком. Сам «благодетель» заказывать для себя ничего не стал. Подперев подбородок ухоженной ладонью, лис смотрел как она, обжигаясь и давясь поглощает котлету, заедая её картофельным пюре. На безымянном пальце его поблёскивал дорогой вычурный перстень.

Конечно, полагалось бы вежливо предложить и ему. Пускай лис и сам заказал лишь одну порцию, хотя бы проформы ради поинтересоваться – отчего же сам он ничего не ест.

Но сейчас, когда челюсти сводило от вкуса и запаха, отыгрывать роль пай-девочки было тупо лениво.

Ежу понятно, что такие типы в привокзальных рыгаловках не питаются, а купленная им подачка лишь призвана убедить «улов» в чистоте и благости намерений.

Опять же, не тащить же каждую бездомную девку в приличный ресторан, а?

Хотя, нельзя не отдать должное – сомнительная на вид котлета была вполне вкусной. Более чем.

Вейка с признательностью стрельнула глазами в сторону козлика, но тот, занятый обслуживанием других клиентов, не обращал на неё внимания.

– Значит – отстала?

– Мгмгу… – с набитым ртом, обжигаясь и давясь, кошка недовольно придержала ложку.

– А с кем ехала?

– Ф пафой. Тьфу… с папой, – проглотив прожёванное, Вейка задумалась. Как бы поправдоподобнее представить навязчивому благодетелю историю… Чтоб не выглядеть вокзальной шалавой и при том ещё нужную сумму на билетик всё же выпросить?

Ну, так… Не то чтоб выпросить, а чтоб вроде как сам дал.

Хотя чёрт с ними, с деньгами. Чего доброго не пришлось бы и за этот халявный обед расплачиваться одним местом!

– Странно, что папа не остался. Я бы на его месте непременно тоже отстал. Кошмар же – родная дочь одна, в чужом городе… – лис улыбнулся ещё слащавее и противнее.

Словно смакуя ситуацию.

Вейка с прищуром глянула на него поверх тарелки. Ещё бы не отстал. Вон как за ворот рубашки пялится! Смотри, смотри…

Она обтёрла тарелку кусочком хлеба и отправила в рот. Порция была больше, чем обычная для таких заведений «микродоза» – не иначе двойная… Но оголодавшая кошка умяла это в считанные минуты.

Нестерпимо хотелось оглушительно рыгнуть на всю забегаловку, но подобная выходка никак не вписывалась в образ папенькиной дочки, в результате трагической случайности отставшей от поезда и сейчас остро-остро нуждающейся в благодетеле. Чего доброго, уяснив принадлежность собеседницы к «тёртым жизнью», чёрно-серебристый сменит манеру поведения на совсем иную. И тогда всё может стать сложнее, куда сложнее, чем пока он считает её наивной лохушкой.

Призвав остатки терпения, Вейка улыбнулась белому костюму как можно благодарней и потянулась к пластиковому стаканчику.

Лис ждал.

Теперь он уже пялился без особого стеснения, хотя высокий столик для «стоячих» оставлял на виду разве что ворот кошкиной рубахи. Но взгляд этот… как-то уж слишком жадно ползал по ключицам и ниже… Настолько липко и противно, что невыносимо хотелось взять и демонстративно запахнуть рубаху. Задёрнуть, словно театральный занавес. Застегнуть на все пуговицы и показать типу язык.

Кофе заканчивался катастрофически быстро, а тип поёрзывал и покряхтывал всё нетерпеливее.

Старательно растягивая напиток, Вейка лихорадочно прикидывала пути отступления. Покидать с этим типом вокзальную толкучку и оставаться наедине окончательно перехотелось.

И если поначалу-то мелькали мысли попробовать развести дядечку на сотню баксов за красивые глаза, то сейчас, украдкой изучая «благодетеля», она всё сильнее утверждалась в мысли, что «динамо» тут не проканает. Хоть типчик и мнётся-жмётся, явно испытывая в этой толпе некоторую неловкость… но – в движениях и манерах его отчётливо проглядывает и некая внутренняя, тщательно скрываемая жёсткость.

Чёрт его знает, что там у него в башке. И как оно обернётся, ощути этот тип, что его «поимели».

Микроскопическими глотками, как можно дольше затягивая процесс, кошка потягивала кофе и украдкой косилась на козлика.

О чём тот пытался её предупредить? Всё плохо, очень плохо или уже хуже некуда? Попробовать слинять по-тихому? С шумом и криками отшить дядечку при всей толпе? Или кинуться к ближайшему полицаю, обвинив дядечку во всех смертных грехах, включая терроризм?

Она таращилась на козлика, но «копыто» вроде бы не обращал на неё внимания и взглядом не встречался.

Зато окончательно потерявший терпение, лис, истолковал эти взгляды на буфет как желание добавки.

– Что – ещё? – буркнул он с отчётливым нетерпеливым недовольством в голосе.

По всему было видно, что терпение дядечки на исходе и ещё одна отсрочка в виде тарелки с новой порцией – его отнюдь не радует.

Но не настолько, чтобы не выходить из образа доброхота-благодетеля и не потерпеть ещё немного в надежде поймать рыбку с меньшими усилиями.

А ведь это мысль! Вейка просияла и изобразила крайнее смущение.

Мол – очень хочется ещё, просто постеснялась просить. Как и полагается скромной девочке.

Тип скривился и поплёлся в очередь.

Едва сдерживаясь, чтоб не рвануть прочь прямо сейчас, кошка поёрзала на стуле. Ответила на приторную улыбочку лиса, дожидаясь, когда тот отвлечётся на кассиршу и, молясь, чтоб он не обернулся раньше времени.

Козлик-буфетчик покосился в её сторону и вдруг с шумом и грохотом уронил поднос, заработав от очереди пару «ласковых».

Рванув прочь, Вейка выскочила из буфета и шмыгнула на третий этаж вокзала.

Здесь сновала малышня, выпросившая у мамаш и папаш пятицентовик «на автоматы» – булькающие, пищащие, испускающие затейливые трели коробки.

Перебравшись на противоположную сторону, кошка прижалась к балконной колонне и осторожно выглянула.

Белый костюм уж всяко-разно должен был заметить её бегство и терять его из виду в этой толпе… Ну – не то чтобы стоило опасаться расправы прямо в толпе пассажиров, но… Внезапно налететь на этого типа в месиве пёстрых тел – приятного мало. Чёрт его знает, чем это кончится.

И она встревоженно пялилась на дверь буфета, пока белый костюм в явном раздражении не выскочил в зал.

Завертел по сторонам башкой, словно до последнего надеясь увидеть, что «улов» не свалил куда подальше, а болтается где-то тут – совсем рядом.

Чертыхнулся себе под нос, выдохнул.

Даже глаза прикрыл, успокаиваясь.

Вот, вот. Не любила она этакие «медитации». Было в этом движении… что-то особенно неприятное. Словно ещё секунда и…

Но типчик успокоился.

Ещё раз зыркнул по сторонам и двинулся прочь – к выходу с вокзала.

Облегчённо переведя дух, она перебралась к окну у противоположной стены. Отсюда было видно краешек перрона и ватагу оборванцев, угнездившихся в нагромождении пустых деревянных коробок.

Понаблюдав за компанией, кошка покосилась на табло с расписанием прибывающих поездов. В голове её зрел план.

– Эй, придурки! – она вызывающе упёрла руки в бока и нахально уставилась на них.

Компания беспризорников недоумённо переглянулась.

– Да-да, я вам говорю, придурки! – кошка всплеснула руками. – Ну, до чего тупые!

Чумазые дети улиц нехотя поднялись. Наглый беспричинный наезд был настолько нелеп и непонятен… Да ещё от кого – ладно бы какой бугай, а то – соплячка какая-то!

– А, вы ещё и тормоза! – кошка явно напрашивалась на взбучку, но вопиющая дерзость её наскоков изумляли стайку шпаны настолько, что те двигались как-то нерешительно.

Впрочем, последняя подколка переполнила чашу лени и через мгновение вся ватага неслась за ней, а нахальная девчонка улепётывала изо всех сил. Поворот, ещё поворот.

– Стой, дура! Хуже будет! – раздухарившиеся преследователи не особо понимали зачем им эта придурочная, но уже достаточно вошли во вкус погони, чтобы отстать просто так.

Сделав почти полный круг вдоль вокзала, Вейка притормозила у очередного поворота.

Вот и поезд. Только бы сработало!

Бесстрашно показав набегающим преследователям «фак», она ринулась на перрон. Облюбованный ей поезд уже готовился к отбытию – шипел сжатым воздухом, проводники закрывали дверцы, а пассажиры и провожающие переглядывались через пыльные окошки и махали ручками.

Вейка позволила погоне сократить расстояние до десятка шагов и понеслась вдоль состава, ловко лавируя среди пассажиров.

Только бы не врезаться, только бы не попался под ноги какой-нибудь жирный неповоротливый урод!

Кошка задыхалась – сандалии, выданные Тимкой, грозили в любой момент слететь. С колотящимся сердцем она оглянулась назад – разгорячённые погоней, беспризорники не отставали. Того и гляди настигнут… и тогда… Чёрт их знает, что тогда – эту часть плана Вейка продумать не успела.

Но на её счастье первой части плана вполне хватило.

Поезд тронулся, набрал ход. Вот и облюбованная дверца, откуда торчит испуганно-растерянная баранья морда. Копыто пялился на погоню, она пялилась на копыто. Наконец взгляд проводника – барашка не сильно старше её самой – всецело сфокусировался на бегущей кошке.

И Вейка сделала жалобные глаза и просительно протянула руки. Барашек не устоял – поколебавшись, подхватил непрошеную пассажирку, втянул в вагон.

В захлопнувшуюся перед самой погоней дверь пару раз ударили снаружи, за стеклом мелькнула нахмуренная чумазая мордаха и… всё.

Разъярённые беспризорники отстали.

– Привеет, – разгорячённая бегом, Вейка кокетливо стрельнула глазками и словно невзначай навалилась на машинально обнявшего её барашка. Испуганная поначалу, мордаха проводника приобрела настолько растерянное и смущённое выражение, что Вейка едва не фыркнула.

***

«Рулетка» встретила Тимку привычным букетом винно-водочного перегара и бодяжного спирта.

Помещение притона больше походило на сказочную пещеру – с густыми слоями табачного дыма, с едва пробивающимся сквозь него тусклым, подрагивающим светом немногочисленных мутных лампочек.

С этим местом для Тимки было связано немало знаковых событий.

Здесь он подслушивал пьяный трёп жиганов и залётных фраеров, здесь постигал премудрости взрослой жизни. В голодные зимние месяцы в этой уютной пещерке всегда можно было поживиться объедками, заработать мелочишки или просто посидеть в тепле – персонал «Рулетки» его не гонял. Напротив, пока Тимка был совсем ещё несмышлёным и неприспособленным к самостоятельной жизни, его по мере сил баловали и учили уму-разуму.

В свою очередь, он тоже старался как мог – подменял тут и уборщика, и посудомойку, а со временем стал и мальчиком на побегушках. Потом подрос и даже пару раз ходил «на дело» с Бабаем и Грыжей – в роли форточника-отмычки.

А потом приглянулся Хилому, который и приобщил его к благородному ремеслу щипача-карманника. Молодой смышлёный котёнок легко и просто осваивал сложнейшие финты и хитрости профессии. Да так ловко, что немногословный и скупой на похвалу вор по-настоящему им гордился.

Пока кто-то не выпотрошил его за контейнерами торгового ряда за какие-то одному Хилому известные прегрешения.

С этого момента Тимка внезапно и окончательно стал взрослым и самостоятельным. А куда деваться?

– Эй, смотрите, кто пришёл! – проплывавшая мимо официантка нарочито толкнула его увесистым бедром.

Берта-Паровоз.

Такой же неотъемлемый атрибут «Рулетки», как водочный перегар и слоистый табачный дым.

Одно время Тимка даже всерьёз думал, что источником и того и другого в этом заведении является именно эта громогласная толстуха.

– Привет, – Тимка невольно отскочил на пару шагов, пытаясь сохранить равновесие после столкновения, и покрепче прижал к груди тяжёлый свёрток. – Как жизнь?

– Не кашляю, – гоготнула корова и перекатила внушительную самокрутку в другой угол рта. – Сам как?

– Да по-разному, – Тимка лукаво ухмыльнулся, предвкушая, как поведает рулеточной братии о своих последних приключениях. Во всех красках и со смаком. Как, открыв рты, все они будут ахать и охать, не забывая подкладывать рассказчику что-нибудь вкусненькое на тарелку.

– Ну не сбегай, расскажешь, – Берта пыхнула на него едким дымом и поплыла дальше, небрежно протаранив какого-то менее везучего посетителя мощной ляжкой. Сама официантка при этом даже не покачнулась.

Тимка скользнул в образовавшуюся прореху и относительно легко прошмыгнул к барной стойке. Натянул кепку на нос, скривил губы – ни дать ни взять уркаган со стажем. Сигарки не хватает.

Вскарабкавшись на высокий стул, похожий на насест, Тимка извлёк из кармана мятую десятку.

– Стопарик! – вякнул он как мог более «взрослым» голосом и плюхнул глухо звякнувший свёрток на стойку. Соседствующие с ним типы иронично хмыкнули и вдруг опасливо подались в стороны.

Бармен – огромный, невиданных габаритов медведь-гризли – опёрся локтем о жалобно затрещавшую стойку. Перекатил в обширной пасти зубочистку. Хмыкнул.

– Ещё чё… – медведь склонился ниже, почти уткнувшись зубочисткой в торчащий из-под козырька кошачий нос. – На ирисках перебьёшься!

– Зануда! – Тимка вздохнул с видом оскорблённой невинности и, поняв, что маскировка не проканала, сдвинул кепку на затылок. – Дай хоть пиво.

Медведь хмыкнул.

Не отрывая от стойки локоть, нашарил где-то внизу стакан и бутылку, небрежно сковырнув к?гтем пробку, и набулькал в стакан пенную жидкость.

…А затем подставил кулак чуть не раза в два крупнее Тимкиной головы, и они исполнили ритуал приветствия – тычок, поворот, хлоп-шлёп, поворот, ладонью сверху, снизу и снова кулак в кулак. Окружающие с изумлением уставились на то, как огромный медведь «ручкается» с чахлым малолетним кошаком, габариты которого едва ли превышали размеры медвежьей лапы.

– Где шлялся? – пророкотал бармен.

– Да так, дела были, – уклончиво начал Тимка, мысленно прорабатывая эффектное начало. Про то, как его схватил отряд спецназа, как он героически уложил одного, другого, третьего… и если бы не танки…

– А по жопе? – гулкий, раскатистый бас разносился, казалось, на всю «Рулетку». Причём по голосу медведя никогда нельзя было с уверенностью сказать, шутит он – или всерьёз.

– Да фу на тебя! – поморщился Тимка под смешки соседей. – Попозже расскажу. История – закачаешься.

Медведь скептически хмыкнул и отвлёкся на посетителя, отважившегося робко постучать по стойке монеткой.

– Ну? Чё стучишь? По лбу себе постучи! – гризли навис над съёжившимся псом и сердито сгрёб купюру с горсткой мелочи.

Медведя звали Медведь. И сколько Тимка себя помнил – в дни работы Медведя в баре было спокойнее, чем в полдень в центре города. Всевозможная шушера со всей Помойки, в каком бы состоянии и настроении ни пребывала, никогда не рисковала затевать в «Рулетке» серьёзных свар. А если кто-то забывался – один удар медвежьего кулака по стойке бара вызывал добрых полчаса тишины во всём заведении.

«Поручкаться» с Медведем многого стоило. Вокруг Тимки мгновенно образовалась область благоговения. А кто-то из сидящих вдоль стойки даже катнул ему стопку виски.

Впрочем, оприходовать содержимое Тимка не успел – бдительный бармен с поразительной для его габаритов ловкостью перехватил стакан перед самой Тимкиной лапой и непринуждённо отправил себе в глотку, даже не поморщившись.

Тимка насупился и хлебнул пиво.

Не то чтобы его всерьёз тянуло на спиртное, просто курево и алкоголь в его понимании были неотъемлемыми атрибутами взрослой жизни. Ведь что за мужик, который закашляется от поднесённой честной компанией рюмашки? Или от сунутой сигареты? Позор! Тренироваться надо!

Увы, пока Медведь со всем этим был не согласен, ничего крепче пива в «Рулетке» Тимке не светило. Не в дежурство Медведя, во всяком разе.

Их противостояние превратилось в своего рода игру – котёнок постоянно пытался закосить под незнакомого бармену взрослого посетителя, а Медведь безошибочно раскусывал любую маскировку. Не помогали ни надвинутые на нос кепки, ни даже вымазанная углём физиономия ни даже один раз нацепленные дурацкие усы из крашеной пакли.

Вот и сейчас, спустя почти два месяца Тимкиного отсутствия, Медведь мгновенно просёк наивные манёвры.

Потягивая пиво, кот погладил тяжёленький свёрток, прикидывая, сколько запросить за всё про всё с местных скупщиков.

По самым скромным прикидкам – выходило под штуку баксов. Вкупе с «заработанными» – вполне достаточная сумма, чтобы снять какую-нибудь не шибко навороченную квартирку на две-три комнаты. И он в нетерпении поёрзывал на табуретке, косясь на облюбованный местной бандой «альков» и собираясь с духом.

Там, в особом зале, отделённом от общего корпусом ржавого автобуса, крутились настоящие дела. Большие, взрослые дела.

На той половине Тимке доводилось бывать лишь пару раз – в роли посыльного. Найти кого или передать что-нибудь срочное. Подобное было отличным шансом войти в круг избранных, стать «своим». Пусть для начала и в статусе шестёрки, но – ведь с перспективой роста! Одно время, с приходом сюда цивилизации в лице мобильных телефонов, надобность в «курьерах» почти отпала. Но ровным счётом до тех пор, пока полиция не допёрла эти телефоны прослушивать.

В любом случае, вряд ли его с тех пор запомнили, и на тёплый приём рассчитывать не приходилось. Но и сливать пушки за гроши мелким скупщикам в основном зале Тимке тоже не хотелось. Прямой клиент, поди, побольше даст. Да глядишь, не обжулит. Хотя, даже если и вовсе ничего не заплатят, – всё равно выгода. Лишний раз примелькается серьёзным ребятам. А там как знать – может и тема какая назреет.

Собравшись с духом, Тимка сполз с табуретки и решительно потопал в зал для больших мальчиков.

– Куда? Брысь отседа! – лениво повёл глазом сидевший на страже у входа в «вип-зал» здоровенный бык. «Швейцара» покрывала густая сеть шрамов и даже клеймо за убийство. Впрочем, здесь, в подземной части Помойки это было скорее достоинством, чем «уличением» и громила носил его с неприкрытой гордостью.

– Я по делу! – Тимка приоткрыл краешек свёртка, демонстрируя «копыту» тускло поблёскивающие воронёные стволы.

Подумав несколько долгих секунд, бык допил стоявший перед ним стакан и нехотя встал. Массивная туша нависла над котом, возвышаясь на два с лишним роста. Огромная ладонь с короткими, оканчивающимися окостенелыми фалангами копыт, небрежно сгребла «товар».

С недоверием приоткрыв свёрток сам, бык смерил Тимку оценивающим взглядом, хмыкнул и потопал вглубь.

Замешкавшийся Тимка осторожно сунулся следом.

Большинство здесь присутствующих он знал заочно – Козырь, Химера, Мясо… Заправил Колоды на Помойке знали все – от скромных торговцев до правильных пацанов и малолетней шантрапы.

Колодой называла себя банда, контролировавшая Помойку и многие «темы» в городе. Как и полагается колоде, Колода делилась на четыре масти, каждая из которых промышляла своей «темой». Красные – наркотой и тёлками, а чёрные – выбиванием долгов и мокрухой. «Рулетку» облюбовали трефы, державшие тему, так или иначе связанную с избавлением кого-либо от избытков имущества по-тихому и «всухую». В смысле – без стрельбы, мокрухи и кипежа.

В каком-то роде Тимка и сам был тут «нужной масти». В том смысле, что отстёгивал с каждого щипка как раз трефам. И в этом плане соваться «к своим» было спокойнее, хотя… помнит ли Химера каждого малолетнего щипача с Помойки?

Бык подвёл его к одному из столиков, за которым резались в карты пяток тёмных личностей. Молча выгрузил на стол свёрток с пистолетами.

Тимка почтительно замер в шаге от компании.

Рослый широкоплечий волк, отложив карты, со скучающим видом извлёк из свёртка пистолет. Оттянул затворную раму, заглянул в патронник, выщелкнул обойму.

– Где взял?

– Где взял, там больше нет, – дерзко откликнулся Тимка и тут же испугался своей смелости.

Вообще спрашивать о происхождении той или иной вещицы в этой компании было не принято. И сам по себе подобный вопрос в отношении Тимки был крайне неуважителен. Хотя несмотря на это дерзкий ответ «серьёзному пацану» мог обернуться и трёпкой.

Но окружающие заухмылялись, а вертевший пистолет волк с неопределённым выражением уставился на кошака долгим взглядом.

– И чё хочешь?

– А сколько дашь?

– Сотню – хватит? – волк небрежно извлёк из карточной «ставки» одну купюру и тоже ухмыльнулся.

– За сотню ты у лохов покупай, – Тимка насупился, но сгрести пистолеты обратно не решился. В любой компании всегда есть грань, переступать которую не следует. И высказать недовольство предложенной ценой – это одно, а проявить неуважение действием – совсем иное.

Ухмыльнувшись шире, волк извлёк ещё пару купюр и добавил их к первой цене.

– За каждый! – Тимка воинственно шмыгнул носом.

– Не борзей, – предупреждающе насупился волк, но окружающие захихикали.

– Да ладно, Хоп. Не жлобься. Это Хилого пацан, – вступился за Тимку кто-то из игроков.

– Где тот Хилый? Уже давно червей кормит, – огрызнулся Хоп.

Но стопка купюр, тем не менее, пополнилась ещё семью бумажками.

Итого – тыща! За четыре ствола получалось на пару сотен меньше, чем Тимке бы хотелось, но и тыща – заработок, о котором до недавних пор он мог только мечтать!

– Хватит с тебя, – Хоп отодвинул пистолеты от края стола, показывая, что сделка закрыта.

***

Изгнанные на период уборки, Пакетик, Рик и мыш молча сидели на склоне холма.

Рик покусывал губы и вертел в руках соломинку. Мыш по обыкновению безмолвно пялился в никуда, а Пакетик созерцал закат и накручивал ручку фонаря, восстанавливая заряд истощённой за ночь батареи.

Фонарь был старый, и размеренное жужжание динамки время от времени прерывали неприятные попискивания и поскрипывания.

– Да прекрати ты скрипеть! – не выдержал Рик.

Пакетик послушно прекратил.

Рик поморщился и сплюнул. Пара дней на воле, а меж ними уже сформировалась и обозначилась явная неприязнь. С одной стороны, иронично-молчаливая, с другой – демонстративно злобненькая, истеричная.

Рик не раз порывался затеять свару, выпустить пар. Но каждый раз уродец уступал, уворачивался, не давая ни шанса раздуть конфликт и довести до… До чего-нибудь.

И каждый раз с таким видом, словно любые попытки зацепить, унизить, задеть… словно всё это его забавляло, и не более. Словно под этой своей маской смеялся над ним, Риком. Ухмылялся – то презрительно, то брезгливо. То издевательски.

И раздражение росло, копилось, ширилось. Бесило, что нет повода. Бесило время от времени накатывающее осознание, что сам ведёт себя как полная скотина. Становилось до ужаса стыдно, но вскоре накатывала новая волна раздражения, и Рик почти решался врезать по этой тошнотворной маске. Со всей дури. И пофиг, чт? там, под слоем целлофана с дырками-гляделками.

Вот и сейчас – он просто молча прекратил скрипеть. И это бесило ещё больше, чем долбаный скрип. Всё это молчаливое, непрошибаемое спокойствие.

Рик с ненавистью уставился в чёрные прорези.

«Это всё ты, ТЫ! Ты и твоё гадское яблоко!»

Не выдержав, он попытался сграбастать Пакетика за грудки, но тот без видимых усилий перехватил его руки за запястья. Перехватил так, словно стальными тисками.

Рик беспомощно трепыхнулся, раз, другой, третий. Поразительная, невозможная сила удерживала его руки практически неподвижно.

Унижение. Ощущение собственной жалкой беспомощности, никчёмности…

– Пусти! – прохрипел лис.

И Пакетик послушно разжал ладони.

Потирая запястья, Рик в ярости уставился в прорези маски.

Два чёрных косых отверстия, две расщелины, заполненные тьмой.

Пакетик чуть наклонил голову – странным, запредельно звериным движением. И лиса прошиб страх. Первобытный панический ужас, прошибающий ледяной дрожью, заставляющий шерсть взвиться дыбом.

Рик отшатнулся и нервно покосил глазом на свидетеля его позора. Чёртов мыш безразлично таращился вдаль, но можно было не сомневаться – случившееся в десятке футов представление от него не укрылось.

На крыльцо выбралась уставшая Рона. Тяжело присела, переводя дух. Ну ещё бы, полдня веником махать и оттирать старыми тряпками паутину и ржавчину с труб. Да ещё без запаса воды под рукой – практически насухо.

Почуяв какое-то нездоровое напряжение меж обоими парнями, рысь окинула их подозрительным взглядом.

Пакетик взгляд этот то ли не видел, то ли проигнорировал, а Рик изобразил вялую кислую улыбку.

Рона вздохнула.

Рыжий ловелас весь день пребывал в столь подавленном состоянии, столь явно и демонстративно страдал и мучился, что она едва сдерживалась, чтобы не подойти. Приласкать, пожалеть, взъерошить.

Нет, ничего такого… неприличного. Просто хоть как-то выразить сочувствие. Дать понять, что он не один, что всё будет хорошо.

Ей самой сейчас этого безумно не хватало.

Не хватало кого-нибудь сильного, надёжного. Который бы спас и решил все проблемы. Защитил, уберёг… Увы – где ж его такого взять?

Вокруг одни болезные, сами по уши в проблемах, испуганные беглецы.

Без прошлого и будущего.

Мальчишки да девчонки – ещё моложе её самой.

Дети.

Даже вполне себе мускулистый и сформировавшийся Рик – на деле ещё балбес балбесом.

Подперев голову ладонью, Рона вздохнула и уставилась перед собой.

Настроение за минувшие дни раз сто прыгало от «нам кранты» до «всё будет хорошо».

Первое настроение она тщательно прятала, а второе… второе демонстрировать в явном виде не хватало уверенности и решимости. Но она пыталась. Честно пыталась.

Украдкой стирала непрошеные слёзы, натянуто улыбалась и всячески изображала перед всеми бодрость духа и непреклонный оптимизм.

Вот и сейчас – улыбнулась рыжему. Неловко, неосознанно почти – «держись, мол». И сразу смутилась – не вышла ли её улыбка похожей на торжествующую?

Кошка… Язвительная и заносчивая, вызывающе нагло подчёркивающая все свои прелести и ничуть не стесняющаяся целоваться взасос при окружающих, эгоистичная самовлюблённая кошка до мозга костей была её антиподом. В ней раздражало всё – от манеры держаться и говорить, до бесстыдных и беззастенчивых обжиманцев с парнем другого вида да на глазах у всех.

Последнее бесило втройне.

Настолько, что Ронка даже испугалась: уж не примесь ли тут чего-то типа зависти? Или, упаси боже – ревности?

Что она ощущает сейчас, после потери одной, пусть не самой ценной и нужной из их спонтанно сложившейся команды?

Злость, радость, торжество справедливости?

После всего что они пережили вместе – пожалуй, только безмерную грусть.

Подумать только, вот ещё утром глядела на эту сучку чуть не с ненавистью, а сейчас – сейчас уже безумно жаль своей тогдашней несдержанности.

И того, что не погасила, не замяла вспыхнувшую ссору вовремя, что пустила всё на самотёк. Не повела себя, как полагается старшей, а напротив – ещё и вякнула что-то типа «да куда она денется». Удержала Тимку.

И вот – вечер. И их на одного меньше.

И ещё один из них по этой же причине – тоже на взводе.

Но что тут сделать, как исправить?

Да и потом, кошка вроде сама говорила, что ей есть куда пойти. Может, туда и пошла? И ей там будет лучше, чем им – никому не нужным и неприкаянным, ютящимся в этой жалкой теплушке? Ну и другой плюс – одним ртом меньше…

Устыдившись прагматичной мыслишки, Рона невольно потупилась.

Поднялась, со вздохом комкая в руках почерневшие после уборки тряпки, подхватила растрёпанный травяной веник. Искоса виновато зыркнула на рыжего страдальца. Глянула – и замерла в удивлении.

Показалось, или ответный взгляд был вовсе не столь уж и страдальческим? А скорее – оценивающим, прикидывающим?

Рона нахмурилась: взгляд Рика самым наглым образом прогуливался по её груди и ляжкам, а выражение на рыжей морде было такое, будто он сейчас представлял её голышом. И точно – словно поняв, о чём она сейчас подумала, рыжий нахал растянул улыбку шире.

Ещё и лыбится, зараза!

Рысь криво ухмыльнулась, уже без тени сочувствия. Надо ж – и дня не прошло, как потерял свою пассию, а уже другой глазки строит! Легко же они меняют объект привязанностей.

Выразительно погрозив ему веником, Рона вернулась в землянку.

Обиженный в лучших чувствах, Рик демонстративно отвернулся.

«Па-а-аду-у-маешь! Ну не очень-то и хотелось!»

В тот вечер ему не повезло дважды – «вторая попытка» с рысью, когда он вполне невинно отвесил ей шлепок пониже спины, окончилась чувствительным шлепком по морде. Этим самым веником. А попытка обиженного назло ей подкатить к вернувшейся тощей Динке – и вовсе неожиданно болезненным тычком в печень.

С видом оскорблённой невинности Рик демонстративно отвернулся носом в угол и заснул в гордом одиночестве.

***

Отвалившаяся голова, пару раз кувыркнувшись на половицах, замерла возле ног Чарли. На физиономии покойника застыла маска безмерного удивления, немного подпорченная падением: рот приоткрылся, глаза разъехались в разные стороны.

Как загипнотизированный, бурундук склонился над жуткой находкой. Помедлив, обхватил её ладонями и поднял.

Тяжёленькая. То ещё ощущение – вес на руках чужой головы.

– Чарли!!! Чарли, что ты делаешь?! – всплеснула руками Джейн. – Брось немедленно!

Но бурундук, игнорируя панические выкрики подруги, как зачарованный уставился на идеально ровный срез шеи. Ни одно известное ему оружие не могло оставить столь ровной, идеально гладкой поверхности.

Ну разве что… промышленный лазер? Но здоровенный лазерный резак – устройство размером с грузовик. Кому бы в голову пришло тащить тело несчастного для этой странной операции чёрт-те куда, а затем возвращать его обратно? Да ещё всё это – посреди военной базы? И зачем придавать трупу схожесть с живым? Не проще ли было стрельнуть в него каким-нибудь транквилизатором или, на худой конец, отравить?

Чудеса. Как и обещала Джейн.

– Чарли! – почти жалобно пискнула лисичка. – Оставь его!

– Оставить? – Чарли повернул к ней голову несчастного – так, чтобы был виден до странного ровный срез. – Вот это ты видела?

Он пошёл к ней, а лисичка попятилась. С таким ужасом, словно мёртвая голова могла вдруг ожить и вцепиться в неё.

– Бедный Йорик! – кривляясь на манер известного персонажа театральной драмы, бурундук поднял голову на ладони. И вдруг развернул и рывком приблизил жутковатую находку к Джейн: – Бу!

Тихонько взвизгнув, лисичка вжалась в стенку.

– Ты же сама хотела доказательств. Вот, бери! – Чарли истерично хихикнул.

Происходящее походило на дурной сон.

Где-то в глубине его тщедушного бурундучиного тельца словно надломился, вышел из строя какой-то предохранитель. И теперь коротышку переполняла какая-то дурацкая бесшабашность и нервная, отчаянная бравада.

– Это же голова! – пятиться дальше было некуда, и Джейн, сжав руки на груди, с ужасом таращилась в тусклые собачьи глаза, смотревшие в разные стороны.

– Естественно, голова! – Чарли хихикнул. – Дай сумку!

– Даже не думай! – Джейн шарахнулась прочь. – Это же – голова! ГОЛОВА!!!

– Да вижу я, что голова! – Чарли поднёс добычу к уху, изображая пытающегося попасть в кадр случайного прохожего. И характерным репортёрским тоном, чуть не нараспев, продекламировал заголовки: – «Ужасные эксперименты военных привели к гибели рядового Хопкинса!», «Таинственная смерть на военной базе!»

– С ума сошёл! – испуг потихоньку отступал, и к Джейн вернулась способность трезво мыслить. – Если ты притащишь Куперу голову покойника, он выставит нас обоих! А если узнает полиция… Быстро верни, где взял!

Чарли представил себе, как они с Джейн, промаршировав через обширный редакторский кабинет, торжественно вручают еноту голову покойника.

Как вытягивается рожа Купера, как вечно меланхоличное выражение сменяется маской ужаса… Может быть, он даже взвизгнет и запрыгнет с ногами на своё дорогущее кожаное кресло? Или на стол.

Чарли хихикнул.

Истерика?

Нет, всё же, как ни жаль, вариант Джейн был ближе к реальности. За подобные выходки можно и впрямь вылететь к чёртовой бабушке. А ещё ведь придётся объяснять, откуда они эту голову взяли. И, чего доброго, доказывать, что не сами подстроили смерть несчастного заради сенсации… Да и перед родными покойника как-то неловко.

Чарли вздохнул, осознавая возможные последствия всё шире и ярче.

– Положи на место, говорю! – Джейн развернула его за плечи и подтолкнула к телу дежурного, продолжавшему сидеть за столом.

Но не тут-то было – снаружи вдруг ярче вспыхнул свет, послышался быстро приближающийся топот солдат и рёв моторов.

Незадачливые горе-шпионы затравленно переглянулись и бросились вглубь здания. Многострадальную голову Чарли рефлекторно зажал под мышкой.

– Брось! – задыхаясь не то от бега, не то от страха, Джейн покосилась на отстающего коллегу.

– Ну да, щас! Чтобы все точно поняли, в каком направлении мы убежали? – прохрипел Чарли. – Отбежим подальше – спрячем.

– Гос-с-споди, вот на кой чёрт ты вообще его трогал?! – Джейн замешкалась на развилке, выбирая направление. Но врезавшийся сзади бурундук сделал выбор за неё.

– На кой чёрт я вообще с тобой полез?! – пропыхтел он, из последних сил семеня следом. Там, где длинные ножки Джейн успевали сделать шаг, коротышке приходилось делать два, а то и три. А за спиной уже звучали сердитые, испуганные голоса солдат и в здании тоже начали вспыхивать лампы.

– Вот приспичило тебе сюда лезть! Сидели бы сейчас в своих уютных квартирках, попивали кофе… – взгляд Чарли остановился на кулере. Выхватив из раздатчика пластиковый стакан, он сунул его в агрегат.

– Чарли!!! – заметив отсутствие напарника лишь через несколько шагов, Джейн всплеснула руками.

Торопливо выхлебав живительную влагу, бурундук припустил к ней.

– Нашёл время! – Джейн ухватила его за руку и, как ребёнка, потащила вперёд.

И тут с Чарли слетела бейсболка. Кувыркнулась, перекатилась и вызывающе замерла посреди коридора.

Джейн в ярости уставилась на сообщника.

От всего происходящего лисичка явно пребывала на грани серьёзной истерики. А тут ещё коллега, недолго думая, непринуждённо сунул голову покойника ей – «подержи, мол». И ринулся за своей проклятой бейсболкой.

Машинально приняв протянутый предмет, Джейн запоздало осознала, ЧТО у неё в ладонях, ойкнула и едва не выронила несчастную голову на пол. На лице у неё проступила столь богатая гамма чувств, что вернувшийся бурундук виновато-заискивающе улыбнулся и опасливо забрал «артефакт» с максимально возможного расстояния – сильно вытянутыми руками.

Едва сдерживаясь, чтобы не высказать ему всё, что накипело, Джейн яростно фыркнула и припустила вверх по лестнице. Взлетев на третий этаж, репортёры выглянули в коридор. Тупик. Точнее, вдали виднелась ещё одна лестница. Но по стенкам лестничной клетки уже гремел топот сапог.

Единственный путь – коридор, уходящий куда-то вглубь здания. И они побежали было туда, но тут… в том, дальнем конце коридора вдруг заморгали лампы. Заморгали и стали гаснуть – одна, вторая, третья…

Не все разом или группами, как произошло бы, поверни кто-нибудь выключатель. А по одной – как в фильмах ужасов.

Словно сама темнота приближалась к перекрёстку коридоров, к которому они так стремились.

Это было настолько пугающе и зловеще, что беглецы не сговариваясь сбавили ход и замерли. А затем и вовсе попятились назад.

– Это ещё что за хрень? – прошептал Чарли, боясь отвести взгляд от странного явления.

– Понятия не имею, – ещё тише прошептала Джейн. – Но я туда не хочу.

Затаив дыхание, они прижались к стенам по обе стороны коридора.

Позади, этажом ниже, топали солдаты. Впереди – непонятным образом гас свет. Казалось бы – беги себе в спасительную тьму, прячься! Но… ноги словно отказали, налились свинцовой тяжестью, приклеились к полу. И обе угрозы – явная и неявная (но не менее пугающая!) – неуклонно приближались.

– Ключи! – спохватившись, Джейн похлопала коллегу по карманам. В левом глухо звякнуло.

– Джеееейн! – едва слышно проблеял Чарли, с перекошенным лицом таращась на что-то в коридоре.

Лисичка опасливо оглянулась.

В том месте, где их коридор пересекался с другим, уже не горело ни одной лампочки. И на этом самом укутанном тьмой пятачке кто-то стоял. Какая-то огромная – головой под потолок – абсолютно, непроницаемо-чёрная фигура. Более чёрная, чем окутывающий её мрак.

Жуткий силуэт шевельнулся… и двинулся в их сторону. Совершенно беззвучно, как призрак. Лишь лампы на пути его движения гасли, чтобы за его спиной столь же беззвучно вспыхнуть вновь.

Чарли гулко сглотнул.

О том, чтобы снять это странное явление на камеру, никто из них и не подумал.

Подстёгиваемые ужасом, лисица и бурундук попятились, а затем припустили во все лопатки прочь по коридору, навстречу к солдатам.

– Всё, приплыли, – выдохшийся Чарли зашатался и обречённо привалился к стенке. – Если что – сразу ори свою фамилию. Авось не сильно отбуцкают.

Он загнанно оглянулся назад – туда, где за парой поворотов остался чёрный призрак. Но пугающее явление не показывалось.

– Ключи! – вспомнила Джейн, скользнув взглядом по номеру на ближайшей двери. – Ключи давай!

Просиявший бурундук лихорадочно запустил руку в карманы куртки. Выхватил горстку помеченных бирками железных закорючек.

– Сорок семь, сорок семь… – лихорадочно перебирая груду железячек в его пригоршне, Джейн по-девчачьи приплясывала от нетерпения. Наконец нужная бирка нашлась, и она сунула ключ в замок.

– Господи! Спасибо тебе, если ты есть! – с неожиданным пылом выдохнула она в потолок, закрыв дверь изнутри и без сил сползая вдоль неё на пол.

В коридоре протопотали солдаты.

– Ну и? Чё делать будем? – шёпотом поинтересовался Чарли. – А если эти… начнут кабинеты обыскивать? Или найдут нашу лазейку?

– Ну не убьют же они нас, если что… – Джейн опасливо отодвинулась от головы, которую Чарли пристроил под мышкой, на манер мотоциклетного шлема. – Да убери ты… это. Если нас поймают с этой башкой – точно мало не покажется.

– Куда я его уберу?! – Чарли оглядел комнату. Огромный, окружённый десятком стульев, Т-образный стол с аквариумом и настольной лампой. И допотопный несгораемый шкаф в компании деревянного «коллеги».

Лисичка прислушалась к настораживающей тишине в коридоре и решилась приоткрыть дверь.

Осмотревшись, поманила бурундука следом:

– Быстрее, пока они не начали прочёсывать кабинеты!

Репортёры шмыгнули туда, откуда поднялись солдаты.

– Тсс! – Джейн притормозила возле угла, придержав разогнавшегося коллегу.

Бурундук и лисичка высунули носы в коридор.

От угла удалялась парочка солдат. Ещё пара нервно осматривалась в противоположном конце коридора.

– Быстрее! – Джейн, как на буксире, потащила его вперёд – прямо на спины неспешно уходившего патруля.

Оторопевший Чарли даже пискнуть не успел. Да и сама Джейн выдохнула, лишь когда они резко вильнули на лестницу – буквально в десятке шагов от патруля и буквально за секунды до того, как этот патруль должен был развернуться. Но с верхнего этажа навстречу им уже тоже кто-то спускался. И горе-разведчикам пришлось ринуться вниз, на подвальный этаж. Но едва Джейн потянулась к ручке двери, как та сама двинулась навстречу.

– Ну и где эта хрень? – донеслись из коридора голоса очередного патруля.

Вытянувшись в струнку, репортёры затаили дыхание, стараясь как можно незаметнее распластаться в пространстве меж стеной и открывающейся дверью.

– Упаси боже нас это найти! – буркнул солдат, выглянувший на лестницу. – Ты видел, что эта штука сделала с Хопкинсом?

– Да он небось спал на посту, – предположил третий. – Вот его и…

– Заткнитесь оба! И молитесь, чтобы этот упырь сделал что хотел и свалил! – шикнул четвёртый.

Солдаты выбрались на лестничный пролёт и поскакали прочь, невесть каким чудом не заметив вспотевших и задыхающихся от бега репортёров.

– Мамма миа… – Чарли стёк вдоль стены, пытаясь вновь наполнить лёгкие кислородом.

– Пойдём, пойдём, пока новые не набежали! – Джейн и сама изрядно запыхалась, но оставаться на лестничной клетке было слишком опасно.

И они шмыгнули в подвальный коридор.

– Бррр… морг напоминает, – боязливо пропыхтел Чарли, осматривая потёртую, пожелтевшую от времени плитку на стенах.

– Ну так нам сюда и надо, забыл? – Джейн двинулась вглубь коридора, поглядывая на двери – стальные, глубоко утопленные в толстых стенах.

– А если… если этому… чёрному… тоже сюда? – Чарли опасливо оглянулся назад.

– Понятия не имею, что это такое, но… думаю, солдаты его спугнули, – Джейн прислушалась ещё раз. – Иначе бы уже стреляли вовсю.

– Логично, – Чарли немного успокоился. Но тут же вскинулся вновь: – А… если возле этой штуки не только лампочки, но и автоматы не работают?

– Ну… тогда орали бы! – зло буркнула Джейн. Одна мысль о встреченном в коридоре существе вгоняла в противную паническую дрожь.

Кто это был?

Чего хотел?

Один из …этих?

Нет, конечно она надеялась найти тут что-нибудь «потустороннее», но чтобы вот так… столкнуться едва ли не лицом к лицу, да вживую?!

И почему над ним гасли лампы, словно непроницаемо-чёрная фигура вытягивала из них энергию? Какие технологии могли породить это?

Тысячи «почему?» и «зачем?» путали мысли и сбивали с толку.

Так, всё!

О странном создании можно подумать и позже, а сейчас… Сейчас надо сосредоточиться на том, зачем они сюда пришли.

Подобрав ключ к одной из дверей, лисичка разочарованно вздохнула: пустая комната со сваленным в углу мусором, банками с краской, лестницей-стремянкой и ящиком каких-то инструментов. Вторая комната оказалась немногим содержательнее – чулан-подсобка, заставленная стеллажами с какими-то гайками, болтиками, пучками проводов, лампочками и прочим барахлом из хозяйства электрика. С третьей комнатой повезло больше – кабинет. Стол, стул, шкафы. В четвёртой нашлось ещё несколько шкафов – на этот раз стальных, но со стеклянными дверцами.

Репортёры с надеждой сунулись туда, надеясь увидеть части расчленённых инопланетян или, на худой конец, жутко изуродованные эмбрионы – плоды безжалостных экспериментов и преступлений перед правами мирного населения. Но к их немалому разочарованию, банки были в большинстве своём пусты. Либо в них плавали какие-то совсем неинтересные и скучные ошмётки.

По закону подлости та комната, к которой столь сильно стремилась Джейн, нашлась почти в самом конце коридора.

Пара стальных столов, хирургические лампы над ними, шкафы со стеклянными и цельнометаллическими дверцами. И сооружение, подозрительно напоминающее камеры хранения на вокзале.

– О, трупарня! – Чарли с напускной бравадой прошёлся по помещению, посветил фонариком камеры в лишённый двери проём. В смежной комнате располагалось то, что патологоанатомы называют «холодильник», а Чарли с лёгкой руки окрестил «трупотекой».

С непринуждённостью домохозяйки, проводящей инвентаризацию на кухне, бурундук картинным жестом потянул на себя крышки холодильника.

Длинные поддоны выкатились на всю длину, и впрямь напомнив ящики некоей чудовищной картотеки.

Большинство из них пустовало, но в нескольких покоились тела.

Солдат-пёс без видимых повреждений и какой-то штатский. Нарезанный ломтиками тем же странным инструментом, что и бедолага-дежурный, голову которого они невольно прихватили.

Ломтики были аккуратно сложены в нужном порядке, образуя почти целое тело койота. Но пары кусочков не хватало.

– Хренасе… – Чарли вскинул камеру, взял в объектив чудовищный «конструктор» и затем снял крупным планом идеально ровные срезы. Ломтики были разных размеров и форм, словно несчастного раз десять рассекли чем-то типа катаны. Да настолько быстро, что упал он уже потом. Упал… и развалился вот на эти самые кусочки. Которые кто-то потом собрал и заботливо расположил в форме тела. А в процессе потерял левую коленку и правую ступню.

– Мда. Однако, – Чарли потрогал пальцем кусок ноги. Подмороженная плоть всё ещё завёрнута в ткань шорт – несчастного расчленили прямо вместе с одеждой. И всё те же идеально, неестественно ровные срезы.

Набравшись храбрости, Джейн потянула на себя самые верхние ячейки, достать до которых коротышка-бурундук не мог.

– Чарли… Чарли? – отстранилась она, позволяя коллеге рассмотреть находку. Точнее, край находки, так как низкий рост повелителя видеокамер не позволял ему толком разглядеть тело. Но и вида снизу было вполне достаточно, чтобы опознать нечто с той самой похищенной фотографии: пятипалая рука с белёсой кожей и плоскими, почти атрофировавшимися недокогтями.

Лисичка и бурундук переглянулись.

– Вот это, что называется, в яблочко! – Чарли воодушевлённо повёл камерой, снимая вскрытое тело, насколько позволял рост. – «Шимп-мутант из подземелий Бричпортского метро!» Или нет: «Военные исследуют инопланетян!» Помнишь, как тот ролик с пластилиновым гуманоидом?

Джейн молча забрала у него камеру и поснимала с высоты своего роста.

Вытаскивать тело она не решилась – почти лишённая меха, покрытая лишь редкими, почти незаметными в полумраке волосками, кожа покойника производила столь же мерзкое и пугающее ощущение как безволосая морда шимпа. Или голый крысиный хвост.

Разбитое в лепёшку лицо, вдавленная от удара грудная клетка… Увечья покойника не позволяли представить внешность этого существа в полной мере. Ростом создание было футов пять с хвостиком. Что странно. Фигура шастающего по базе гостя, встреченная ими ранее макушкой упиралась в потолок. Футов восемь, если не больше!

Неужели и там, под пугающей непроницаемой чернотой, скрывалось нечто подобное?

С момента смерти существа на полке прошла уже без малого неделя, и от покойника, несмотря на холодильник, заметно попахивало душком разложения.

Преодолевая рвотные позывы, Джейн отсняла руки мертвеца – такие похожие и одновременно непохожие на узловатые пятерни шимпов. Отсняла и тело – от разбитого в лепёшку лица до странных уродливых пяток на длинных, неестественно прямых ногах. На белёсой шкуре там и сям виднелись зловещие разрезы – тело явно вскрывали. И, может быть, даже не один раз.

Эх, добраться бы до отчётов! Но обшаривать шкафы в поисках материалов по вскрытию – дело заведомо безнадёжное. Такие бумажки тут же уходят на стол начальству, да в секретные архивы.

Искать их тут, на этой базе, можно не одну неделю. Вот только местные обитатели вряд ли оставят им с Чарли достаточно много времени на это.

И словно в подтверждение её мыслей в коридоре снова затопали – два или три солдата пробежали мимо двери морга.

Замерев на секунду, репортёры переглянулись и облегчённо выдохнули. Но стоило им перевести дух, как солдаты протопотали обратно.

Настороженно подойдя к двери, Джейн приложила ухо к замочной скважине. В коридоре уже не топали – напротив, повисла какая-то странная, гнетущая тишина. Неестественная, удушливая. Того сорта, как бывает, если плотно-плотно заткнуть уши.

Джейн обернулась к напарнику.

Прикидывая, куда бы спрятаться, окинула комнату встревоженным взглядом. Скудное количество мебели не оставляло особых шансов на укрытие. Разве что…

– Ну что там? – Чарли осторожно задвинул ящики холодильника и крадучись приблизился к ней.

– Тихо.

– Странно, – бурундук навёл на неё фонарь камеры, беззастенчиво разглядывая туго обтянутую брючками задницу. Подумал и включил запись.

– Чарли? Чёртов маленький озабоченный зас… – Джейн сердито обернулась, но тут же замерла.

Фонарь в её руке и фонарь камеры вдруг синхронно мигнули.

Охотники за сенсацией переглянулись. А фонари моргнули ещё раз, ещё и вдруг погасли. Сталкиваясь друг с дружкой, лисица и бурундук заметались по комнате в поисках укрытия.

Наткнувшись на какое-то полотнище, Джейн нащупала один из столов и швырнула тряпку поверх, на манер скатерти. Теперь в этом «домике» можно было спрятаться – если не полностью, то хотя бы частично. Не бог весть что, но авось проканает. Только бы не кончилось это сегодняшнее абсурдное, неприличное прямо-таки везение.

Затаив дыхание, они скорчились под столом, с замиранием сердца пытаясь уловить в непроглядной тьме хотя бы звук. Но тишина нависла такая, что от неё звенело в ушах. И в этой абсолютной, ватной тишине вдруг беззвучно открылась дверь. Ни скрипа, ни шороха – просто в непроглядной черноте обозначился на миг едва заметный серый треугольник. И на фоне него – уже знакомый непроницаемо-чёрный силуэт. А затем дверь так же беззвучно закрылась, оставив их наедине с жутким безмолвным призраком. В тёмной, абсолютно тёмной комнате.

Рассмотреть что-либо в этой кромешной тьме было нереально. И Джейн зажмурилась – как тогда, в детстве. Когда, засыпая, частенько укрывалась с головой. По-детски наивно надеясь, что «тот, кто прячется под кроватью» не найдёт её и не тронет, стоит лишь спрятаться под одеялом, укрыться с головой, оставив только крохотную щёлочку для свежего воздуха.

Вот только спасительного одеяла тут не было. Была лишь тонкая плёночка век, отделяющих остатки её самообладания от разгуливавшего по комнате ужаса. И бешено колотившееся сердце – удары которого, наверно, было отчётливо слышно и в коридоре. А ещё был Чарли, который нащупал её ладонь и осторожно сжал – не то пытаясь ободрить, не то сам ища ободрение.

Джейн отчаянно дрожала.

И чем дальше, тем сильнее и страшнее мерещились сцены. Казалось, чудовище давно нырнуло под наброшенное на стол полотнище и сейчас сидит себе на расстоянии вытянутой руки и таращится на них. А то и вовсе приблизилось к ней нос к носу и только и ждёт, чтобы она открыла глаза – желая увидеть в них предсмертный ужас жертвы.

Напряжение становилось невыносимым – она уже практически осязала присутствие монстра перед собой. К горлу подкатывал истошный вопль. Мучительно хотелось открыть глаза, завизжать во всю глотку. Оглушительно, истошно.

Но с другой стороны – до сих пор ведь монстр их не тронул. А значит – ещё не заметил. И, может быть, не заметит вовсе. Надо только потерпеть. Ещё чуть-чуть, ещё немного.

Прошла вечность, и лисичка всё же решилась приоткрыть глаз. Вокруг было всё так же угнетающе темно и пугающе бесшумно. И она зажмурилась вновь, на ещё одну небольшую вечность. А потом, когда вновь решилась открыть глаз, увидела вдруг, что комнату заливает ровный, уютный свет фонарика. И камера Чарли также мигает огоньками. А бурундук, как и она сама секунду назад, отчаянно жмурится, никак не решаясь открыть глаза.

Джейн улыбнулась – настолько комично выглядела физиономия напарника, тот словно спал и видел плохой сон. Ушки подёргиваются, губы подрагивают, то обречённо поджимаясь, то приоткрываясь, словно он уже готов заорать и сдерживается из последних сил.

Джейн прислушалась ещё раз – ватная, угнетающая тишина сменилась тишиной нормальной, обычной. В которой слышно собственное дыхание и даже едва различимый звук разлепленных пересохших губ.

– Чарли, – тихонько окликнула напарника Джейн. – Он ушёл.

Бурундук открыл глаза. Ошалело повёл ими по сторонам, словно боясь поверить в то, что угроза миновала.

Но зловещего любителя темноты в комнате и впрямь видно не было. И Чарли облегчённо перевёл дух.

Не заметил? Или заметил, но ничего не предпринял? Но – зачем тогда приходил?

– Чёрт. Чтоб я ещё раз полез в твои авантюры… – Чарли отряхнул колени и подобрал с пола камеру. Потыкал кнопки. В раздражении повертел кольцо перемотки. – Чёрт, чёрт, чёрт!!! Да что ж это… Ну… Мля… Эта фигня размагнитила нам кассету!!!

Он выщелкнул пластиковый прямоугольник, осмотрел и вставил вновь. Приник к видоискателю, словно всё ещё не в силах поверить.

– Не, ну вот же гадство! Это ж надо!

– Успокойся. Ну давай ещё раз отснимем. Гвоздь программы-то никуда не… – выдвинув ячейку с телом мутанта, Джейн осеклась. Тела как такового не было. Вместо него железный поддон был присыпан кучкой чего-то отдалённо напоминающего пепел.

– Твою же мать… – Чарли стиснул кулаки. – Ненавижу эту штуку!

Обессиленная от переживаний и приключений, Джейн сползла на пол, привалившись спиной к «трупотеке». Нержавейка приятно холодила плечо и висок.

Лисичка страдальчески сморщилась – никогда ещё она не была так близка к победе. И никогда ещё разочарование не оказывалось столь сильным и болезненным. В её жизни вообще было мало разочарований, а тут…

Аж в глазах защипало с досады. Джейн зажмурилась, чтобы не расплакаться.

Чарли с сочувственным видом присел напротив.

И тут в коридоре вновь послышался топот.

***

Открыв дверь прозекторской, пара солдат скользнули в темноту, выставив вперёд стволы автоматов с пристёгнутыми к ним тактическими фонариками. Осмотрели помещение, ткнули в выключатель.

Щурясь от мерцающего света, который здесь был куда ярче обычного, генерал и сопровождавший его белый халат вошли внутрь. Следом ввалилось ещё пяток солдат, рассредоточившихся по периметру комнаты.

Беспокойно поглядывая по сторонам, хорёк просеменил к выдвинутой из холодильника ячейке, мрачно уставился на рассыпанный по ней пепел.

Паркер приблизился и взглянул на полку. Хотя нужды в этом особо не было – по изменившемуся в лице учёному уже было понятно, что тела он там не увидит.

Бультерьер заложил руки за спину и едва слышно вздохнул. Ожёг мрачным взглядом съёжившегося «ботаника» и развернулся к солдатам. Помедлил, пошевелил бровями и решительно направился прочь.

Солдаты, бдительно поводя по сторонам автоматами, потянулись следом.

Через пару минут тишины две других ячейки «трупотеки» осторожно приоткрылись. И дрожащие от холода репортёры попадали на пол.

***

План сработал – на все сто. Она и её бесплатный билет до родного городишки сидели в двухместном служебном купе и пили обжигающий чай с душистыми печенюшками.

Она как раз закончила изложение давно заготовленной истории про «Девочку, Отставшую от Поезда» – такой трогательной, что аж у самой слёзы на глаза навернулись. И было даже несколько обидно, что единственный слушатель этого театра одного актёра по ходу дела пропустил мимо ушей б?льшую часть повествования. Впрочем, у проводника было оправдание – барашек трогательно смущался и так невинно отводил взгляд от её выставленных напоказ прелестей, что это даже заводило.

Невольно вспоминался собственный Первый Раз. Когда «это» ещё казалось ей чем-то этаким… возвышенным таинством, пробивающим до дрожи, вызывающим томление, щекотное, ни с чем не сравнимое ощущение где-то возле сердца.

Когда от каждого прикосновения то мурашки, то жар, то холодок.

Когда к этому действу относишься с придыханием и вожделением, словно это событие всей твоей жизни, одно из самых важных, самых ярких, самых нужных.

Падение в сказку.

Когда это ещё можно назвать «заниматься любовью». Хотя само по себе это словосочетание всегда вызывало у неё подспудное отторжение, неприятие и мерзенькое такое послевкусие.

Заниматься можно сексом.

А любовь… она либо есть, либо нет.

Хотя – какая, к чёрту, любовь? Просто тяга к обладанию куском мяса определённой формы. Чтобы с сиськами, жопкой… мускулистым рельефным животиком… ну и всем остальным.

Поначалу она, как и все, верила в это наивное слово. Но повзрослев (а взрослеть пришлось рано), научилась принимать реальность без глупых иллюзий.

И вот сейчас этот милый наивный мальчик, так забавно вздрагивающий от положенных ему на колени девичьих пяток, так растерянно и непередаваемо смущённо вскидывающий на неё глаза… Старательно и пугливо отводящий взгляд от груди, едва прикрытой вырезом рубашки и вульгарно подчёркнутой тугим узлом…

Нет, малыш явно ещё ни разу не был с женщиной.

Иначе дотронулся бы до её ног не столь благоговейно и мягко. Не после такой долгой паузы, когда решился было, но… всё же ещё раз помедлил.

И уж точно не ограничился бы массажем ступней, а пополз ладонями выше и выше – туда, где тугие джинсовые шортики едва держались на узких бёдрах. Потянул бы их вниз, приподнимая и помогая улечься поудобней. А потом…

Увы – она лежала на подушке, прихлёбывая чай вприкуску с печенюшкой. А он… он всего лишь разминал её стопы. Без поползновений на что-либо большее.

Кошка едва не фыркнула в чай, представляя, какое лицо было бы у паренька, если бы он знал, что за картины пронеслись сейчас в её головке – аж внизу всё намокло.

По уму, давно бы стоило отблагодарить малыша за халявный проезд, чай с печеньем и вообще… Ну и самой, конечно, получить долгожданное удовольствие… Тем более что секса с «копытом» у неё ещё не случалось. Последнее время с этим делом вообще как-то не складывалось.

И горячий чай, массаж ступней и уютная подушка, на которой она покачивалась в такт постукивающим колёсам… и все вольные или невольные фантазии – всё это, наложившись одно на другое, стянулось горячим, пульсирующим узлом – там, внизу.

Захотелось.

Сильно, жёстко…

Но… паренёк был столь трогательно заботлив и невинен… А она ощущала себя такой… ну не то чтобы испорченной и гадкой… скажем, просто «взрослой».

Уже набравшейся некоторого цинизма и растерявшей то, что когда-то заставляло относиться к сексу слишком серьёзно.

И вот итог – подумать только… Перейти к конкретике, что называется, рука не подымалась. И даже нога, шаловливо поёрзывающая на бедре барашка, никак не желала сползать поближе к предмету главного её интереса.

Уфф… Пусть лучше уж всё идёт своим чередом. Малыш ещё встретит мисс-копыто, лишится с ней невинности, переживёт всё то, что предшествует первому разу. Так волшебно, как повезёт.

И, дай бог, долгие-долгие годы будет верить в любовь. В ту, какой она рисуется в красивых фильмах и сопливо-романтических книжонках. Может быть, даже до самой старости.

Хотя – с тем же успехом запросто лишится девственности с какой-нибудь другой «пассажиркой» в следующем же рейсе. С той, которая не постесняется надкусить это яблочко небрежно и походя. Получить своё мимолётное удовольствие и навсегда исчезнуть из его жизни.

Увы – лично у неё, к немалому собственному удивлению, так почему-то не получалось. Не в этом случае.

Хотя непроизвольные мысли о том, чтоб забить на все глупости и позволить этому барашку позаботиться о её дальнейшей судьбе, конечно же, мелькали.

Представлялась крошечная квартирка на какой-нибудь городской окраине, унылые серые будни в ожидании отсутствующего по многу дней мужа. Тесный, удушливый «семейный бюджет» – ведь на зарплату проводника на широкую ногу не поживёшь… И, разумеется, вялотекущий хронический конфликт с его мамашкой.

У таких вот мальчиков просто не может не быть ворчливой и властной мамашки.

Старомодной, пропахшей нафталином бабульки в бигудях или воткнутых в причёску спицах.

Бабульки, которая автоматически возненавидит любое существо женского пола, посмевшее покуситься на её «сокровище».

Бррр.

Вейка не сдержалась и фыркнула.

Барашек, впрочем, принял её фырк всего лишь за реакцию на щекотку – вот уже минут пятнадцать он осторожно разминал её грязные пятки и получал от этого процесса едва ли не большее наслаждение, чем она сама.

А кошка млела, нежилась на подушке и боролась с нарастающим желанием прямо на глазах у парня запустить лапу под тесные шортики. И неизвестно, сколько бы ей удалось ещё сдерживаться, если бы поезд внезапно не начал сбавлять ход.

– Остановка, – спохватился барашек. Деликатно переместил её пятки на лежак и выскочил из купе, прихватив тряпку. – Я скоро!

Вейка ответила ему рассеянной улыбкой.

Остановка. Как кстати! Минут пять или даже больше… Кошка томно потянулась, расстёгивая пуговичку шорт и устраиваясь поудобнее.

***

Под вечер зарядил дождь – не прежний, накрапывающий, а полновесный мощный ливень. С тугими упругими струями, вбивающими в землю высокую траву.

Пакетик сидел у порога в землянку, не обращая внимания на секущие струи. Тяжёлые капли нахлёстывали по плечам, шумно барабанили по макушке маски.

Убраться внутрь, в тепло и относительный уют землянки, он упорно отказывался. Не помогали ни увещевания Роны, ни робкие попытки бельчат увлечь его внутрь под руки.

– Простудишься – пеняй на себя! – в который раз буркнула рысь и сдалась.

Вид согнувшейся под ливнем фигуры причинял ей почти физические страдания.

Но упрямец не реагировал ни на какие аргументы, а тащить его силой… Есть же предел и её терпению. Не хочет – да пусть мокнет! На здоровье!

– А Тим скоро вернётся? – озвучил кто-то из бельчат витавший в воздухе вопрос.

– Наверное, – мрачно буркнула Рона и вздохнула. И без особой уверенности продолжила: – Когда дождь кончится. Переждёт и вернётся.

И покосилась на остальных обитателей землянки, словно ища поддержки.

Обиженный на всех, Рик демонстративно лежал носом к стенке и делал вид, что спит. Динка и мыш оккупировали дальние углы, и в темноте разобрать, спят они или нет, было невозможно.

Четвёртый день их вольной жизни.

Рона плотней прижала к себе близняшек и вздохнула.

Думать о будущем не было никакого желания. Ни в одном из реалистичных вариантов ничего хорошего их не ожидало. Только страх и безысходность.

Наверное, нечто подобное ощущал любой из них. Наверное, точно так же попросту отгоняя от себя мрачные предчувствия и мысли о завтрашнем дне.

– Надо устроиться на работу. Куда-нибудь… – ни к кому конкретно не обращаясь, озвучила Рона давно напрашивающуюся мысль.

– Кем? – после затянувшейся паузы подала голос волчица.

– Ну… продавщицей там. Или официанткой. Или ещё кем, – Рона осторожно пожала плечами. – Жить-то как-то надо.

– Ага. Особенно этот, красавец… – шевельнулся в своём углу Рик, явно имея в виду второго лиса. – Самое оно – на продавца или официанта.

Пакетик чуть повернул голову, обозначив, что понял, о ком речь. Подавленно нахохлился.

– Ну… он пусть дома сидит. По хозяйству, например, – Рона с сочувствием покосилась на мокнущего снаружи лиса. – А вот ты – мог бы тоже куда-нибудь устроиться.

– Ага. Будем вкалывать, а он на всём готовеньком, дома, – буркнул Рик.

– Ну что ты… – Рона затруднилась с поиском подходящего слова. Обижать никого не хотелось, напротив – любые трения сейчас, после ухода Вейки, вызывали у неё почти физическую боль. – Придумаем что-нибудь.

– Ну-ну, – Рик вновь отвернулся.

Повисло неуютное молчание.

– Надо держаться вместе, – упрямо буркнула рысь. – Так проще. Так всегда проще.

Возражений не прозвучало, и она продолжила:

– Мы обязательно выкарабкаемся. Всё наладится, вот увидите.

– Разумеется. Никто и не сомневается ни разу, – ехидно буркнул Рик. – А эти… из лаборатории… уже давным-давно про нас забыли.

– И с этим как-нибудь разберёмся, – как можно более уверенно выдала рысь. – Вон, уголовники некоторые, бывает, всю жизнь в розыске. И ничего.

– Так то – уголовники, – поморщился Рик. – У них и бабло, и связи… А у нас? И вообще – этого вон по-любому не спрячешь. И документы ему не сделаешь – там же фотография.

Лис в очередной раз кивнул на Пакетика.

– Да что ты к нему привязался! – с неожиданным раздражением вскинулась волчица. – На себя посмотри!

– О, ещё одна защитница обездоленных, – презрительно скривился лис. – Сидите, надейтесь, что кошак вернётся. Если он ещё не забыл про нас.

– Да заткнись уже, – не выдержала Рона. – Он вернётся.

– Ну да, ну да, – вздохнул Рик. – Разумеется, вернётся. Я ж видел, как он на тебя пялится.

Ронка почувствовала, что безудержно краснеет. Одно дело, когда ощущаешь этакое внимание от кого-то… и стараешься себе, стараешься, держишь дистанцию, полагая, что никто не видит ничего лишнего, – а потом вдруг на тебе. Оказывается, все всё видят. И более того – ехидно этак комментируют!

– Ты б его приласкала, что ль, – посоветовал Рик. – Вон как пацан старается.

– Иди в… – вспомнив о бельчатах, Рона оборвала фразу. – Ты омерзителен.

– Ещё день назад ты так не считала, – не унимался лис. – Что, правда глаза колет?

– Он просто… – Рона вновь затруднилась с подбором слов. Друг? Соучастник, товарищ по несчастью? Прозвучало бы как-то пафосно, да и нелепо.

– Да, он – «просто», – ехидно хихикнул Рик. – Мы все тут – «просто».

Рона вздохнула.

Поплотней обняла пригревшихся у её боков бельчат.

– Не, а серьёзно. Почему не? Дело полезное. Не говоря уж о том, что приятное, – не унимался лис. – Эх, вот я бы щас кому-нить…

Рик мечтательно вздохнул, издав губами затейливое чпоканье.

– Знала бы, что ты за фрукт… – начала рысь.

– Что – не открыла бы клетку? – предположил Рик, припомнив обстоятельства их бегства.

– Да нет… – Рона стушевалась.

Предположение было… обидным.

– Ну а чё тогда? Я весь такой плохой только потому, что говорю вслух то, что не принято говорить вслух? – Рик хихикнул. – Дебильный обычай. Кругом лицемерие. Делать вид, что каких-то слов вообще нет, что какие-то мысли никому не приходят в голову. Делать всё правильно, как принято. Натужно казаться лучше, чем ты есть. И всё потому, что стадо лицемерных ничтожеств, не сговариваясь, решило: так принято, а вот так – не принято!

Внезапно философский вывих беседы заставил рысь и волчицу озадаченно покоситься на лиса. Не остался безучастным даже мыш – нос его, торчащий из капюшона куртки, едва заметно повернулся в направлении болтающих.

– Ну… может быть, оно не просто так – «принято»? – подала голос Динка. – Может, так… мы хоть немного становимся лучше?

– Ой, я тя умоляю, – Рик раскинул руки. – Становимся лучше от того, что не употребляем слово…

– Рик! – одёрнула рысь.

– А что такого? – Рик покосился на бельчат, с интересом прислушивавшихся ко «взрослому разговору». – Дети? Ты думаешь, они не знают этих слов? Эй, малявки, вы же знаете?

Бельчата покосились на рысь и покачали головами.

– Да лана? – хохотнул Рик. – Я в ваши годы знал.

– Ну кто бы сомневался! – сердито буркнула рысь.

– Не, серьёзно, вы что – на улице не гуляли, телек не смотрели, росли на грядке? – Рик перекатился на живот и с интересом уставился на близняшек. – Или, может, в лаборатории?

Близняшки насупились и не ответили, плотнее обхватив рысиные бока.

– Рик, ты идиот! – резюмировала из своего угла волчица.

– Не, ну в натуре. Детский сад какой-то, – закатил глаза лис и со вздохом перекатился обратно на спину. И тоном просветителя продекламировал: – Секс, детишки, это когда трахаюцца. То есть, это… Это клёво! А ещё есть много других слов: «жопа», «х…»…

Рона метнула в него старой тряпкой, но рыжий нахал лишь захихикал. Продолжать перечень, впрочем, не стал.

– Вон у Ронки спросите, да, – и, покатываясь от хохота, не удержался от подначки: – если она, конечно, сама знает.

Волчица и рысь переглянулись. Рысь стоически закатила глаза – «идиот, мол, что с него взять».

– Любые слова состоят из всё тех же букв. Это просто набор букв, само по себе слово не может быть плохим или хорошим, – продолжил разглагольствовать Рик. – Всё зависит от смысла, который в него принято вкладывать. Но ведь смысл этот придумываем мы сами! Вы в том числе! И если вы считаете какое-то слово плохим – значит, вы уже знаете этот его «плохой» смысл. А раз знаете – значит, уже поздно косить под «мы выше этого». Значит – что? Всё это – тупое лицемерие. Бессмысленное и глупое. От того, что то или иное слово будет реже звучать вслух, оно не перестанет звучать в мыслях. И его не станут знать и использовать меньше – ни через год, ни через сто лет. Ну – разве нет?

– Но это же не повод применять их всегда и везде! – не слишком уверенно возразила рысь.

– Может, и не повод, но… – Рик воздел руку вверх и неопределённо покрутил ладонью. – Но вот что забавно: из этих слов порой состоят мысли. А ещё «неприличные мысли» могут состоять и из вполне приличных слов. И есть они у всех. Не может быть, чтобы не было! Непроизвольно появляются!

– У меня – нет! – нахмурилась Рона.

– Да ладно? Неужто ты никогда не думала ни о чём… этаком? Ну хоть голышом-то кого-нибудь точно представляла. Думала о том, какой он «там»? – Рик омерзительно захихикал. – Вот сейчас ты, например, наверняка представила меня… Да?

Рона швырнула в него веником, но это вызвало лишь новый приступ хохота.

– Ты плохая, ты очень плохая девочка! – сквозь смех выдавил Рик. – Кстати, могу обещать, что реальность могла бы быть куда приятнее твоих фантазий.

И вдруг осёкся – сидящий под ливнем Пакетик повернул голову так, что одна из глазниц бесформенной маски уставилась на него, Рика.

– Ну, а ты чё пялишься? – с вызовом буркнул лис. – Чё-то хочешь сказать? А? Не слышу!

Он дурашливо приложил к уху ладонь.

Пакетик поднялся, развернувшись ко входу в землянку, качнул головой, отчётливо хрустнув шеей и явно намереваясь утихомирить разошедшегося лиса хорошей взбучкой.

– Эй-эй-эй! Тихо тут! – Рона поспешно встала между мальчишками. – Драки нам только и не хватало!

– Да ладно, – Рик неприязненно отвернулся. – Солдат ребёнка не обидит.

Девчонки скривились.

– Какой же ты урод, – буркнула Динка.

– Ты зрение давно проверяла? – огрызнулся Рик. – Урод у нас там, снаружи.

Пакетик отвернулся и вдруг побрёл прочь.

– Эй! – выбираться под ливень до ужаса не хотелось, но допускать ещё один откол от их компании Рона категорически не собиралась.

Выскочив под дождь, она кинулась за лисом, догнала, вцепилась в локоть. Пакетик замер и весь как-то скособочился.

– Послушай… Ну ты же меня слышишь? Да? – Рона забежала вперёд, ёжась под колючими холодными струями.

Пакетик кивнул.

– Не уходи. Пожалуйста! – Рона обежала его вокруг, попыталась заглянуть в прорези маски, но рассмотреть в них что-либо не удавалось и при свете дня. Не то что ночью, в грозу и ливень.

Где-то неподалёку полыхнула молния – выхватила на миг угловатый силуэт в жуткой маске.

Оглушительно громыхнуло – раскат грома донёсся лишь через несколько секунд.

Пакетик осторожно попятился, медленно, но решительно высвобождая руки из её ладоней.

Рона вцепилась в него сильнее, но это было всё равно что пытаться удержать трамвай.

Осторожно, но неумолимо высвободившись из хватки, он вдруг взял её руки в свои. Приподнял, наклонил голову… словно собирался не то уткнуться в её ладони носом, не то поцеловать. Пахнуло гнильцой, и Рона непроизвольно дрогнула, чуть отстранилась. Запоздало устыдилась, опустила взгляд, вскинула вновь. Не удержалась, снова отвела. Сердце заполошно забилось – на миг в голову полезли все те «невольные плохие мысли», о которых с таким азартом рассуждал Рик.

Пакетик осторожно выпустил её ладони и сделал шаг назад.

– Не уходи! – Рона шагнула следом, поскользнулась на размякшей кочке, едва не рухнула, но лис успел подхватить, удержать… Хотя тут же снова отпустил её руки, словно испугавшись самого себя. И вновь шагнул назад. Ещё раз, и ещё.

Но – как-то медленно. Не то раздумывая, не то ожидая чего-то ещё.

Вот только – чего?

До нитки промокшая рысь обхватила себя руками и робко шагнула следом. А Пакетик вновь шагнул назад. И опять замер, словно сдерживаясь. Сдерживаясь из последних сил, отчаянно и безнадёжно проигрывая какое-то противостояние с собственным телом. Его корёжило и трясло, колотило крупной дрожью. Он всем своим видом показывал, как хочет бежать, бежать прочь, куда-то в ночную грозу. Из-под маски доносились какие-то странные утробные звуки – не то несчастный уродец пытался что-то сказать, не то сдерживал отрыжку.

И – ждал.

Совершенно точно чего-то ждал, как же она сразу не поняла!

Как озарение очередной вспышки-молнии, пришло понимание: вопрос.

Он ждал «правильный вопрос».

Что-то, что позволило бы ему ответить кивком или мотанием головы – тем единственным способом, что был ему доступен в плане общения.

– Ты же… вернёшься? – Рона окончательно продрогла и промокла, но изо всех сил старалась не показывать, как непередаваемо сильно ей хочется наконец нырнуть обратно в уютную тёплую землянку.

Казалось, что прошла маленькая вечность, что беспощадный ливень вот-вот начнёт срывать мясо с её костей… Но девчонка упорно стояла под стенами воды, сдерживая крупную дрожь. И уродливая целлофановая маска всё же обозначила кивок.

«Вернусь».

– Обещаешь?

Пакетик кивнул вновь. Кивнул для верности ещё раз, решительнее – и вдруг сорвался. Размытым от скорости силуэтом канул во тьму, заставив Рону изумлённо вытаращиться вслед и забыть на миг о хлещущих с неба колючих струях.

***

Тварь клубилась в каморке, осторожно дотрагиваясь до спящих и неспящих, сочилась сквозь их тела незримым дымным чадом. Заглядывала в сплетения их мыслей, эмоций и чувств, извлекала нити, отслеживала, анализировала. Перебирала цепкими лапками – как паучок паутину.

Компания таяла. И это порождало скуку.

Хотелось развлечений. Новых, ярких эмоций, внезапных изящных мыслей, хитрых узоров взаимосвязей. Сейчас, однако, общий узор всех светлячков изрядно побледнел и померк. И это почему-то вызывало что-то похожее на грусть. Хотя нет, не грусть… Скорее… дискомфорт, как при ощупывании во рту двух пустых дёсен. Где когда-то были зубы, а сейчас осталась только пара гладких пустых ямок. Которые так и тянет потрогать языком, пощупать, обследовать.

Омерзительно.

Как и любые физиологические ощущения.

Как любой ущербный кусок плоти.

Тьма знала, что светляки вернутся – ничто в их мысленном узоре не свидетельствовало об обратном. Но сейчас… Сейчас их отсутствие всё равно вызывало дискомфорт.

И дискомфорт этот становился всё сильнее – от осознания того, что столь мизерный фактор вообще вызывает хоть какие-то эмоции.

Светляком больше, светляком меньше… Вокруг миллионы им подобных. И наверняка есть и те, что имеют куда более причудливые и интересные узоры. Так почему же отсутствие этих в пределах ощущаемого поля вызывает ничем не объяснимый набор… эмоций?

«Привет», – попыталась Тварь привлечь внимание уходящего второго. Удержать, остановить.

Но узор светляка сжался, вывернулся, внезапно превратившись во что-то колкое и острое, полыхнул навстречу неистовой яростью, заставив щупальце непроизвольно отдёрнуться от всплеска огненных лезвий.

Спохватившись, Тварь вновь потянулась ему вслед, вцепилась во вросший в узор образ, ориентируясь как на маяк и пытаясь рассмотреть и запомнить, понять столь внезапно и сильно изменившееся плетение…

Увы – светляк перемещался слишком быстро.

И в считанные секунды толстое дымное щупальце, размотавшись на пару сотен шагов, превратилось в тонкую, едва ощутимую нить, кончик которой Тварь уже не чувствовала… и бессильно развеялось, потеряв связь с беглецом.

Всё произошло столь быстро и столь внезапно, что рассмотреть и понять все детали просто не хватило времени. И Тварь обиженно стянулась в тугой плотный ком, заполнивший собой всю землянку. Окутала оставшихся светляков, рассеянно перебирая нити их узоров и давя неудовлетворённое любопытство.

Любопытство, да. Слабость, простительная даже высшим формам жизни.

Весь этот дискомфорт – исключительно от любопытства.

И ничего более.

Тварь вздохнула.

Не мысленно, в недоступных светлякам слоях, – а по-настоящему, при помощи жалкой нелепой плоти, к которой был привязан её собственный узор.

И поморщилась, когда светляки, будто дразнясь, дружно вздохнули следом.