Краденый Мир

– Опа! – Чарли ухватил за локоть украшенную дурацким париком напарницу и показал на выходивших из лифта плечистых подозрительных типов. – Похоже это за нами!

Репортёры уставились на типов, типы уставились на репортёров.

Лиса и бурундук осторожно попятились, типы заторопились в их сторону. Репортёры побежали и типы тоже перешли на бег – настолько, насколько это позволяла окружающая их суетливая, спешащая по своим делам толпа сотрудников редакции.

– Давай по лестнице! – Чарли распахнул перед ней дверь, шмыгнул следом и едва не врезался в застывшую напарницу.

– Тсс! – Выглянув вниз, в лестничный колодец, Джейн тотчас отшатнулась обратно. – Там тоже. Давай наверх!

В надежде осложнить погоню хоть части преследователей, Чарли бросил взгляд на дверь, но ничего похожего на запор там не обнаружилось. Стараясь ступать бесшумно, но быстро, он поспешил вслед за Джейн. Остановившись на два этажа выше, репортёры выглянули вниз.

Группа преследователей из лифта встретилась с теми, кто поднимался снизу пешком. Поняв ситуацию без слов, громилы сообща побежали вверх и репортёрам пришлось ускориться.

– Сюда! – Чарли распахнул дверь к лифтам на их этаже.

– Чёрт, да кто это?!

– Не знаю, но что-то мне подсказывает, что лучше нам отложить это знакомство! – бурундук рванул к лифту, лисичка поспешила следом.

– Пропустите, пропустите! Нам срочно!!! – Чарли сунулся было вперёд всех, но тут же был осажен каким-то дородным господином с увесистым портфелем.

– Всем надо! И всем срочно! Второй лифт вон ждите! – Пузан грубовато оттёр его в сторону.

Под мелодичное пиликанье закрывающихся створок, Чарли лихорадочно затыкал по кнопке вызова. На их счастье второй лифт прибыл в считанные секунды и невероятным образом оказался пуст – видимо, тот самый, в который набились вышедшие на шестом здоровячки.

В конец короткого коридора выбежал один из преследователей, поскользнувшись от усердия, метнулся к лифту.

– Ну-нуну-ну!!!! – Чарли яростно потыкал кнопку второго этажа, но двери лифта работали невыносимо медленно.

– Эй! – Запыхавшийся здоровяк бежал к ним, а проклятый лифт никак не спешил сомкнуть спасительные створки и увезти их куда-нибудь. Не важно куда, лишь бы подальше от этих навязчивых мордоворотов, нимало не смущённых вниманием шарахавшихся от них сотрудников агентства.

Секунды тянулись мучительно медленно. Одна, вторая… Третья… Преследователь был в каких-то пяти шагах, когда лифт наконец ожил и стал закрываться.

– Ээ-Э! – выкрикнул громила, протянув к ним руку, но прежде чем он успел втиснуть пальцы меж створок, те сомкнулись и лифт провалился вниз.

Раздосадованный преследователь в сердцах громыхнул по створкам ладонью и остался где-то вверху.

– Ты же не думаешь, что это те… Ну… которые нас… – Запыхавшись от быстрого бега, Джейн облегчённо перевела дух и уставилась на Чарли.

– А кому мы ещё нужны? Может, этому твоему мусорному королю? Или это ребята твоего папочки?

– На него это не похоже… – Джейн сосредоточенно прикусила губу. – Но если это те, с базы – зачем было нас отпускать?

– Без понятия. Может быть они передумали… Или мы благодаря тебе опять во что-то влипли.

– Во что, например?

– Тебе виднее. – Чарли хмуро уставился на индикатор этажей. Три, два…

Не дожидаясь, когда высветится цифра «один», бурундук вновь ткнул кнопку «стоп», а затем цифру «восемь».

– Чарли! Что ты делаешь!!!

– Ничего! Не думаешь же ты, что нас вот так просто отсюда выпустят? Надо быть полным идиотом, чтобы не оставить кого-то внизу, караулить выход.

На миг замерший лифт послушно двинулся обратно.

– А наверху нас, конечно, не ищут.

– Ищут, но наверняка не ждут, что мы вернёмся туда, откуда только что уехали! – Чарли самодовольно улыбнулся.

– А что потом?

– Пока не знаю. Может – позвонишь папочке? А мы забьёмся куда-нибудь и тихонько пересидим до прибытия подмоги?

– Боюсь, если он узнает обо всём этом, то сошлёт меня на какой-нибудь полярный курорт.

Чарли нервозно передёрнул плечами:

– Лучше ты бойся, что эти придурки догадаются нажать кнопку вызова на каком-нибудь этаже и лифт остановится аккурат перед ними.

Словно услышав его слова, лифт и впрямь дрогнул и замер на пятом.

Бурундук лихорадочно ткнул кнопку «стоп» и вновь «восьмерку».

Второй раз лифт замер на седьмом, но волшебная операция позволила уклониться от вызова и вторично.

– Какого хрена я вообще в это влез? За свою зарплату я вообще не должен работать, а наоборот – даже немножечко вредить! – Причитал Чарли, нервно перебирая пальцами, словно комкал что-то невидимое.

Лифт замер на отметке «восемь» и репортёры изготовились было рвануть вглубь коридора, но увидев широкую спину их давешнего преследователя, замерли в диких позах.

– Да, вниз. Да точно, точно вниз! Парик такой с завитушками, сумочка светлая…

Прижав указательным пальцем миниатюрный наушник со спиральным проводком, здоровяк бубнил в рацию их приметы и на трель открывшихся дверей среагировал вяло. Рефлекторно покосился в пол-оборота и начал было отворачиваться обратно, затем, запоздало опознав беглецов, рывком повернулся к ним всем телом.

Чарли фальшиво улыбнулся и лихорадочно ткнул кнопку «двадцать».

– Э-э-Э!… Куда?!! – Громила явно не блистал богатством словарного запаса, либо распиравшее его негодование и досада на собственный промах мешали этим запасом воспользоваться.

Запоздало спохватившись он кинулся к лифту и, возможно, в этот раз бы вполне преуспел, если бы не Джейн. Сорвав с головы дурацкий парик с белыми локонами, лисичка метнула его в лицо преследователя. Никак не ожидавший подобного, пёс отшатнулся и момент был упущен – створки лифта сошлись перед его разгневанной мордой буквально за мгновение до того, как он до них дотянулся.

– Аааа, чтоб вас! – Опоздавший громила, повторно наградил дверь целой серией раздосадованных ударов.

– Ффффух. – выдохнул Чарли и немного виновато посмотрел на напарницу.

– Ууууу! – Джейн изобразила замах, словно собиралась отвесить ему плюху.

– Да ладно-ладно. – Бурундук поморщился. – Кто же знал, что этот урод такой тормоз. Теперь главное, чтоб этот засранец не сообщил другим на каком этаже лифт остановится.

Кабина дрогнула и прежде чем Чарли успел нажать спасительный «стоп» в неё хлынули сотрудники, тотчас натыкавшие кнопки «двенадцать», «четырнадцать», «девятнадцать» и «двадцать четыре».

Чарли с неприязнью уставился в спины тёток и пожилых джентльменов, среди которых невесть как затесалась хоть одна относительно молодая и фигуристая собачка.

– А ничего, так даже лучше… – Решив, что частые выходы из лифта хоть немного собьют и рассеют силы преследователей, Чарли немного расслабился. – Сколько их было? Семеро?

– Пятеро. – Джейн натянуто улыбнулась обернувшемуся на их разговор пожилому бобру. – Но это только те, кого мы видели на лестнице. Может у входа их ещё столько же….

– Надо что-то придумать.

– Ну так придумай! – Джейн снова закусила губку, лихорадочно пытаясь изобрести способ обойти оцепление, но в критических ситуациях её мозг издевательски отказывался изобретать что-либо внятное.

– Я? – Возмутился Чарли. – Это ты втравила нас в чёрте-что! Зачем я только согласился на ту авантюру!

– Бе! – Джейн на миг скорчила ему гримаску, заработав ещё один удивлённый и неодобрительный взгляд бобра.

Выпустив половину ввалившихся соседей и приняв ещё двух, лифт вплотную подобрался к двадцатому.

– Выходим! Чарли потянул её за руку, распихивая соседей.

– Почему здесь?

– Тут студия… аАА! – Едва выйдя из лифта, бурундук поскользнулся на свежевымытом линолеуме и едва не растянулся плашмя.

– И что? Ой! – Джейн поскользнулась следом, замерла в дикой позе и не без труда вернула себе равновесие.

– Остороооожно, мытый пол! Мытый пол, осторооожно! – Устало протянула коза с наполненным водой ведром и огромной, не по росту шваброй. – Осторооожно!

Уборщица, надраивающая пол у дальнего перекрёстка, неодобрительно покосилась на беглецов, преодолевающих натёртый участок и саркастически хмыкнула.

Своё несколько запоздавшее объявление, уборщица повторяла время от времени, монотонно и без выражения, не обращаясь ни к кому конкретному – просто как своего рода сирена или сигнализация.

Сурикат, показавшийся из одного из кабинетов со стопкой каких-то распечаток ступил на опасное место, заскользил, но тоже удержал равновесие.

Они почти уже свернули за угол, как из лифта вывалилась парочка преследователей, повертели головами и обнаружив свои цели, кинулись к ним.

– Быстрее! – Чарли перепрыгнул через швабру и, ступив на ещё сухую поверхность подтолкнул напарницу в сторону следующего поворота.

Рванувшие к ним громилы небрежно отшвырнув суриката рванулись к ним сквозь облако разлетевшихся бумаг, выписывая на скользком полу затейливые кренделя и лишь чудом сохраняя равновесие.

Уборщица ойкнула и вжалась в стену, а задержавшийся Чарли вернулся и пинком опрокинул ведро под ноги преследователей.

С шумом и грохотом один из псов рухнул поскользнувшись в луже, второй – чудом сохранив равновесие, несмотря на подвернувшееся под ноги ведро, продолжил преследование под вопли разгневанной уборщицы и ругань упавшего суриката.

Расстояние меж ними стремительно сокращалось, несмотря на крупные габариты преследователя и неизмеримо большую инерцию, мешавшую тому вписываться в повороты так же легко, как беглецы.

Сосредоточенно сопя, матёрый крупный пёс бежал следом, терпеливо перенося опрокидываемые ему под ноги предметы, выхваченные у ошалевших коллег папки, тетради и прочую мелочёвку, перепрыгивая через опрокинутые стулья и выкаченные кресла, не обращая внимания на возмущённые вопли обитателей потревоженных офисов и даже один раз поставленную кем-то подножку.

С хриплым рыком вырвавшись на просторы очередного коридора, преследователь гнал их по закоулкам, пока один из поворотов не закончился тамбуром. Первые стеклянные двери их пропустили, вторые же – неожиданно тяжёлые железные створки – оказались наглухо закрыты.

С облегчением убедившись, что погоня окончена, тяжело пыхтящий громила сбавил ход и двинулся к ним. Чарли захлопнул дверь и вцепился в дверную рукоятку. Но несмотря на то, что бурундук пытался удержать дверь обоими руками и даже упёрся в косяк ногой, здоровяк преодолел его сопротивление так легко, словно и не заметив вовсе.

Небрежно открыв створку, он сунулся внутрь и замер.

– Не подходи! – Джейн нашарила в сумочке перцовый баллончик, приобретённый после визита подло-улыбчивого похитителя кассет.

Преследователь угрюмо нахмурился.

– Джейн… Джееейн! – отскочивший за её спину, бурундук осторожно потеребил подругу за локоть.

– Что? – не отрывая взгляда от замершего преследователя, раздосадовано поинтересовалась лисичка.

– Ты собираешься поразить его лаком для волос? – шёпотом произнёс бурундук.

Проклятье! Не тот баллончик…

Не то расслышав их слова, не то разглядев надпись на баллончике, здоровяк ухмыльнулся и вновь пришёл в движение.

Джейн рефлекторно прыснула в него густой, неожиданно мощной струёй. Громила ойкнул и отшатнулся, получив вдогон ещё и увесистым баллончиком.

Не хуже заправского ковбоя выхватив из сумочки уже «правильный», Джейн от души окатила его едкой, жгучей струёй. Несмотря на то, что «выстрел» был произведён фактически в щель тотчас же закрытой двери, даже слабые, едва ощутимые отголоски вызвали у обоих болезненное жжение в носу и глазах. Не истратив и трети содержимого, Джейн выронила баллончик и поспешно прикрыла дверь.

Припав к полупрозрачным стёклам, репортёры испуганно таращились на мучения вопящего и ругающегося преследователя.

– И что теперь? Пока газ не развеется там не пройти, а если этот урод очухается…

– Не очухается. Я за эту хрень тридцатник отвалила. – Джейн разглядела показавшуюся подмогу и осеклась на полуслове.

– Винс? – Показавшийся из-за поворота второй здоровяк на миг замер, изумлённо уставился на корчащегося коллегу. Пёс предупреждающе выставил ладонь, но второй преследователь то ли не понял происшедшего, то ли пренебрёг опасностью. Секундой позже заметался в тесном пространстве и второй пёс. Сталкиваясь и ругаясь на чём свет стоит, здоровяки заметались по тесному для них коридору, пока один из них не умудрился наступить ногой на брошеный Джейн баллончик. Не удержав равновесия, один из громил начал падать, вцепился в коллегу и оба с шумом и треском рухнули друг на друга, образовав на полу миниатюрную кучу-малу.

– Рвём! Закрой глаза и не дыши, а лучше зажми их руками.

Чарли набрал полную грудь воздуха и решительно распахнув створку, зажмурился и рванул через «зону поражения».

Застонав, перепуганная Джейн последовала за ним, оступилась, рухнула поверх образовавшейся под ногами кучи-малы, заехала коленом во что-то мягкое, добавила локтем по чему-то твёрдому и кое-как вырвавшись из образовавшейся свалки, побежала вдоль стены, ощущая, как перцовая взвесь жжёт даже плотно сомкнутые веки.

Врезавшись в Чарли, она рухнула на четвереньки, порвала юбку и выронила сумочку. Некоторая часть содержимого раскатилась по полу. Боязливо приоткрыв глаза лисичка обернулась на барахтающихся в конце коридора преследователей и торопливо сгребла раскатившиеся мелочи обратно.

– Да брось ты свою ерунду! – Чарли потёр разбитый об пол лоб и досадливо морщась со стоном поднялся на ноги. – Новую купишь!

– Ага, брось… – Джейн зло зыркнула на коллегу и поднялась с колен,  лишь дотянувшись до какого-то золотистого цилиндрика.

– Бежим, бежим! – Нетерпеливо приплясывая, Чарли метнулся дальше, Джейн заспешила следом.

– Может в полицию позвонить?

– Ага. «Дяденьки, спасите, за нами какие-то типы гоняются…» – Противным голосом спародировал бурундук. – А те им – корочки под нос. И нам точно капец.

– Корочки? – Ввалившись в очередную дверь, они привалились к ней спиной,  переводя дух.

– Не думаешь же ты, что в нашей стране вовсю строят частные военные базы? – Выдохнул Чарли.

Спохватившись, журналисты оглядели комнату. Огромное пространство в переплетении кабелей, нагромождении массивных студийных камер и слепящих софитов. Уголок диктора с вычурным, причудливого дизайна столом и десяток изумлённо уставившихся на них лиц.

К чести диктора, горностай не обратил на возникшее ЧП ни малейшего внимания. Не меняя на лице профессионального выражения, он деловито рассказывал зрителям какой-то сюжет, старательно не глядя в сторону суеты.

К нарушителям спокойствия направилась какая-то разгневанная собачка и репортёры поспешили убраться сами.

Со следующей дверью им повезло больше – на них уставились лишь техники в неопрятного вида засаленных комбинезонах. Кабан, конь и два быка удивлённо и несколько испуганно уставились на ворвавшуюся парочку. В центре кружка возвышалась уставленная закусками коробка. Венчала застолье бутылка дешёвого портвейна.

Скользнув взглядом по немой сцене, Чарли уставился на громоздившиеся по углам кофры и просиял.

– Итак, коллеги, кто хочет заработать двадцать баксов? – тоном профессионального коммивояжёра поинтересовался он.

 

– Что? Шестеро жлобов умудрились упустить одну девчонку и мелкого недомерка? Вы меня разыгрываете?! – Барни Линдерброк недоверчиво вскинул бровь, разглядывая выстроившихся перед ним громил. Взмокшие, загнанные псы, тигр и конь переминались в кабинете главного редактора «Бричпорт ньюз» как нашкодившие школьники. Сам Купер, присев на подлокотник любимого дивана, с интересом наблюдал за разносом. На губах енота змеилась гадкая, неприкрыто издевательская ухмылка, приобретавшая вид немного сочувствующей как только выдр бросал в его сторону сердитый взгляд.

– Вы что… Вы кто, чёрт побери? Ветераны или горстка сопливых девочек?! – Кипятился низкорослый толстяк-выдр, нервно расхаживая перед командой. Шага два влево, шага два вправо. Неразлучную с ним старомодную шляпу-котелок, Линдерброк беспощадно терзал в левой руке. Правая сжимала тяжёлую вычурную трость.

– Позор! Господи какой позор на мои седины! – причитал он, всплёскивая руками. – Как, как мне доложить об этом мистеру Бенсону? Да вы представляете что он с вами сделает, дармоеды?

– Сэр, эта фурия… да вы посмотрите что она сделала с Винсом! Это же не баба, а чёртов партизан в юбке! – Один из псов с припухшими, слезящимися глазами посторонился, позволив шефу рассмотреть прятавшегося за его спиной коллегу.

Встопорщенная, зафиксированная лаком шерсть придавала тому до абсурда нелепый и в чём-то даже смешной вид. Нечто среднее между дикобразом и одуванчиком с похмельной, помятой физиономией собаки.

Опухшие глаза и нос пса до сих пор слезились и бедолаге явно стоило немалых усилий стоять по стойке смирно, не чихать и не кашлять, терпеливо перенося жгучие «раны». Дышал бедняга через рот, левый глаз «раненого» нервически подёргивался.

Несколько секунд выдр исподлобья разглядывал масштаб повреждений, затем отвернулся и украдкой обменялся взглядами с хозяином кабинета.

Купер созерцал всё это шапито на выезде и ухмылялся так заразительно, что выдр и сам едва не хихикнул, рискуя потерять маску взбешённого начальника.

Вошедшая Минти принесла «раненому» поднос с парой стаканов воды, парой тюбиков каких-то мазей и стопкой салфеток. Пострадавший горе-телохранитель немедленно принялся тереть веки, за что получил по рукам от чуть менее пострадавшего напарника. Вручив ему поднос, Минти занялась пострадавшим, игнорируя заинтересованные взгляды солдат, нет-нет да и прохаживающиеся по её выдающимся местам.

– Итак…. – Линдерброк согнал с лица неуместную усмешку и развернулся к лицом к своей маленькой армии, подчёркнуто не глядя на лица провинившихся. Прошёлся вдоль нестройной шеренги из стороны в сторону, набрал в грудь воздуха и выпустил его подчёркнуто медленно, словно сдерживая рвущееся наружу бешенство. – Мистер Бенсон будет очень, ОЧЕНЬ недоволен. И если кто-нибудь из вас, недоносков, желает сохранить ваши незаслуженно неприличные зарплаты…

Он посмотрел на «одуванчика», не выдержал и фыркнул самым неприличным образом.

 

– Как думаешь, кто это был? – отдышавшись и переведя дух, Джейн покосилась на Чарли с мрачным видом крутившего руль их фургончика.

– Без понятия. И узнавать не горю желанием. – Бурундук в сотый раз сплюнул в окно и скривился – мерзкий горький вкус не проходил даже после нескольких стаканов воды и газировки. – Вот почему, почему я не послушал твоего папу? Взял бы деньги и свалил куда-нибудь нахрен, начал новую жизнь…

Джейн немного обиженно закатила глаза и поморщилась.

– Кончай уже ныть. Противно. Сбежали же. А с этими ящиками ты, кстати, классно придумал. Вот уж не думала что когда-нибудь почувствую себя в паланкине.

– Это стоило мне двадцатки. – Ещё больше помрачнел Чарли. – И я чувствовал себя бандеролью.

– Вот уж не думала, что ты такой скряга! Да на, на тебе твою двадцатку… – Лисичка залезла в сумочку и выудила соответствующую купюру.

Взъерошенный, местами покрытый хлопьями пыли, бурундук злобно зыркнул на напарницу и сплюнув ещё раз, отвернулся так далеко, насколько позволяла роль водителя.

– Не хочешь? Ну как хочешь. – Она спрятала купюру обратно.

Журналисты помолчали.

– Может расскажешь папе? – первым не выдержал Чарли.

– Нет. – Джейн упрямо скрестила руки на груди.

– Подумай, полиция может получить приказ не лезть. А твой папа…

– А мой папа посадит меня в сейф и будет хранить в тёплом сухом месте остаток моих дней. – Лисичка всплеснула руками и раздражённо поджала губы. – Слушай, нам просто надо выяснить что это за типы и что им от нас надо. Может мы вообще зря убегали, а они хотели просто поговорить?

– Ага, конечно. Все эти десять амбалов. Просто поговорить! – Чарли фыркнул, покосился на подругу и словно не веря, что только что услышанное предположение было озвучено всерьёз, недоверчиво покачал головой.

– Но если это те, с базы – зачем им было нас отпускать?

– Без понятия. Может поначалу побоялись злить твоего папочку. А может хотели проследить все наши связи и устранить всех разом.

– Наши – что?

– Связи. Ну – с кем общались, кому что говорили…  И сейчас пытают Купера паяльной лампой прямо в…

– Фу на тебя! Как не стыдно! Он конечно тот ещё придурок, но мистер Купер никак не заслуживает…

– Поработай в этом гадюшнике подольше, потом суди. – Чарли сплюнул ещё раз. – И вообще, что дальше-то делать? Долго мы так не пробегаем, да и шарахаться от каждого амбалоида…

– Если они знают, где мы работаем… могут узнать и где живём. – Подумав, изрекла Джейн. – Ну, точнее мой адрес они и так уже знают. А вот твой…

– Да. И в отличие от тебя у меня нет приятеля, к которому можно ввалиться в дом и пожить. – Пробурчал Чарли и едва заметно ухмыльнулся какой-то мысли.  – Впрочем, если они уточнят адрес в редакции – то всё равно обломятся. Оттуда я давно съехал, а бухгалтерии об этом не доложил.

Журналисты переглянулись и обменялись хитрыми ухмылками.

– А на новом месте платил наличными и если они даже и засекут меня по ближайшему банкомату… Это территория радиусом в полсотни домов. – Продолжил Чарли и вновь помрачнел: – Чёрт, придётся поосторожнее с этими штуками… И кстати неплохо бы прям щас снять наличку. А то ещё заблокируют чего доброго и тогда ваще хана.

– С чего это заблокируют? Это же незаконно! – возмутилась Джейн.

– Гоняться за нами средь бела дня посреди редакции тоже не очень законно. И подземные базы строить со всякими психами – тоже.

– Да уж. – Вспомнив свою ультра хай-тековую камеру и неприятного соседа, Джейн непроизвольно поёжилась. – Но не может же быть, чтоб им вообще на все плевать?

– Не может. Но волшебная фраза «в интересах страны» позволяет и не такое делать. – Чарли фыркнул. – Мы просто винтики, песчинки, угодившие в чью-то машину. И дай бог если не в самое пекло. Тогда ещё есть шанс, что пронесёт. Слушай… а может… сбежим? Ты и я… Куда-нибудь в другой город, подальше от всей этой хрени?

Чарли с затаённой надеждой покосился на притихшую напарницу.

Джейн представила себе очередную крохотную халупу в которой и одному-то тесно, растущие кредиты и мучительное, беспросветное существование от одной крохотной зарплаты до другой. Чарли в качестве пары, косые взгляды окружающих и грустную маму. Нет, с одной стороны мысль сбежать от всех и добиться чего-то самой была безусловно привлекательной… А с другой… ну глупо же. Кого ей обманывать? Ей есть что терять и отказываться от всего этого из каприза просто нелепая дичь. Да и Чарли, конечно, хороший парень и все такое, можно сказать даже друг… Вот только совсем не герой её романа. И на принца в сияющих доспехах полюбому не тянет.

Лисичка вздохнула. Повисшая в воздухе фраза тяготила и вызывала мучительную, тоскливую неловкость. Ей вспомнилось давно назревавшее намерение поговорить с ним и наконец расставить все точки над «и», но каждый раз как она почти уже решалась заговорить на эту тему – случалось нечто, что заставляло её раз за разом отложить этот тягостный, но важный разговор.

Вот и сейчас – эта чёртова погоня, трогательное, но совершенно нелепое предложение сбежать… явно подразумевающее под собой и тот вид отношений, к которым её никак не тянуло. Как сказать, как объяснить ему всё, что стоило бы сказать? После всего что они перенесли и пережили вместе – язык не поворачивался.

И Джейн подавленно молчала, уставясь куда-то вниз, на свои мягкие белые кроссовки, стоимостью с половину бурундучиной зарплаты.

– Ладно… переходим на нелегальное положение? – Чарли вздохнул, словно прочтя её мысли и грустно улыбнулся.

– Угу. – Лисичка вздохнула следом, огляделась «по-шпионски» и извлекла из мобильника сим-карту. – Вашу мобилку, сэр.

Она протянула ладонь и Чарли покорно отдал ей свою допотопную потёртую «Наумото».

– Что дальше?

– Сначала поедим, потом видно будет. – Чарли свернул к «Фастбургеру», пристроив автомобиль в очередь.

– Купер сказал собрать про того мертвяка. – Напомнила Джейн.

– Успеем. К тому же не лишне запастись инфой, которую уже нарыли конкуренты.

– Каким образом?

– Газеты купим.

– О, точно! – Испытывая некоторое облегчение от того, что тягостная тема осталась позади, Джейн с энтузиазмом огляделась. – Вон автомат. Я сбегаю.

Не дожидаясь ответа, она выпрыгнула из фургончика и направилась к газетному автомату. Чарли переместил машину к столбику с динамиком и микрофоном и сделал заказ.

– Вот, «Дейли» тоже написала. И «Эври». В остальных не на титульной, но я на всякий случай их тоже купила. – Вернувшаяся лисичка плюхнула на приборную панель толстенькую стопку газет.

– Да об этом щас только ленивый не напишет…- Чарли вздохнул и проехал ещё несколько футов вслед за убывающей очередью.

Получив пакеты с заказанными лакомствами, бурундук передал их напарнице и вырулил на шоссе.

– И ты это ешь? – Джейн с сомнением повертела пластиковый стакан с кофе и нерешительно понюхала гамбургер.

– Не поверишь – да! – С каким-то мазохистским наслаждением выдохнул бурундук. – Дороговато, но вкусно.

– Да? – осознав свою ошибку, лисичка смущённо потупилась и решительно вгрызлась в толстый румяный гамбургер. – Ммм… А неплохо.

Она увлечённо отхватила несколько кусков и вспомнив о напарнике, торопливо распаковала и его порцию.

– Держи. – Вручив гамбургер Чарли, она открыла первую газету и принялась читать вслух.

– Машину бы сменить… – Пробурчал бурундук.

– Что? Зачем? – Лисичка доела гамбургер и принялась за поджаристый золотистый картофель.

– Ну… если эти уроды имеют доступ к федеральным базам – то нас быстро срисуют. К тому же агрегат приметный… И мы на нем уже засветились. А если они совсем крутые, то нас тормознёт первый же полицейский. Если не прямо сейчас, то очень быстро.

– Ой… – Джейн растерянно заморгала. – И откуда ты всё это знаешь? Ты часом не террорист?

– Сериалы смотрю. – Чарли грустно усмехнулся.

– И… где мы возьмём новую машину?

– Ну, есть тут пара вариантов… – Бурундук обогнул фабричный район и вырулил в портовые кварталы.

К моменту, когда они вкатились в какой-то замызганный старый дворик, ничем не отличимый от десятков точно таких же, Джейн успела зачитать выдержки из десятка различных статей в той или иной мере посвящённых пожару или профсоюзу, насолившему портовым боссам своими капризами.

Оглядевшись, Чарли открыл дверцу и спрыгнул навстречу неспешно подходившему бобру в мятом засаленном комбинезоне.

– Привет, Коржик.

– И тебе не хворать. Чем обязан? – Бобёр смерил бурундука неприветливым взглядом и настороженно покосился на Джейн.

– Машинку бы мне какую. В прокат. – Чарли оглянулся на напарницу.

– В прокааат? – протянул Коржик и почесал затылок грязной пятернёй.  – У меня что здесь – где-то написано «прокат»?

– Да ладно тебе, я же знаю у тебя тут много всяких тачек. Воон в том гараже. – Чарли кивнул на сооружение, похожее на старинную пожарную станцию, ныне оккупированную автосервисом.

– И кто это такой языкастый, интересно? – Бобёр сердито покосился на репортёра. – У меня тут вообще-то автосервис, а не таксопарк.

– Да не стремайся ты, если б была подстава, тебя б давно вязали уже. У тебя ж там улик поди на три пожизненных. – Чарли хихикнул, а Коржик раздосадовано сплюнул.

– Вали отсюда. Пока по-хорошему. Я тебя не знаю.

– Ну блин… А Кислый говорил ты парень деловой, хваткий. – Чарли вздохнул и развернулся к машине.

– Кислый? Какой такой Кислый? – Бобёр озадаченно нахмурился, пытаясь припомнить о ком речь.

– Ну да. Иди говорит к Коржику, он тебе тачку даст. Незадорого. – Чарли хитро прищурился.

– Ох, погубит меня моя доброта. – Бобёр несколько мгновений сверлил нахального визитёра угрюмым взглядом, затем махнул рукой.  – Ну ладно, пойдём. Глянешь.

Приоткрыв дверь, врезанную прямо в массивные ворота, бобёр ещё раз с подозрением оглянулся на Джейн и пропустив Чарли вперёд, беззвучно прикрыл створку за собой.

Внутри оказалось довольно обширное пространство с десятком разномастных развалюх разной степени разобраности и потёртости. В нос ударил запах машинного масла, бензина и сохнущей краски.

– Вон та свободна. – Бобёр подвёл его к рыдвану по меньшей мере семидесятых годов выпуска. – Красавица, да? Двести в неделю.

– Скока?! – Чарли выкатил глаза и сделал вид что шокирован.

– Двести. – Отрезал Коржик. – И залог. Не нравится – проваливай.

– Ладно, ладно. Сойдёт. Если заведётся – беру.

– Обижаешь… – Бобёр мотнул головой и приблизившиеся к ним угрюмые работники распахнув ворота, выкатили раритет под открытое небо.

Усевшись на водительское место, один из подручных Коржика пошурудил где-то под приборной панелью и допотопный «Гранд Дженерал Мозес» гулко рыкнул мотором.

– Эй, эй! Я ж просил не палёнку! – Возмутился Чарли.

– А это она и есть. Ключ просто посеяли. А так – все чики-пуки. Доверенность, прочая хренотень. Всё как полагается. – Бобёр цыкнул зубом отправив плевок фута на три в сторону окаймлявших гараж зарослей. – Не ссы, всё по-честному. Бабло гони.

– Окей. – Чарли двинулся к Джейн, с изумлением осматривавшей пыльного «Мозеса».

– Ну вот… Карета подана. Я по нулям, так что платить тебе. – Чарли с неудовольствием покосился на Коржика, с неприкрытым интересом разглядывавшего лисичку с ног до головы.

– Ну и сколько стоит этот металлолом? – Джейн открыла пассажирскую дверь, спрыгнула на землю и вытащила бумажник

– Двести в неделю.

– Триста. – Поправил Коржик.

– Что?! Договорились же на двести!

– А теперь триста. – Бобёр самодовольно улыбнулся.

– Да что ты…

– Чарли! – Джейн оттёрла возмущённого коллегу и отсчитала Коржику запрошенную сумму.

– Да нихрена ж себе! – Бурундук уставился на бобра злобным взглядом, но Коржик, казалось, и вовсе утратил к нему какой-либо интерес.

– И залог. – Тщательно упрятав деньги в один из многочисленных кармашков, с невинным видом напомнил он.

Чарли вскинулся снова, но Джейн удержала его за шиворот.

– Вот наш залог. – Она кивнула на их собственный фургончик. – Подержите у себя, пока мы… не вернёмся.

Коржик обошёл машину кругом, с сомнением попинал колесо и вздохнул:

– Так и быть, только ради вас. – Одарив Джейн пошлым подмигиванием, толстяк махнул помощникам. – Закатывай.

– Неделя – ровно. Спустя минуту – вторая. – Бобёр поглядел на часы. Через три недели залог… аннулируется. Ну если не платите.

– По рукам. – Джейн улыбнулась, а Чарли неодобрительно нахмурился. Если внезапная накрутка стоимости и смена главенства в переговорах раздражали, то сальные взгляды, бросаемые этим замарашкой на Джейн прямо таки приводили в бешенство.

Он перегрузил в новую машину камеры и прочие ценности и с грустью проводил исчезающий в недрах гаража родной фургончик. Уселся в «Мозес», поёрзал в кресле, подгоняя настройки под своё телосложение и с неодобрением уставился на торчащие из-под приборной панели проводки.

– Да не ссы, нормально всё. Не угнанная. – Заверил бобёр, наблюдавший за всеми этими пертурбациями, стоя у водительской дверцы.

– Смотри, если словят и скажут, что в розыске – ты ж понимаешь, что я тебя тоже сдам, да?

– Ишь ты… Борзый. – Почти одобрительно буркнул Коржик. – Не ссы, все чисто. Зуб даю.

Окинув бобриные резцы ироничным взглядом, Чарли потянулся к рычагу коробки передач, но вместо привычного набалдашника рука провалилась в пустоту. «Торпеда» колымаги была девственно чиста и единственным рычагом на ней был ручной тормоз.

– Э… а… – Чарли растерянно нахмурился.

– Эх молодёжь. Всему учить надо. – Бобёр с кряхтением просунулся в окно. – Смотри сюда: так первая, так вторая… ну дальше разберёшься.

Он изобразил как передёргивает тонкий длинный рычаг, притаившийся под переключателем дворников.

Чарли с сомнением уставился на приспособление, ни в малейшей степени не похожее на привычную короткую и массивную рукоятку КПП в служебном фургончике.

– Гараж мне не протарань. Арендатор хренов. – Бобёр ухмыльнулся и отошёл на пару шагов.

Чарли выжал сцепление и передёрнул рычаг в указанное положение. Рокоча движком, «Мозес» содрогнулся и медленно тронулся.

С облегчением отпустив рычаг, Чарли повёл громоздкий автомобиль с таким напряжённым вниманием, словно вообще сел за руль впервые в жизни.

Коржик картинно помахал им вслед изобразив растроганного провожающего.

– Кто такой Кислый? – Накинулась на напарника Джейн, едва они отъехали подальше.

– Без понятия. Думаешь, он помнит всех клиентов? Назвал что в голову пришло, не может же он помнить всех своих клиентов?

– Ну хорошо, а об этом месте как узнал?

– Знакомый рассказывал. Не о том думаешь. – Чарли выжал газ и машинально потянулся рукой туда, где обычно бывал рычаг. Спохватился и выругавшись, передёрнул рукоятку под рулём «Мозеса». Непривычный и неудобный, рычаг этот тем не менее чем-то ему даже нравился. Был в этом какой-то странный, своеобразный шарм. Если бы ещё в салоне не пахло прелыми тряпками и пылью…

– Ладно. – С подозрением покосившись на коллегу, Джейн принялась изучать многочисленные рукоятки и тумблеры, украшавшие неудобную, ретро-дизайна панель. – Куда теперь?

– Навестим тех приятелей, что подвозили меня в тот день.

– Зачем?

– Они работники того самого госпиталя, где впервые всплыл наш героический зомби. И это они продали мне те снимки.

– Ого. Так ты знаешь очевидцев? – Джейн оживилась и повеселела.

Чарли покосился на неё и самодовольно хмыкнул.

Ощущая себя лихим Везучим Парнем из старинного ретро-фильма, он поиграл бровями и небрежно выставив в окно локоть, втопил газу.

 

***

 

 

– Никаких следов, сэр. Мы обыскали пожарище, допросили погорельцев и нескольких свидетелей. Оригинал записи тоже не содержит ничего полезного. – Гриффит положил перед Паркером пластиковый кирпичик студийной видеокассеты. Никаких следов. Запись, с которой сняли фото «Стилхаммера» также скопировали. Снимала камера безопасности через улицу, также ничего полезного. Разве что одежда у неё явно не по размеру.

– У неё? Это робот, чёрт побери. Вещь. Компьютер. Оно. – Генерал разъярённо стиснул кулаки и медленно выдохнув заставил себя расслабиться. – Так что там с одеждой?

– Куртка китовой кожи, штаны из синтекожи. Обычная форма одежды металлистов и байкеров.

– Ну, так тряхните их всех, какого чёрта? – Паркер отвернулся от окна и уставился на волка.

– Всех? Ну… если у меня будет тысяча голов и неделя времени…

– У нас нет недели времени. Если так пойдёт и дальше, всё вскроется. Кто-нибудь обязательно начнёт копать и не дай бог докопается. А ведь ещё остальные… Кстати, что по Фрейну?

– Заблокированы все счета, контакты взяты под скрытое наблюдение вплоть до школьных друзей, ориентировки разосланы. Пока по нулям.

– Чёртов проф. Чёртов телепат. Долбаные вонючки!… – Бультерьер в ярости оттолкнул стопку истерзанных газет и те разлетелись по всей комнате.

– Свободен.

Не говоря ни слова, Гриффит поднялся и вышел.

– Сью. – Выждав, когда закроется дверь, Паркер коснулся интеркома.

– Да сэр? – Спустя мгновение откликнулась секретарша.

– Бильдштейна ко мне. Быстро.

Долговязый лис сунулся в дверь через семь долгих, томительных минут.

– Куратор? – Окинув разбросанные по полу газеты, он моргнул и уставился на генеральский мотошлем.

– Сядь. – Не в силах больше сидеть на месте, Паркер кивком указал ему на ближайший стул, вскочил и нервно прошёлся по комнате. Хрустнул пальцами, поглядел в окно, собираясь с мыслями.

– Как продвигаются поиски?

– Шестой работает, сэр.

– Он не может… обмануть? Ну, например, давно найти беглых, но не сказать об этом нам?

– При побеге Эш-четыре не озаботился извлечь ни его ни оставшихся. Шестой провёл трое суток в депривационном чане. Когда мы откопали лабораторию он был единственным, кто там выжил. Система жизнеобеспечения истощила автономный ресурс и была в считанных минутах от отключения. Не думаю, что он питает хоть какие-то позитивные чувства к Четвёртому. Кроме того, в случае успеха, мы обещали улучшить условия его содержания. Дать ему временное тело.

– Что? – Паркер изумлённо вскинул брови. – Какое тело?

– Временное. Не волнуйтесь, всего лишь посадить на дежурство одного из лаборантов. С условием, что Шестой не повредит его, конечно.

– Брр… Неужели кто-то может добровольно пойти на эту хрень… – Паркер на мгновение представил себе, что «одолжил» собственное тело такому вот желе в колбочке и поёжился.

– Одно из условий – отсутствие полного контроля. Лаборант просто будет делать то, о чем попросит Шестой, а тот ограничится подглядыванием. – Бильдштейн пожал плечами. – Смотреть телевизор, читать книги или слушать музыку – не такая уж сложная работа. Ну а в случае опасности – у нас есть суггесторы.

– Ладно. Что там с маршрутом?

– Мы прочесали около восьмидесяти процентов окраин, круг сужается. – Нервозность Паркера передалась и ему, Бильдштейн осторожно сглотнул и опасливо заёрзал на краешке стула.

– Сужается? Четыре дня. Четыре дня это чудовище раскатывает по городу… чего стоил один тот инцидент с инкассаторами! А что, если он просочится в прессу? А если КФБ начнёт копать всерьёз и…

Бильдштейн нервно передёрнул плечами и промолчал.

– Сделайте всё за сегодня. Сейчас. И если он попробует выкинуть что-нибудь подобное снова… – Паркер зловеще оборвал конец фразы, представив фантазии собеседника самостоятельно придумать кары, которым тот подвергнется.

Бильдштейн досадливо поморщился.

– Сэр… Необходимо заправлять системы жизнеобеспечения, менять операторов…

– Заправьте. И тут же новый рейс. А операторы потерпят. И усильте сопровождение. Три джипа.

– У нас не наберётся столько суггесторов, сэр. – Осторожно напомнил лис. – В запасе всего пять. Хватит только на один джип.

– Хорошо, пусть будет один. Два джипа и фургон. И чтоб не возвращались, пока не не прочешут оставшиеся проценты.

– Сэр, осмелюсь напомнить, что остаётся ещё центр и… – от порывистого разворота пса Бильдштейн осёкся.

– Центр вряд ли. Они где-то здесь. Точно где-то здесь. – Генерал подошёл к вывешенной на стене карте и ткнул пальцем в два нарисованных крестика. – Вот тут видели феникса, а здесь засветился «стилхаммер».

Затянутый в перчатку палец проехался от одной точки до другой, замер на полпути и постучал по карте. Вот здесь. Ищите отсюда и расширяющимися кругами. До упора. Никаких смен, никакого отдыха. Кровь из носу, но найти мне их. Найдите любой ценой!

– Сэр… операторы не выдержат. В фургоне даже туалета нет.

– Дайте им ведра. Памперсы. Что угодно. Меня не волнует, как это будет сделано, мне нужен результат. Сегодня. Максимум – завтра.

– Я понял, сэр. – Осознав, что возражать бесполезно да и опасно для карьеры, Фиско Бильдштейн раздражённо дёрнул уголком рта и на всякий случай отвернулся чуть в сторону. – Всё сделаем.

Паркер смерил учёного долгим взглядом и тоже отвернулся. Где-то в глубине души он понимал, что часто переходит границы разумного и вообще ведёт себя капризно, требуя от подчинённых слишком многого, но с другой стороны – достигли бы они всего этого, позволь он им расслабон и халатность?

Чёрт побери, он во-первых за это немало платит, а во-вторых – какого дьявола… Ведь попади образцы разработок не в те руки… может подняться такая шумиха, что всю лавочку прикроют. И тогда мало не покажется ни ему, ни толстолобикам.

– Найдите мне их, профессор. Найдите любой ценой. Сегодня. – Преодолевая желание забегать по кабинету из угла в угол, Паркер медленно, с усилием уселся в своё кресло. – Справитесь – озолочу. Получите карт-бланш на любую бредятину, какой только ни пожелаете заняться. От этих уродов зависит наше с вами будущее.

Бильдштейн поджал губы, словно собираясь что-то возразить, но не решился и лишь с усилием кивнул ещё раз.

– Конечно, сэр. Разрешите идти?

– Идите.

Кивнув, долговязый лис вышел, а Паркер раздосадовано покосился на неразлучный ноутбук. Открыл, подтянул поближе, зло уставился в матовый, неработающий экран.

– Ну? Где вы там, чёрт вас дери? Эй?

Он потряс компьютер, пошлёпал по клавиатуре и, выдохнув, вернул ценную технику на столешницу.

– Что мне делать? Что мне, чёрт побери делать сейчас?

– Прежде всего успокоиться. – Прошелестел знакомый шепчущий голос, в который раз вызвавший у генерала волну озноба и вздыбленную шерсть на загривке. – Ситуация изменилась… Теперь их побег нам на руку.

– Что? – Бультерьер оторопело уставился на пустой экран.

– Вы меня слышали. Что бы не случилось, какой бы вариант событий не стал приоритетным – он лишь способствует нашим интересам.

– Вашим? – Отупело переспросил Паркер.

– У вас есть какие-то свои, другие интересы? – Вкрадчиво прошелестел голос.

– Н-нет. То есть… в смысле я хотел бы понять – что будет со мной?

– Не волнуйтесь. Вы всё ещё ценная фигура в этой партии… Пока что. Постарайтесь оставаться таким же ценным и далее.

Паркер замер… Он мог бы поклясться, что бесплотный, обычно лишённый каких-либо интонаций голос добавил чуть-чуть, самую капельку сарказма.

– Не понимаю.

– Этого от вас и не требуется. Продолжайте работы, ведите поиски… Ничего не меняйте. Своё решение о форсировании поисков оставьте в силе. Сейчас нам полезно любое развитие событий. Хотя… если вы сумеете установить над ними хоть какой-нибудь контроль…. Это было бы… неплохо.

Паркера передёрнуло от ярости. В бесплотном шепчущем шелесте отчётливо, совершенно точно послышался сарказм. Впервые за столько лет их странного общения – хоть какая-то эмоция. И эта эмоция – долбаный, чёрт его дери, сарказм!

– А… – Паркер уже почти открыл было рот, чтобы поинтересоваться самым важным для него вопросом, как собеседник в очередной раз опередил:

– Наш подарок уже у вас на подоконнике. Всего хорошего.

Паркер порывисто обернулся. На окне и впрямь лежал кейс. Но он мог поклясться чем угодно, что ещё минуту назад его там не было. Ни при Гриффите, ни при Бильдштейне. Он же сам, лично стоял в шаге от этого окна, стоял и смотрел на плац, где сержанты гоняли по кругу раздетых до пояса солдат. Стоял, потом обернулся… Договорил с лисом и тот вышел. Ни на одно мгновение долговязый профессор не имел возможности незаметно прокрасться к окну и сунуть туда этот чёртов кейс. Бесшумно открыть окно и подбросить «посылку» пока он говорил с шептуном тоже никто не мог. Не настолько бесшумно и не на высоте второго этажа, чёрт побери!

От загадочности и вездесущности шептунов сводило зубы а в теле зарождалась неприятная, мелкая дрожь. С кем, с чем он связался? Чем закончится для него эта игра с постоянно меняющимися правилами? Как быстро он станет не нужен и его просто разменяют как мелкую монетку в какой-нибудь очередной их комбинации?

Бультерьер мрачно открыл кейс и окинул взглядом стандартную упаковку конфеток, пачку бумаг и плёнок для яйцеголовых и дискету с данными об очередном анонимном счёте на предъявителя.

Его персональные тридцать серебреников.

 

 

***

 

 

– «Бессрочное дежууурство», «доооолг». Урроды. – Хорёк пнул пластиковое ведро, пристроенное под консоль с останками Шестого. – Издевательство, а не работа. Они что, всерьёз думают, что могут вот так запросто…

– Да ладно тебе, Гарри. Начальство жопы наскипидарило, вот они и взгоношились… – меланхоличный горностай в третьем отсеке устало откинулся на своём кресле и протяжно зевнул. –  Перебесятся.

– Да. В конце концов нам и так неплохо плотят, можно и потерпеть. – Ввернул оператор четвёртого поста.

– Не настолько неплохо, чёрт бы их побрал. Я вообще в лабораторию устраивался… Знай бы что тут такая фигня будет… Хрен бы подписался. – Хорь размял затёкшую шею. – Тебе вообще легко, знай крути себе баранку… А у меня эта штука в мозгах каждый день копается. И поди знает уже про меня побольше родной мамы.

Хорь уставился на цилиндр с объективом, но Шестой тактично хранил молчание.

– Ахаха, должно быть ему там чертовски скучно и одиноко, Гарри. – Довольный придуманной подколкой, навигатор справа от водителя ехидно ухмыльнулся.

– Придурок. – Гарри презрительно скривился. – У меня эти четверо инкассаторов до сих пор перед глазами стоят. Вот так живёшь себе, работаешь… А потом бац…

Операторы помолчали.

Тренькнул таймер отсрочки и все пять постов почти синхронно нажали кнопку.

– Да, жуть конечно. Хотя, глядя на то что они с ним сделали… я бы на его месте вообще не знаю, что бы сделал… – Подал голос первый пост.

– Ты бы, Вилли, прежде всего обделался. Хотя нет… обделаться он как раз не может. У него и жопы то нет. – Гарри невесело усмехнулся и посмотрел на колбу Шестого. – Эй, ты там ещё не протух, приятель?

Хорь побарабанил пальцами по объективу на манер того, как обычно стучат по стеклу аквариума, пытаясь привлечь внимание рыбок.

«Я здесь».  – После непродолжительной паузы откликнулся лишённый тела пленник.

– Не протух… – Не то с облегчением, не то с сожалением констатировал хорь. – Чёртов придурок.

«Те, на кого ты работаешь – ничуть не лучше. Посмотри, что они со мной сделали. А всё почему? Просто потому что могли. Ну так и я – просто потому что мог. Мир несовершенен. Несправедлив. Мораль? Высшие ценности? Где была вся эта чушь тогда, когда… когда они…» – От переполнявшего его волнения Шестой запнулся, а хорь стыдливо отвёл взгляд. – «Посмотри на меня. ПОСМОТРИ!»

Мысленный голос громыхнул так, что кольнуло в висках.

Хорь уставился в окуляр капсулы. В ушах шелестело и шуршало, словно сотня далёких неразборчивых голосов едва слышно шептали, молили, требовали от него что-то.

«Прекрати это!» – Хорь посмотрел на кнопку нейрошокера и мерзкое наваждение тотчас исчезло.

«Ты жив. А они – нет».

«Верно. Жив. Но даже не могу себя убить. Ни перегрызть себе вены, ни повеситься… я лишен даже этой малости. Я – вещь, живой прибор. Ты даже представить себе не можешь, каково это – не иметь рук, ног… вообще ничего! Полная неподвижность, абсоютная! Иногда я чувствую своё тело, ощущаю ладони… ноги… Мне хочется есть и пить, дышать… Ты знаешь каково это, когда ты не можешь дышать?»

«Твой кровоток получает достаточное кислорода, но если хочешь… думаю я могу немного увеличить подачу».

«Не стоит… сейчас… через несколько дней я почти привык, что у меня больше нет лёгких»

«Ну… если что могу…» – Гарри сгорбился на своём кресле, пытаясь представить себе фантомные боли, неделю неподвижности и прочие прелести о которых до сих пор как-то не задумывался. Вряд ли фантазии об этом могут хоть слегка передать весь тот ужас, который, должно быть, ощущал Шестой.

Зачем он здесь? Почему? Почему вроде бы неплохой парень Гарри помогает тем, кто способен обречь живое существо на подобные муки? Почему жертва мучителей сама становится мучителем? Нет… не мучителем, просто убийцей. Это лучше или хуже?

Хорь с усилием отвернулся в другую сторону, словно пытаясь отвязаться, отбросить тяжёлые мысли прочь.

Тренькнул зуммер таймера и Гарри машинально подтвердил очередную отсрочку.

– Гарри? С тобой там всё в порядке? – окликнул второй пост.

– Да. Мы тут… разговариваем. – Хорь посмотрел в камеру, через которую его изображение транслировалось другим. – Все нормально.

– Ааа… а мы то думали, что у тебя там секс по телефону. Ну то есть по телепату…

Присутствующие в фургоне заржали.

– Интересно, а он мог бы изобразить нечто этакое… Ну типа порнушки от первого лица?

– Говорят эти штуки могут создавать иллюзии, не отличимые от реальности. – Меланхолично протянул горностай. – Прикинь этак трахнуть Сару Гейндвик или Барбару Фьодли… Это ж всё равно, что по-настоящему будет…

– Может и могут, да только тебя очки вырубят раньше, чем ты вообще что-то увидишь. – Хохотнул водитель.

– Эт точно… – третий пост снова зевнул. – Но прикинь, такой бы сервис… вместо кино и борделя… Ух, я бы…

– Заткнитесь, мы на точке. – Одёрнул навигатор. – Катим по спирали, внимательно и неспешно.

– Понял, понял… – откликнулся Гарри.

«Поиск».

Хорёк поёрзал в кресле, сбрасывая сонливость и сосредоточенно уставился на мониторы, транслировавшие изображение с камер наружного наблюдения. Сопровождаемый двумя джипами охраны, фургончик неспешно двинулся вдоль череды кафе и магазинчиков, занимавших здесь первые этажи в почти каждом встречном доме.

Шестой как мог отрешился от всех отвлекающих факторов и «прислушался». Мелодии чужих душ, вертикальными струнами уходившие куда-то в небо, попадая в его операционную область, вразнобой играли мелодию хаоса. Это было всё равно что включить десяток совершенно разных музыкальных произведений и пытаться слушать их одновременно. Потоки чужих образов, шепоток мыслей… С разной скоростью, на разные лады и ритмы, всё это окутывало его раздражающим и мешающим сосредоточиться облаком.

Значительная часть всех этих потоков оставалась позади неразборчивым бормотанием. Но многие, в чьих потоках хоть на миг промелькнул нарисованный на фургоне черно-жёлтый символ, обретали связность и внятность, становились для него чёткими и упорядоченными, словно включался наконец-то настроенный канал телевещания.

Запах лета. Нежный вечерний ветерок, зажигающиеся на улицах фонари. Радость движения, неспешной прогулки, ощущения чужих тел. Он врывался в их мысли, перетряхивал всё, что лежит на поверхности, разглядывал лица окружающих чужими глазами. Раз за разом, десятками, сотнями, тысячами. Небрежно листал их как привередливый читатель, оценивающий толщину книги и наличие в ней картинок, за пару секунд небрежно просматривая сотни, тысячи страниц.

Пока на одной из них – о чудо! – не выплыл знакомый и уже ставший ненавистным образ серого полосатого кота.

От неожиданности и накативших эмоций, Шестой едва не брякнул о своей находке вслух.

Рысь. Одна из тех, кого ему поручено обнаружить.

Скользнув рассеянным взглядом по чёрно-жёлтому знаку, она открылась перед ним полностью, явив странную, необычно плотную для её молодых лет мелодию. Пропитанные печалью и тоской нотки грусти. Порывистые аккорды упрямства. Размеренный ритм чего-то, чему он не знал названия.

Фургончик проехал в каких-то десяти футах. Всё это сближение и удаление длилось в общей сложности секунд тридцать, максимум – сорок, но за это время он успел всё, что хотел: уловил предполагаемый маршрут, внешний вид логова и образы тех, кто там оставался.

 

 

***

 

 

– Тут не больно? А тут? – Ронкина лапа путешествовала под Тимкиной майкой, ощупывая повреждения.

– Да пустяки, царапина. – Разрываясь меж желанием довольно зажмуриться или продолжить беззастенчиво разглядывать виды, открывавшиеся в вырезе её майки, кот млел самым бесстыдным образом. Аж ноги подкашивались от какой-то странной, немного пугающей дрожи.

Он как мог старался выглядеть бодрячком, этаким бравым солдатом, стойко переносящим боль ранений, но стоило ей нащупать особенно глубокую ссадину на рёбрах, не выдержал и с шумом втянул в себя воздух.

– Фффф-ааа! Осторожней!

– Прости. – По-прежнему сидя перед ним на коленях, рысь переключилась с колен и торса на Тимкину физиономию.

Ухватив за подбородок, повернула из стороны в сторону, подставляя льющемуся из окна свету то опухший глаз, то разбитый нос и глубокие, запёкшиеся уже корочкой царапины на лбу и скулах.

Откуда все эти отметины – она не спрашивала. То ли не хотела мучить «больного» расспросами, то ли не желая заставлять его лгать и изворачиваться.

В комнату подтянулись остатки их поредевшей компании. Потеснив вгрызшихся в шоколадные батончики бельчат, Рик деловито извлёк из добытых Тимкой пакетов пачку сосисок, чипсы, несколько булочек и бутыль газировки.

– Ого… Ты никак устроился подработать боксёрской грушей? – Лис хихикнул, заработав хмурый взгляд Роны. Тимка покосился в его сторону, но мысли его сейчас крутились совсем в иной области. Вместе с Риком из их обособленной берложки появилась и Вейка. Появилась, но в комнату входить не стала – судя по шороху, замерла где-то в дверях, облокотившись плечом о косяк.

Смотрит ли она сейчас на него? На …них с Ронкой? И что думает? Почему все вышло… как вышло?

Мучительный вопрос засел в нем колкой болезненной занозой. Первое время не думать об этом вообще не получалось. Настолько, что все валилось из рук и вызывало лютое, бешеное желание биться в истерике, кататься по полу и выть.

Почему? Почему? Почему?! Почему всё пошло так, как пошло? В голове не укладывалось как это вообще возможно. Что творилось при этом в голове у НЕЁ?

Смотрит ли она сейчас на его спину или даже не взглянула?

А если смотрит, то – как? Стыдливо? Презрительно? Безразлично или с неприязнью? Полжизни бы отдал за то, чтобы узнать какие мысли у неё сейчас мелькают…

Сейчас, спустя несколько дней, эта щемящая боль притупилась, поутихла… Нет, не ушла, не отдалилась… Скорее – затаилась, до поры до времени, оттеснённая появлением Мэй, внезапной встречей с полосатиком и прочими дневными приключениями. Но никуда не делась. Стоило задеть – и вот нате, пожалста! Болит снова, как застарелая заноза, неосторожно оставленная в теле. Заросшая мясом и шкурой, но всё такая же острая.

Безумно хотелось обернуться… Но, во-первых – его подбородок всё ещё удерживала Ронка, а во-вторых… Во-вторых он совсем не был уверен, что выдержит встречный взгляд кошки. Удержится от униженных воплей, обвинений и прочих розовых соплей не обращая внимания на остальных свидетелей безобразной сцены. Кроме того – почему-то особенно сильно задело то, что в тот раз она сама не обращала на него ни малейшего внимания, словно разом тупо забыв о его чёртовом существовании. Небрежно и легко, словно его и вовсе никогда не было. И это после всего того, что было!

Горло перехватило, вновь захотелось сбежать от всех, зарыться в свою кучу прошлогодних листьев и от души проплакаться. Но ко всей этой гремучей смеси из грусти, граничащей с ненавистью обиды и мучительно-бредовых предположений примешивалось и ещё какое-то странное отупляющее оцепенение, словно бы невесомость. Этакое странное мимолётное ощущение, которое бывает, когда оступился и куда-то падаешь. Неловко, неожиданно, но ещё толком не успев испугаться и вздрогнуть.

Рона на миг замерла, скосив глаза куда-то в сторону, поймала его взгляд и несколько долгих секунд разглядывала снизу вверх. Тимка замер, с внезапной отчётливостью ощущая её ладони: одну – у себя в ладони, другую – на подбородке.

Зелёные озерки её глаз в золотистых лучах закатного солнца сияли каким-то сказочным, изумрудным отблеском. Не моргая, она смотрела на него снизу-вверх и на её лице проносилась какая-то дикая, неуловимо быстро сменявшаяся гамма эмоций. Беспокойство, сочувствие, благодарность… обида? На какой-то миг этот странный взгляд прошил его насквозь как удар тока, вывернул наизнанку и вернул в прежнее положение обескураженного оцепенения. В теле образовалась гнетущая пустота, разбавляемая лишь обрывками мечущихся бессвязных мыслей.

А она смотрела и смотрела на него, словно читая все эти его ощущения и переживания как открытую книгу, находя какие-то нюансы и тонкости, которые он как раз бы предпочёл не демонстрировать.

Рона разлепила губы, помедлила, словно бы хотела сказать что-то важное, на что ещё нужно было решиться и отважиться…  Но в последний момент передумала.

– Нам нужно купить немного лекарств… Небольшой запас на всякий случай и… хоть немного кухонной утвари. Посуду, ложки…

Словно смутившись собственной просьбы, Рона отвела взгляд, вновь посмотрела на него и вновь отдёрнула.

Смущение? От этой в общем-то нормальной и естественной просьбы? Или… того, что осталось несказанным?

Повисшая в воздухе неловкость, казалось, ощущалась в воздухе.

– Конечно… – Тимкин голос дал сбой и он предпочёл заткнуться. Неловко нашарил карман и выгреб на свет приличную стопку купюр. – Вот, держи.

Она с изумлением и недоверием уставилась на букетик банкнот, парочка которых, как облетевшие листья выскользнули и упали к их ногам.

– Эмм… Это много. – Рысь нахмурилась, с недоверием разглядывая подношение. – О…

– Да бери. – Тимка неловко сунул добычу в её ладонь, пока не передумал. – Я ещё достану. Потом.

Расставаться с большей частью таким трудом и риском добытых денег конечно же не хотелось. И как знать не промолчал бы он или не ограничился бы куда более скромной подачкой, если бы не эти её странные взгляды и, чего греха таить – не присутствие Вейки. А так… Пусть видит, дура, что потеряла!

Глупо, конечно… и как-то меркантильно и мерзко… Но если это единственный способ хоть как-то «отомстить», зацепить, задеть…

Ну и самую капельку, совсем чуть-чуть в какой-то мере тешило самолюбие и то, что Рона, как-то сама собой возглавившая их странную компашку, на глазах у всех обращается к нему, Тимке! А он этак небрежно вручает ей почти триста баксов – баснословную для большинства из бродяжек сумму! И вроде как всем сразу становится ясно, кто в доме хозяин, добытчик и благодетель.

Где-то в глубине запоздало трепыхнулась жадность: может и не стоило отдавать столь многое, может стоило отдать всего лишь полтинник, по старой привычке заныканный в совсем другой кармашек? Может Вейка и вовсе давно ушла, едва завидев его здесь и он тужится-пыжится совершенно впустую?

Тимка не вытерпел и оглянулся в сторону двери.

Вейка никуда не делась… Стояла в дверях, как он и предположил, но если и смотрела на него украдкой, то стоило коту пошевелиться – тотчас же отвернулась. Впрочем, не выдержала тоже – как и рысь только что, метнула в его сторону короткий странный взгляд, словно пыталась, но никак не могла себя заставить посмотреть на него прямо.  Странный, затравленный взгляд.

Неужто его маленькое шоу с пачкой денег ударило в больное?

Мысленно злорадствуя, Тимка отвернулся обратно к Роне.

– Гм.. кто-нибудь видел поблизости аптеку? – рысь аккуратно собрала просыпавшиеся купюры в аккуратную стопку, согнула их пополам и уложила в карман рубашки.

Почти ополовинив принесённые Тимкой припасы, нахальный лис, не отвлекаясь от процесса небрежно пожал плечами. Вейка промолчала тоже, а от остальных ответа ждать и вовсе не приходилось.

Увлечённо поедавшие один на двоих гамбургер, близняшки уселись бок о бок: левый удерживал огромный бутерброд обоими ладошками, правый держал бутыль «Пиро-колы». Откусывали и запивали попеременно, причём настолько синхронно, словно заранее репетировали. Заметив Тимкин взгляд, Джейк смущённо отёр выпачканные майонезом мордахи и застенчиво улыбнулся.

Коматозный мыш, хоть и не пребывал в бреду, сидел в своём тёмном углу с этим своим типично безучастным видом.

Рона посмотрела на Тимку.

– Ну…. Где-то видел вроде. – Кот попробовал припомнить где мелькала вывеска с зелёным крестом, но аптеки были как-то вне сферы его обычных интересов и припомнить их точное расположение он с разбегу не мог.

– Покажешь? – Рона кое-как пригладила отрастающий чуб и баки, вздохнула и поднялась, демонстрируя, что не прочь выступить прямо сейчас.

Ещё пару недель назад он из шкуры был готов выпрыгнуть, лишь бы под каким-нибудь благовидным предлогом остаться с ней наедине. А сейчас… Сейчас почему-то было стыдно и неуютно, неловко и… боязно. Вдобавок усталость и пережитые побои отнюдь не способствовали желанию тащиться куда-то ещё и что-то там делать.

– Эмм… ну вдоль набережной пройди, там точно есть…  где-то меж мостов. Или давай попозже сходим, а? – Он чуть расслабился, позволив проявиться усталости и был милостиво избавлен от роли проводника.

– Ой, прости… Отдыхай, конечно. Сама поищу. – Рона трогательно смутилась и чуть виновато поглядела на его ссадины. С грустной улыбкой она взъерошила Тимкин чуб и придирчиво осмотрев свою одёжку, вышла.

– О, а эт чё за хреновина? – Сунувшись во второй пакет, Рик извлёк на свет рацию.

– Дай сюда. – С некоторым раздражением кот выхватил у него своё сокровище и отправился на чердак.

Проходить через дверной проём, когда там торчит кошка совсем не хотелось. Вообще не хотелось к ней приближаться или даже смотреть в её сторону. Словно уловив это отчуждение, Вейка посторонилась, пропуская его в коридор, хоть места в проходе и так было более чем достаточно.

Он прошёл на расстоянии шага. Шага от той, которой хотел подарить мир. Той, прикосновения которой ещё недавно дарили неописуемое блаженство, а сейчас… сейчас, должно быть вызвали бы скорее брезгливость и горечь.

Не удержавшись, он позволил себе слегка скривить рот в брезгливой усмешке, тонкой, едва заметной, но, кажется, вполне достигшей эффекта: насколько удавалось рассмотреть краем зрения, кошка прикрыла веки и отвела взгляд куда-то в сторону.

А у него в очередной раз мучительно защемило где-то внутри, словно под рёбра и впрямь вогнали здоровенную колючую занозу.

 

Аптека нашлась неподалёку и располагалась и впрямь на набережной. Архаичный домик старинной архитектуры приютил на первом этаже парикмахерскую и зоомагазин, а чуть в стороне виднелся спуск в подвальный этаж, над которым тускло светился пластиковый зеленый крест.

Стараясь не хромать и не наступать слишком явно на пятку, рысь осторожно спустилась по ступенькам и осмотрелась. Парочка старичков и джентльмен средних лет, дама с декоративным варанчиком и парень подозрительно наркоманской наружности, который противным голосом канючил что-то, отпускающееся строго по рецепту.

Не выдержав его препирательств с аптекаршей, дама с варанчиком пригрозила вызвать полицию и тип поспешил убраться. Посторонившись, Рона пропустила его мимо, на миг ощутив спёртый запах давно немытого тела и невольно поймав мутный, расфокусированный взгляд.

Бурча на ходу что-то неразборчиво-обиженное, парень протопал мимо, а взгляды присутствующих скрестились на ней. И Рона с внезапной остротой ощутила, что для них, похоже, выглядит не особо лучше того парня, не смотря на то, что не так давно купалась, да и одёжку постирать не забыла. Вот только без глажки и нормальной сушки, а также от того что и ночь она провела всё в той же долгополой рубашке и мешковатых шортах, на всей этой одежде пролегли глубокие неряшливые складки. А шерсть? Она конечно почти каждый день проверяла не сбились ли где колтуны, а перед выходом из их логова – как могла расчесалась собственными когтями, но… когти не расчёска. Да и зеркала, чтоб убедиться, что всё точно в порядке у неё не было.

Испытывая острое желание провалиться от стыда ещё ниже проклятого подвала, рысь замерла в конце очереди, боясь встречаться взглядом с присутствующими.

Дама с варанчиком презрительно хмыкнула, джентльмен с портфелем поджал губы а пожилая чета отодвинулась от нее так, словно опасалась подхватить блох.

Уставившись в пол, Рона едва слышно вздохнула. Сколько прошло времени с их побега? Три недели? Четыре? У них даже календаря нет и понедельник сейчас или суббота – даже этих простейших вещей они были лишены. Что в тюрьме, что на воле – разница лишь в том, что теперь еду и пожитки им приходится добывать самостоятельно. И при том всегда жить в страхе, что вот-вот их найдут и схватят или хотя бы просто прогонят с насиженного места, решив, наконец, снести развалюху простоявшую там невесть который год.

А что дальше? Без документов и связей, с преследователями за плечами… Есть ли вообще смысл барахтаться, за что-то бороться, упорно выживать и к чему-то стремиться?

«Всегда должна быть цель» – вспомнилось одно из любимых изречений отца.

Какая цель была у неё эти последние недели? О, нет, конечно без дела не сидела – и убиралась и следила за компанией малолетних оболтусов… Но… по большому счёту, глобально, ничего не изменилось. И не изменится, если не…

– Деньги есть? – белка-аптекарша с подозрением уставилась на неё из прорезанного в толстом стекле окошка как пулемётчик дзота.

Рона неловко нашарила в кармане одну из купюр и продемонстрировала тётке.

– Жаропонижающее, обезболивающее… антисептик… – Рона как могла перечислила все типы лекарств, которые могут понадобиться. Список вышел внушительным. Настолько, что попытавшаяся всё это запомнить продавщица, под конец списка заморгала на неё отупевшим взглядом.

– Стоп-стоп. Ещё раз по порядку. – Она со сдержанным раздражением принялась доставать из многочисленных ящичков называемые лекарства и сгружать их на прилавок, подальше от окошечка. По мере увеличения кучи покупок, недовольство и подозрительность белки стихало.

К моменту когда у Роны иссякла фантазия, на прилавке высилась приличных размеров горка таблеточных упаковок и коробочек, градусник, сироп от кашля, пластырь, бинт и даже стетоскоп с парой объемистых упаковок витаминов. Венчала маленькую пирамиду детская резиновая клизма.

– Госпиталь решили открыть, милочка? – Белка уже почти без агрессии, но с лёгким ехидством посмотрела на неё поверх кассы.

– Бабушка попросила купить.  – Прозвучало немного двусмысленно, но интонация меж правдивым, искренним ответом и граничащей с издёвкой иронией была слишком тонка.

– Посоветуйте ей не читать на ночь медицинских справочников, милочка. Помогает. – Ядовитым тоном посоветовала бельчиха с издевательской улыбкой.

– Непременно. – Рона отвесила ей прохладную формальную улыбку.

Белка пощёлкала кнопками кассового аппарата и ухмыльнулась с каким-то мрачным удовлетворением.

– Семьдесят восемь долларов, шестьдесят пять центов. – Не делая попыток хотя бы собрать покупки в пакет, белка уставилась на сомнительную покупательницу.

Рона положила на прилавок четыре двадцатки.

Удивлённо выгнув бровь ещё раз, белка проверила купюры на свет, потёрла, понюхала и смерив рысь очередным подозрительным взглядом, наконец пробила чек и сунула деньги в кассу.

Собрав покупки в пухлый увесистый пакет, белка не без усилий протолкнула все это в тесное окошко и проводила странную покупательницу скептическим взглядом.

Оставалось найти хозяйственный магазин и попытаться прикупить посуду или хотя бы зеркало, расчёски и стиральный порошок. Ещё недавно казавшаяся более чем внушительной, выданная Тимкой сумма теперь выглядела до смешного мелкой.

Шестьдесят долларов за сковородку! По пять баксов за тарелку! По три за вилки и ложки! А ведь ещё нужен стиральный порошок, мыло, зубные щётки и паста… Чёрт, да даже покупай она только самое важное, без по меньшей мере полутора тысяч ничего толком и не купишь. Но где в их положении достать такие деньжищи? Без документов ведь даже на работу не устроишься, ну разве что совсем за смешные подачки, которых на пропитание то едва хватит. И то если экономить.

Рона бродила от витрины к витрине, всё больше и больше мрачнея от тяжких мыслей.

Тоска и безысходность, желание сдаться и опустить руки.

От разглядывания шампуней и прочей бытовой химии на глаза наворачивались слезы.

Исходя из бюджета можно было купить либо тарелки и ложки, мыло да стиральный порошок с зеркальцем, либо сковородку и порошок с расчёской и мылом. А ведь ещё не помешал бы моток верёвки и какие-нибудь постельные принадлежности. Если уж не подушку, то хотя бы простыни!

От всех этих бесконечных прикидок и подсчётов пополам с мучительным выбором голова раскалывалась так, что впору было вскрыть одну из купленных упаковок и закинуться таблеткой. Но тратить драгоценные лекарства на себя казалось слишком расточительным. В конце-концов – голова не воспалённая ранка, поболит и пройдёт.

Выбрав самый дешёвый тюбик зубной пасты, порошок и мыло, она купила пачку пластиковых тарелок, пластиковые же стаканчики и самую дешёвую кастрюльку. Также в груду покупок добавилось небольшое зеркальце в красном пластиковом ободке, семь ложек, небольшой нож и открывашка. Подсчитав остающуюся наличность, она побродила по магазину ещё немного и добавила в корзинку ножницы, три катушки ниток, моток верёвки и пакетик гвоздей. Остававшиеся в резерве последние пять долларов были потрачены на зажигалку и пару вёдер.

К моменту, когда она закончила все покупки, магазин уже закрывался а на улице и вовсе стемнело.

Нагруженная покупками, Рона захромала обратно, сожалея, что не прихватила с собой кого-нибудь в помощники. Побитый и замученный Тимка явно заслуживал отдыха, брать с собой Вейку категорически не хотелось а остававшиеся бельчата или Рик напоминали ей задачу-притчу про лодку, варана и курицу с зерном. Возьми она Рика – терпеть всю дорогу его сальные тупые шуточки… Возьми близнецов – кому тогда присматривать за мышем?

Вздыхая и поправляя на ходу расползающуюся гору покупок, прихрамывающая рысь, вызывая удивлённые и порой ехидные взгляды прохожих, медленно но верно двигалась к дому.

Мимолётное внимание пешеходов поначалу слегка напрягало, потом стало радовать – что хотя бы никто не лезет, затем мысли потекли в направлении привычного уныния и безысходности.

Одна. В целом мире одна и никому нет до неё ровным счётом никакого дела. Никому, кроме тех кто за ними гоняется, да может быть некоторой части из их компании. Для большинства же из них она просто… удобна.  К чему напрягаться и что-то делать самим, если есть она? И Тимка.

Рона пересекла мост, прошлась по набережной, пропустила кативший мимо фургончик со странным чёрно-желтым символом на бортах и свернула на улочку, ведущую, как хотелось верить, в нужном направлении. Днём все окрестности её более менее запомнилимь теперь же – когда уже стемнело, в свете фонарей большинство запомненных ориентиров терялись и выглядели иначе.

Где-то под рёбрами шевельнулось тревожное, щемящее чувство беспокойства.

Она притормозила, поудобнее перехватывая ведра, использованные в качестве сумок и замерла, уставившись на то, как ее собственную тень догоняет чужая.

«На лету» выхватив из покупок нож, Рона выронила вёдра и порывисто развернулась.

 

 

***

 

 

Над плоской серебристо-радужной панелью возникло изображение рослого крепкого мужчины в зеркальной маске замкнутого цикла и глубоком капюшоне.

Под выключенной маскировочной накидкой виднелся край подмигивающего индикатором бронекостюма.

Мужчина молчал, с угрюмым интересом разглядывая собеседника.

Принимающий вызов статный сухощавый мужчина в облегающем светло-сиреневом комбинезоне помрачнел и нахмурился:

– Кто вы? И где Иган? – в голосе его прорезалось подозрение.

Причудливых очертаний лежачее кресло располагалось так, что пластина голокуба словно бы нависала откуда-то с потолка. В результате мужчина смотрел на своего собеседника словно бы немного снизу вверх, а лицо изображения – надменно нависало над ним.

– Иган… уволен. – Мужчина неспешно сдвинул капюшон, обнажив гладко выбритый безбровый череп. Повозился с застёжками маски и освободив крепление, стянул и её.

Костистое и одновременно одутловатое лицо человека лет пятидесяти, истеричный, подозрительный прищур карих глаз. Тонкие жестокие губы, казалось, даже в расслабленном состоянии, туго натянуты на череп. Так туго, словно их владельцу приходилось прилагать некоторое усилие, чтобы сохранить их капризный и нервный изгиб, а не расплыться в злорадном хищном оскале.

– Меня зовут Ури Когг. – Остренький, словно карикатурный носик и неожиданно круглый для этого типажа рыхлый и круглый подбородок придавали ему одновременно какую-то отталкивающую порочность, но в то же время и притягивали взгляд, не давали отвернуться, сковывая каким-то странным, потусторонним магнетизмом.

Голос у него был таким же неприятным и странно магнетическим.

– Джереми Ли. – Неохотно и настороженно представился второй. – Чем обязан?

Меж их диалогом тянулись едва заметные, но всё же ощутимые паузы – сказывалось расстояние и тройная система шифрации, оперирующая в гиперволновом диапазоне.

– Я объявляю Фриско 3 территорией «Возрождения». – Звонивший выдержал паузу, тонко улыбнулся и продолжил. – И предлагаю вам присоединиться.

Мужчина в кресле нахмурился сильнее, скосил обеспокоенный взгляд куда-то в сторону, недоверчиво качнул головой и вдруг улыбнулся:

– Спасибо, вы кажется двенадцатый.

– Не понял? – звонивший удивлённо повёл бровью. Точнее, тем местом, где она должна была бы быть.

– Двенадцатый, кто нам это предлагает. – Пояснил Джереми. – Угадайте с трёх раз, что я вам отвечу?

Надменное лицо в голокубе похолодело.

– Мне кажется, вы не понимаете… – Справившись с эмоциями, Когг впился в собеседника сердитым, маниакальным прищуром. – Я могу сбить вашу консервную банку в течение часа.

– Это я тоже уже слышал. – Джереми вздохнул и взял с подлокотника пластиковый стаканчик. С наслаждением потянул его содержимое из встроенной трубочки. – Давайте будем реалистами. Даже если предположить, что ваша затея увенчается успехом… Чего вы добьётесь? Наши производственные мощности будут утрачены и даже сама платформа будет полностью разрушена. Вам достанется меньше чем ничего и все это зачем? Ради чего?

– А как же моральное удовлетворение? – Стараясь не терять самообладания, напомнил новоявленный владелец Фриско. – Оно дорогого стоит.

– Дороже чем оптроника, квантовые сердечники и все прочие хитрые бирюльки, которые мы тут производим? Дайте подумать… – Джереми изобразил преувеличенное изумление, озадачено и словно бы даже испуганно почесал короткую бородку. Стаканчик с трубочкой, который он выпустил, всё это время благополучно дрейфовал там, где его оставили. – Дайте подумать…

Лицо Джереми изобразило напряжённую работу мысли, но внезапно вновь расплылось в издевательской ухмылке:

– Нет, все же, пожалуй я откажусь от вашего щедрого предложения. Прощайте.

Щёлкнув тумблером, он выключил связь и вновь нахмурился, обдумывая полученные известия. Покосился на пульт, пощёлкал кнопками и на голокубе вновь появилась физиономия в капюшоне и маске.

– Меня зовут Ури Когг. – Повторно представился неприятный тип, стягивая капюшон и отстёгивая маску. На середине этого движения картинка замерла и сместилась в угол экрана.

Развернув окно с адресным списком, Джереми выделил всех, кроме Игана и отправил вызов. На экране стали выстраиваться квадратики видео, содержимое которых в этом режиме было слишком мелким, чтобы внятно рассмотреть лица ответивших. На некоторых квадратах и вовсе отобразилась сплошная чернота или простенькие заставки, подтверждающие, что абонент ответил на вызов, но по каким-то соображениям не желает показывать своё лицо.

Дождавшись когда отзовётся последний квадратик, Джереми окинул экран смешливым взглядом и поудобнее устроившись в своём кресле, сложил пальцы домиком.

В противовес содержанию, интонации его слов были легкомысленно-беззаботными:

– Господа. У меня для вас пренеприятнейшая новость…

 

Оглушённо и озадаченно отвернувшись от погасшего голокуба, Ури Когг секунды три хранил спокойствие, после чего выплеснул распиравшую его ярость на притулившуюся на краю стола кружку. Врезавшись в стенку, несчастный керамический сосуд разлетелся в крошево, осыпав сапоги замерших в нескольких шагах солдат.

Телохранители не пошевелились.

Да как они смели? Какой-то грязный патлатый связистишко издевательски скалился ему прямо в лицо! А этот его жалкий, тупой и надменный юмор!

Особенно бесило то, что весь диалог слышали приближённые. Прокол. С его стороны было крайне самонадеянно поверить в то, что стоит взять под контроль целый город, как сам собой падёт и наиболее ценный, наиболее желанный бастион. Точка силы, дающей власть над миром.

Ури Коггу не отказывают. Ури Коггу не перечат. Никогда за последние пару лет.

За последние годы в окружении абсолютной власти и благоговения преданной «паствы» он уже почти и забыл каково это, когда над тобой насмехаются, отпускают издевательские комментарии и… Чёрт, все это слишком напомнило тот случай, с которого всё и началось! Его выступление на ассамблее, этот дурацкий наивный призыв собраться с силами, объединиться и восстановить наконец справедливость.

Увы, тогда его никто не принял всерьёз. Не задумался, не прислушался. Лишь осыпали насмешками и прогнали, навсегда лишив права публичных выступлений на этих их дурацких съездах. Что ж… один раз он уже пережил это, переживёт и сейчас.

Чёрт! Чёрт!! Черт!!!

Не в силах сдерживать с новой силой накатившую ярость, он вскочил и замер. Ударил ладонями об стол, раз, другой… Третьего раза не последовало – решительно выдохнув, Когг титаническим усилием вернул себе самообладание, натянул маску и обернулся к своим людям.

– Ньюмана ко мне. И тех кто там у него… сын, дочь? Тащите всех. – Палец Когга указал на левого телохранителя. Фигура в плаще и маске беззвучно кивнула и включив камуфляж, вышла.

Проследив за солдатом, на ходу превратившимся в почти полностью прозрачное марево, Когг уселся на удобное крутящееся кресло и сделал задумчивый оборот на сто восемьдесят градусов.

Помещение пункта связи было тесноватым, но для задуманного спектакля пространства хватало.

Нога новоявленного диктатора нервно подёргивалась мелкими, частыми движениями. Спохватившись, Когг замер и старательно распрямил ногу так, чтобы подобное подёргивание не повторилось.

За дверью с гулом сервоприводов протопал бот, от тяжёлых шагов которого даже здесь, за толстым слоем шумоизоляции, ныли зубы, болезненно покалывало кончики пальцев и в толстых армейских ботинках ощущались толчки как от маленького землятрясения.

– Грейсона ко мне. – Голос, приглушенный маской звучал абсолютно спокойно и невозмутимо. Словно и не было никакого приступа ярости, никаких нервических подергиваний.

Оставшийся телохранитель почтительно кивнул и вышел.

У Когга дёрнулся глаз и он поморщился. Придержать раздражающий тик не снимая маски, не представлялось возможным.

Ричард Грейсон. Если так можно выразиться – правый кулак нового порядка. Беспринципный, послушный как робот, не задающий вопросов и не испытывающий ни моральных терзаний, ни даже тени каких-нибудь сомнений.

В своё время он, Ури Когг, разглядел в нем потенциал, умело направил, взрастил и выпестовал практически своими руками. Ну, не совсем так, конечно… В ту пору семидесятипятилетний командир спецгруппы, как и он сам, со всей внезапной беспощадностью и окончательностью угодил в опалу старперов и бесцельно прожигал жизнь, проводя дни то в компании дешёвого виски, то в карцере за многочисленные драки, ввязывался в которые с завидной регулярностью.

Отмытый и одетый, чуть ли не силой приведённый в приличное и относительно вменяемое состояние, гигант охотно проникся подаренной Ури Целью. Недостижимо великой, почти невероятной в ту пору даже для самого Когга.

Цель. То, что даёт силы жить. Вопреки всему, несмотря ни на что. У каждого должна быть Цель. У Грейсона её отняли. И он дал ему новую, поделился своей.

Они надирались в баре, на пару строя фантастические планы и жалуясь друг дружке на жизнь. Проклинали обидчиков, мечтали отомстить, стать чем то большим, чем жалкими никчёмными винтиками в чьей-то сложной, невероятно огромной машине.

Разошедшийся, изрядно захмелевший Когг наполовину в шутку предложил сколотить группу единомышленников, начать проводить идеологические собрания, словом – всю эту хрень, с которой обычно начинались военные и гражданские перевороты далёкого прошлого, описанного на затхлых страницах истории, давно позабытых большинством выживших.

Для него это было игрой – неожиданно далеко зашедшей, опасной, но в то же время слишком притягательной, чтобы остановиться вовремя.

И он увлечённо придумывал тайные знаки, строил планы захвата власти и на пару с первым обретённым последователем мечтал изменить мир.

Через полгода их скромный кружок по интересам разросся до почти сотни человек и в него затесался первый шпион.

Игра стала реальностью.

Они казнили соглядатая сообща, превратив это неприглядное зрелище в некое подобие шоу, обобщающую клятву, если угодно.

Увы, информация об их маленьком «клубе» каким-то образом всё же докатилась до властей. И во время очередной сходки часть из них была схвачена, но Когг и Грейсон каким-то невероятным чудом сумели спастись.

Позже, обсуждая тот случай оба единогласно сходились на мысли, что иначе как провидением, внезапной помощью Судьбы то неприличное везение назвать было нельзя. Подобных знаков на пути становления «Возрождения» потом встречалось не один, не два и даже не сотня.

Словно сама судьба вела их к успеху, вопреки всему, назло любому здравому смыслу, помогая уйти, ускользнуть от любых изощрённых ловушек и превратить сокрушительные провалы в столь же сокрушительные победы.

Весть о «разгромленном» движении разнеслась в самые дальние уголки и атмосфера, что называется назрела.

Умелые манипуляции гения пиара Винса Валентайна превратили сотню «кухонных политиков» в тысячу ярых бойцов. Неудачников, жульё и явных уголовников – в великомучеников революции, а самого Когга, скромного стареющего неудачника – в пророка и вождя народов.

С этого момента жизнь заговорщиков резко переменилась. Сами собой потекли деньги. Жирные, зажравшиеся упыри, владеющие несметными богатствами, сами шли на контакт и охотно снабжали новое движение своими баснословными капиталами.

Поначалу – надеясь получить этакую карманную армию и персональную политическую партию, затем – теряя эти глупые надежды и надеясь уже лишь откупиться, заслужить себе снисхождение и место в новом мировом порядке.

Ури Когг надменно улыбался, уже не особо стараясь скрывать презрение и брезгливость, но позволял им жить привычной сытой и обеспеченной жизнью. Пока.

Прошло каких-то четыре года и «Возрождение» обзавелось шестью укреплёнными базами и собственной, без малого трёх тысячной армией. Точнее, настоящих бойцов в ней было конечно же меньше – каких-то три сотни тренированных, вымуштрованных солдат. Многие из которых и впрямь были настоящими солдатами, по тем или иным причинам разочаровавшимися в системе и решившими влиться в их ряды. Остальные служили обслугой, техническим персоналом, а то и просто надсмотрщиками.

Перехватив на поверхности несколько десятков лайнеров, они обзавелись парой тысяч рабочих рук и дело закипело. Прямо под носом у властей самых разных бункеров создавалась техника, оружие, припасы. Они покупали или завоёвывали верность нужных людей, не гнушаясь ни шантажом ни похищениями, сосредоточенные лишь на одной великой Цели. Цели, которую подарил им Ури.

В непрерывно растущих рядах «Возрождения» постоянно отлавливали шпионов, публично пытали и с помпой казнили как предателей рода человеческого. Ведь Цель была благородна и как ни крути – эпична. Иногда Ури накрывали приступы раскаянья и муки совести, но год от года все реже. В конце концов, даже если не все «шпионы» на самом деле таковыми являлись – ну разве не правильней было пожертвовать жизнями нескольких преданных соратников, чем допустить хоть малейший риск провалить свою миссию?

И вот он – новый, важный этап их общей Судьбы.

Очередной великий шаг к Цели.

Веха, не менее значительная, чем первая встреча великовозрастного студента и спивающегося ветерана спецподразделения.

Захваченый город. Город с почти ста тысячами населения. С производственными линиями, налаженными связями на поверхности и собственной агентурно-коммерческой сетью, позволявшей через подставные фирмы легко получать с поверхности большинство недоступных некоторым городищам благ. Город, который станет плацдармом его Нового Порядка. Город-рычаг, используя который он, как доисторический Архимед, перевернёт весь мир.

От приятных воспоминаний Когга отвлекла дверь. Протиснувшийся внутрь гигант макушкой упирался в полоток, ростом превосходя любого из в многочисленной армии Пророка.

Из бугрящейся под гермокостюмом мускулатуры, казалось, вполне можно было бы выкроить двух, а то и трёх Ури Коггов.

Волевой «кирпичный» подбородок, шея, толщина которой превышала диаметр черепа, широченные плечи и торс, которому мог позавидовать бы любой жалкий качок из телешоу «Титаны». При этом, невзирая на обманчиво «мясной» вид, Грейсон был далеко не так туп, как можно было подумать, глядя на его перекачанную тушу.

Адмирал его маленькой армии выглядел идеальным абсолютным солдатом, на фоне которого любой из всех когда-либо виденных Ури мужчин, смотрелся жалко и как-то «невсамделишно». Именно таких гиперболизированных пропорций некогда рисовали героев всевозможных дурацких комиксов.

Новоявленный пророк порой даже всерьёз прикидывал, не упрятано ли в массивной широкоплечей туше полностью искусственное тело.

Нет, конечно, Грейсон, как бывший спецназовец, да ещё командир – и так по уши напичкан всевозможными примочками. И армированый скелет, суставы с алмазным напылением, турбосердце и наноусилители нейромедиаторов с подавителями молочной кислоты – далеко не всё, чем наделили его изощрённые военные техники.

Впрочем, в подобные нюансы Ури старался не лезть. Ни к чему тратить себя на подобные мелочи, когда в его силах – вести преданных последователей к былому величию человеческой расы.  Окажись Грейсон хоть целиком из металла, какая к чёрту разница? Главное, что он с ним. Его первый и самый верный последователь. Хотя, для очистки совести всё же не лишне покопаться во встроенных в него технологиях, хотя бы с той целью, чтобы воспроизвести что удастся в других солдатах движения. Впрочем, это ещё успеется.

– Ну что там? – Окончательно отвлёкшись от нелёгких своих воспоминаний, Когг глотнул из респиратора немного прохладного освежителя.

– Вентиляционный центр капитулировал, оружейную взяли без боя, а вот в реакторной засели наглухо. Боты готовы вскрыть буферную зону, но эти придурки угрожают все взорвать.

– А местные шишки? – Когг задумчиво почесал челюсть затянутой в перчатку рукой.

– Почти все у нас. Парочка где-то бегает, один вояка как раз в реакторной. Если бы не он, яйцеголовые бы наверняка давно скисли.

– И что, взорвут? – Поинтересовался Когг.

На секунду новоиспечённый диктатор представил себе ядерный погребальный факел размерами в треть континента и едва заметно поёжился. Не поторопился ли он прибыть в свежезахваченный город? Хотя… после того количества чудесных спасений, что уже было в его жизни – пора уже наконец перестать трусить и ощутить себя любимчиком Судьбы. Взрыва не будет. Только не там, где вершится его воля, его Судьба.

– Не думаю. – На физиономии Грейсона как всегда не отобразилось ни намёка на эмоции. – Мы обещали им жизнь.

– Это правильно. Никогда не загоняй никого в угол, если не можешь прихлопнуть одним ударом. – Назидательно изрёк Когг.

– Мы можем пустить в их вентиляцию токсин. Передохнут раньше, чем успеют сказать «ой». – Слова великана прозвучали не то чтобы возражением, скорее обозначили лёгкую обиду на сомнения «фюрера» в его способности держать все под контролем.

– Так почему ещё не пустили?

– Реактор. У нас нет никого, кто мог бы разобраться с этой штукой. – Грейсон помрачнел и уставился куда-то в пол, ожидая от Пророка решения этой тупиковой ситуации.

За дверью послышался одиночный выстрел, ответный короткий «рявк» автопушки и тяжёлая поступь штурмового бота.

Ури недовольно посмотрел на гиганта и адмирал стыдливо потупился:

– Мы работаем над этим.

– Слышу. – Ури позволил себе успокоить великана поощрительной улыбкой. – «Ревенанты» были отличной идеей.

Грейсон приободрился и едва заметно приподнял уголки губ.

– Итак… реактор. Притащите к голокубу их семьи и казните по одному раз в пять… Нет! Раз в десять минут….

– Но ведь они… – Грейсон недоуменно вскинул густые брови.

– Вряд ли. Ведь у них тоже семьи. – Ури благостно сложил пальцы домиком и хитро прищурился. – Как ты думаешь, без непосредственной и совершенно неотвратимой угрозы – многие ли решатся что-то взрывать? Пока есть надежда для них лично и их семей – вряд ли. А тех, чьих близких уже не станет – они же сами и удержат. Главное, дать им время понять, прочувствовать. Но не слишком много, чтобы не надумали чего лишнего. Да, десяти минут вполне хватит. Объясни им, что все эти смерти на их совести, что их легко можно было избежать, спасти – стоило просто открыть дверь. Ну а взрыв… Зачем? Мы же не звери – договоримся….

На физиономии Грейсона появилась почти точь-в-точь такая же хитрая ухмылка, как у самого Когга. Их взгляды встретились через дымчато-зеркальные стёкла масок и на миг замерли, словно черпая друг в друге вдохновение. Утончённая садистская расчётливость и восторженное повиновение слепой неистовой силы.

 

 

***

 

Мясистые влажные нити, хлюпающая под ногами влага. Влага и удушливый терпкий жар – внизу, вокруг, сверху… Он протискивался свозь живой лес, с усилием раздвигая гигантские волокна, словно крохотный паразит, пробирающийся сквозь огромную мышцу.

Волокна упруго пружинили, норовили стиснуть, задержать, измотать. Сочившаяся с их корней слизь липла к ногам, заставляла то панически скользить, то с усилием отрывать босые ступни от податливого, медленно пульсирующего пола.

Он бился и трепыхался, как угодившая в паутину мошка – отчаянно, из последних сил раздвигая волокна руками и ногами, не обращая внимания на облепившую его слизь и влагу, на жаркий пульсирующий ветер. Он проталкивал себя куда-то вперёд, хотя давно потерял и чувство направления и понимание зачем он куда-то стремится.

Титанический организм вокруг, казалось, вовсе не замечал его присутствия. Начисто игнорируя его жалкие усилия, окружающее пространство жило своей жизнью – хлюпало, капало, сочилось… Время от времени где-то над головой, где влажные волоски сходились в единое колышущееся марево, периодически раздавался оглушительный сиплый гул. Волоски гнулись, то стискивая его сильнее, то слегка ослабляя давление.

Воспользовавшись одним из таких послаблений, он отчаянно рванулся и выпал на поверхность, состоящую из округлых, плоских кончиков.

«Вхххххххх Пфффффффф» Налетевшая волна жаркого воздуха подхватила его как пылинку, кувыркая, повлекла прочь, не обращая внимания на отчаянные попытки вцепиться в кончики волокон, удержаться, остановить этот пугающий полёт сквозь темноту и неизвестность. Его закружило, ударяя об упругие стенки какой-то влажной трубки, по лицу болезненно чиркнули какие-то жесткие как леска нити, усилившийся гул почти оглушил и… размахивая конечностями и кувыркаясь, он вылетел из какой-то пещеры перестав ощущать что-либо кроме падения. Почти бесконечного падения неизвестно куда и неизвестно откуда.

Исторгнув пронзительный вопль он проснулся.

– Снова дурной сон? – в поле зрения сунулась беличья мордаха.

Покрытый холодным потом, мыш по обыкновению промолчал.

– Кушать хочешь? – один из бельчат кинул второму какую-то коробку. Откупорив прозрачную крышку, бельчонок поднёс упаковку к самому мышиному носу. Пахнуло салатом.

– Поешь. Это вкусно. – Один из Джейка вытащил крохотную пластиковую ложку и облизав её до относительной чистоты, зачерпнул салат.

Мыш отвернулся.

– Ну чего ты? Рона сказала, чтоб я за тобой присмотрел. Я за главного! – Джейк попытался поднести ложку ближе, но мыш отвернулся сильнее.

– Ешь! – бельчонок настырно ткнул ложкой в мышиные губы и…

Шипастый, бородавчатый монстр, ощерил навстречу ложкке переполненную игольчатыми клыками пасть.

Взвизгнув и выронив и салат и ложку, бельчата в панике шарахнулись прочь.

Издав нечто среднее межу иканием и кашлем, мыш вновь ощутил, как опять потекло из носа. Не тоненькой медленной струйкой, а щедрым жарким потоком, словно в морду плеснули по меньшей мере стаканом крови.

Обмякнув, он плотнее закутался в пропитанную остывшим потом куртку и замер.

– Вот! – в комнату заглянул Рик, за спиной которого, всё ещё дрожа, прятались бельчата. Один из них показывал на обидчика, второй заглядывал лису в лицо.

– Ну? Придурок как придурок. Что вы мне заливаете? – Лис с подозрением осмотрел мыша. – Отвалите короче. И уберитесь здесь что-ли…

Он ещё раз смерил мыша недовольным взглядом, развернулся и ушел восвояси. Бельчата на мгновение задержались, с подзрением и страхом разглядывая обидчика, затем поспешили следом.

– Отвяньте, сказал! – донеслось из коридора. – Вон полосатому по ушам катайтесь, ему всё равно делать нечего.

 

Оставшись наедине с собой, Тимка вновь начал плавно погружаться в мрачные мысли. Он каждые пять минут щелкал рацией, звал Мэй, но эфир был пуст. Неудержимо клонило в сон, но стоило ему прилечь в облюбованную кучу листьев, как навязчивые мысли усиливались и сон отступал.

Он ворочался с боку на бок и вспоминал те горячие, пронзительно счастливые моменты, проведённые наедине с кошкой. Её взгляд, жар её узкой, но крепкой ладошки. Смех и ласки – нет, даже не те с которых все началось, а вполне невинные и вроде бы мимолётные, но дарившие ему мучительно сладостное ощущение полёта. Даже просто валяться после купания рядом и жадно, с усилием сплетать пальцы, было для него круче самых крутых «чёртовых горок». Круче того момента когда, затаив дыхание, извлекаешь из кармана терпилы богатый улов, готовый в любую секунду сорваться на бег, но с облегчением понимаешь, что этого не потребуется и всё прошло гладко и без шухера.

Спохватившись, Тимка согнал с лица выражение мечтательного блаженства и злобно нахмурясь, перекатился на другой бок. Какого чёрта? Ничего этого не было. Всё полная чушь и бред. Плод его дурной фантазии и детской наивности. Ибо если бы что и было, если бы она ощущала то же что и он, хоть капельку, хоть кусочек этого счастья – как она могла после всего… После всего этого так поступить с ним?

Нет, нет, нет… Всего лишь заблуждения, самообман, подобный тому, что увлекает лохов поиграть с каталой в «трилистник» или напёрстки. Азарт и наивная вера в свою крутизну и неотразимость, в то, что можешь быть нужен в этом мире кому-то просто так – ты, сам. А не то, что из тебя можно извлечь. Вера в то, что ты чем-то лучше других, умнее, сильнее или везучей. Но все это чушь, наивная тупая чушь, подёргав за которую тебя поимеют как лоха и вышвырнут прочь – опустошённого, ограбленного, выжатого как тряпку. Вышвырнут и не вспомнят, ну может лишь пару раз, рассказывая друзьям забавную историю с твоим в ней участием.

Он стиснул кулак, с усилием разжал. Покосился на стоящую рядом рацию, сгрёб холодный металлический корпус, щёлкнул кнопкой питания. Угрюмо прислушался к бархатистой тишине эфира, но окликать Мэй не стал. Если их общение было для неё не мимолётным способом скоротать время и скрасить скуку – могла бы заговорить и первой. Могла бы и не уходить так быстро, подождать его час-два или сколько там прошло времени с момента, когда он зарядил злополучную штуку и вновь щёлкнул кнопкой питания.

Может быть и здесь – все точно также – всего лишь самообман и иллюзии, отчаянное желание найти себе новый объект, который подарит все те ощущения окрылённости, причастности к чему-то сокровенному? Ведь он, по сути, ничерта о ней не знает. Не имеет ни малейшего понимания о том как она выглядит и что из себя представляет. Всё что он слышал – лишь необыкновенно приятный, журчащий весенним ручейком голосок. Гипнотизирующий, глубокий, манящий богатством интонаций и каким-то совсем особенным, волшебным произношением. Может быть она иностранка? Красивая также, как её голос? Или наоборот – страшная, как смертный грех? Да нет… обладательница такого голоса просто не может, не имеет права быть страшной!

Тимка выключил рацию и перевернулся обратно на другой бок.

В голову вновь полезли мысли о кошке. Нет, ну как она могла?! Вот так… просто. Что он сделал не так? Небось лежит сейчас со своим Риком и… Тимке припомнилось ощущение её руки на своём животе, того что последовало дальше…

Раздражённо выдохнув, он перевернулся вновь. Неудержимо хотелось вскочить и метаться из угла в угол, стискивать кулаки, биться лбом об стенку и вытворять все те вещи, что хоть немного отвлекут от засевших в голове мыслей. Внатуре, хуже репейника, забившегося в свалявшийся в шерсти колтун.

Останавливало от той беготни лишь осознание как глупо и жалко все это выглядит. В конце концов – кто из тех, о ком он думает почти непрерывно, вспоминает о нём хотя бы сотую часть того времени? Да хрена с два!

Так почему он должен думать о них?

Почему никак не избавиться, не отвязаться от этих навязчивых болезненных мыслей, щемящей тоски и жалости к себе? Почему не подумать о чём-нибудь приятном… не помечтать о том, как когда-нибудь разбогатеет и купит себе большущий двух, нет – трёх этажный дом! С личным бассейном. И тогда у него будет три, нет пятеро таких, как Вейка! Или даже семеро! По одной на каждый день недели! Во!

Он представил себя в окружении сразу семерых одинаковых кошек, лежащим в шезлонге на берегу бассейна и на миг испытал нечто вроде облегчения.

Думать про неё гадости, представлять, как она сама униженно и жалко будет пытаться выпросить у него прощение, а он жёстко и также безжалостно обдаст её презрением и прогонит. Подобное словно переводило непрерывную, щемящую боль в короткие, яростные вспышки. Вспышки, на миг приносившие облегчение. Отгонявшие вкрадчивую мглистую боль, так и норовившую окружить, обволочь, окутать. Просочиться под шкуру, въесться, впитаться в мясо, поселиться в нём навсегда.

В люк робко постучали.

Увлечённый приятными фантазиями, Тимка замер, пытаясь понять раздался ли этот стук наяву или тоже был плодом его воображения.

В люк постучали снова.

Он в панике вскочил, замер на четвереньках.

Неужели… неужели его надежды сбылись? И он сможет наконец высказать ей всё, что накипело за последние дни? Выплеснуть всю свою боль, обиды и горькое недоумение? И – сможет ли? Сможет ли произнести все отложившиеся в мозгах тирады, не сбившись, не запнувшись, не запутавшись в словах от избытка эмоций? Может быть просто коротко послать к дьяволу? Или… впустить и позволить остаться? Забыть всё, что случилось, все это бурлившее и кипевшее в нём последние дни? Сможет ли он после всего того, что было вновь испытать хоть бледную тень тех ощущений, что подарила она ему в тот день?

В дверь постучали чуть настойчивее.

Обмирая от бурливших внутри эмоций, он встал на ноги и нехотя двинулся к люку. Замешкался, пересилил желание забиться обратно в свой угол и всё же решился.

С усилием столкнув в сторону тяжёлый комод, он освободил люк.

Приподнявшаяся крышка явила две донельзя испуганные беличьи мордахи.

– Чего тебе? – Не особо приветливо поинтересовался Тимка, не делая попытки посторониться. Впрочем, близняшки, не особо смущённые этим полупрозрачным намёком, как ни в чём ни бывало взобрались на чердак прежде чем он успел среагировать. Взобрались и нервно, с неприкрытым испугом оглянулись куда-то вниз, словно за ними кто-то гнался.

– Закрывай, закрывай скорее! – один из бельчат уронил люк на место, второй навалился на комод, пытаясь сдвинуть его в прежнее положение. Получилось это лишь когда к делу присоединилась вторая половина Джейка.

– Да что случилось-то? – Немного растерявшись от подобного произвола, Тимка недоумённо уставился на близняшек.

– Там… мыш… Я… Он… – близняшки заметались взглядом по чердаку, удивительным образом сочетая испуг и детское любопытство.

– А у тебя тут классно.

– Он вам что-то сделал? – На миг позабыв о собственных проблемах, Тимка разглядывал малышню с нарастающим недоумением.

– Я ему покушать принёс, а он… он… – один из бельчат от избытка эмоций скорчил страшную морду и изобразил жуткий оскал при помощи сцепленных под носом пальцев.

– Пфф… – Тимка презрительно выдохнул. – Ну и чё такого?

– Мне страшно. Он такой… ты не представляешь! – Выдохнул левый близняшка.

– Представляю. Ну да… он странный, но… – Тимка почесал подбородок с неудовольствием разглядывая незваных гостей.

– Я Рика позвал, но тот просто посмеялся… – продолжил правый бельчонок.

– Сказал идти к тебе и ездить тебе по ушам. – Закончил фразу левый.

Тимка прыснул.

– Нашли кого бояться. Он же овощ. Сидит себе, глазами хлопает.

– Нет, он… Он был такой… не такой как обычно, не мыш даже…

– Что за чушь? – кот утомлённо вздохнул и уселся на разворошенную лежанку. Один из близняшек немедленно пристроился рядом, второй – двинулся в обход чердака.

– Он превратился в… в… ну.. – один из близнецов вновь изобразил «бабайку».

– А потом, когда Рик пришёл… Он снова был обычный, как всегда. – Дополнил второй бельчонок, заглядывая в комод.

– Чепуха. Такое только в кино бывает. – Тимка легкомысленно отмахнулся. – Эй, не трогай ту коробку! Это моё!

– А что там? – бельчонок как ни в чём не бывало, извлёк Тимкины сокровища на столешницу.

– Кому сказал! – Кот приподнялся на локте сердито уставился на нахального гостя.

– А это у тебя что? – вторая половина Джейка с интересом сграбастала тимкину рацию и покрутила верньеры настроек.

– Дай сюда! – Он выхватил рацию из цепких лапок и сердито сопя, вернул настройки в прежнее положение. – И не трогай тут ничего!

– Жадина! – Джейки насупились и кажется вот-вот собирались разреветься.

– ооо… – Тимка с кряхтением поднялся и сгрёб коробку. – Хрен с вами, идите сюда.

Он подхватил колченогий растрескавшийся табурет, установил коробку на него и осторожно уселся на лежанку.

Бельчата, затаив дыхание, следили за тем, как он медленно и торжественно снимает крышку, но при это не забывали бросать настороженные взгляды на придавленный ножкой комода люк.

Пошарив в аккуратно свёрнутых мотках телефонного кабеля, извлёк на свет чёрно-жёлтое колечко.

Один из близнецов потянулся к лежавшим в коробке тетрадкам и Тимка ощутимо шлёпнул его по руке.

Помедлив, осторожно и благоговейно извлёк клеенчатые прямоугольники, открыл хрупкие пожелтевшие от времени страницы.

– А что тут написано? – Один из Джейка сунул любопытный нос практически вплотную к линованной бумаге. Второй бельчонок, уставясь куда-то в пространство, задвигал губами:

– …пос-ле-д-ние гри…. Гру… грубы?

– Группы. – Тимка ревниво нахмурился, созерцая, как Джейк читает эти странные закорючки, которые ему не давались и в куда более простом, печатном виде.

– Последние группы… бы-ли… от… отбыли! вче-ра. Что такое «отбыли»? – Озвучивавший чтение близнец обернулся к нему и кот удивлённо уставился на беличий нос.

– Отвалили, смотались… Ушли. – Тимка недоумённо пожал плечами.

– …сли-ш-ком боль-на. Больна. – Бельчонок-чтец оторвался от тетради и уставился куда-то вверх и в сторону, словно пытаясь представить себе больную бабушку.

Второй близнец под пристальным кошачьим взглядом осторожно открыл жестянку из под печенья, поворошил пальцем хранившиеся в ней фитюльки и резиночки, недоуменно покосился на Тимку и утратил к банке всяческий интерес.

– Не-уже… уже… ли… мы… пос.. после… дни.. дние. Последние? – Левый Джейк прищурился, пытаясь рассмотреть в вечернем полумраке мелкие кривые закорючки и Тимка захлопнул тетрадь, намеренно задев его любопытный нос страницами.

– Харэ, завтра почитаем. Темно уже. Он сунул тетрадь обратно, отобрал у второго близнеца карандаш и авторучку без стержня, сгрёб все находки обратно в коробку и встал, чтобы убрать всё в сундук.

Неугомонные белки тем временем расселись на его лежанке и обнаружив у стенки пакет с сосисками и бутылку газировки деловито принялись за добычу.

– Эй! – Вернувшийся Тимка с негодованием навис над ними, уперев руки в бока.

Мимолётно покосившись на его нахмуреную физиономию, бельчата деловито обменялись находками и обернулись к нему лишь прикончив большую часть запасов.

Вздохнув, кот потряс опустевшую бутылку, вытряхнул на язык последние несколько капель и со вздохом вышвырнул бесполезный сосуд в окно.

– Подвиньтесь. – Потеснив бельчат, он вытянулся на лежанке и близняшки тотчас облепили его с обоих сторон.

Вздохнув ещё раз, Тимка проглотил готовое сорваться с губ грубоватое «а сейчас брысь отсюда». В конце концов от него не убудет, да и вставать, двигать тяжёлый комод туда сюда было невероятно лень. К тому же в окружении бельчат было хоть и несколько неловко и странно, но в целом вполне тепло и в какой-то мере уютно.

– А что у тебя с лицом? – пристроив голову в районе кошачьей подмышки, попросил левый близнец.

– Упал. – Тимка сердито моргнул и нахмурился.

– А куда ты постоянно уходишь?

– На кудыкину гору, спите уже! – Тимка неожиданно для себя ощутил изрядную сонливость. Треволнения дня, опустошающие перепады эмоций – все это чудовищное напряжение вымотало его настолько, что казалось, будто не спал он не одну ночь, а по меньшей мере неделю.

Преодолевая сонливость, он потянулся к рации, щёлкнул тумблером, пару секунд вслушивался в бархатистую тишину эфира, затем зевнул и отложил рацию в сторону. Сдвинув закинутую на него беличью ногу, Тимка поелозил на листьях, сглотнул, почмокал губами и смежил веки.

 

 

***

 

 

– Ооо, кто к нам пришёл! – Обернувшийся Коди пихнул локтем напарника и через пару секунд засевшие в «полицейском» кафе коллеги уже все смотрели на Макса.

Сердце ёкнуло и дало сбой. Неужели уже? Неужели вот так?

Он испуганно замер, оцепенел, с тревогой вглядываясь в их улыбающиеся лица.

В толпе, как всегда душой компании, затесался Рид. Овчар смотрел на него и улыбался. Не криво, не презрительно, не зловеще… Просто. Простой, обычной своей заразительной белозубой улыбкой, от которой где-то внутри разливалась тугая стремительная волна жара.

– Ну, чего встал, герой? Общественность в нетерпении! – спаниель Остин сделал неопределённый пьяненький жест бокалом, едва не пролив его содержимое на рубашку Дарелла.

Макс сглотнул и усилием воли подавил желание попятиться и сбежать.

– Да проходи, проходи уже! – Отклеившись от стула, Коди в несколько быстрых шагов преодолел разделявшее их расстояние и по-приятельски непринуждённо приобняв за плечи, повлёк к застолью.

Макс вздрогнул, одеревенело переставляя ноги, поплёлся следом.

Подобный жест фамильярности исключал вскрытие его страшной тайны и от накатившего облегчения в ногах образовалась болезненная слабость. Но всё это быстро сменилось неловкостью и лёгкой паникой, усиливаемой прикосновением лежащей на его плечах ручищи.

Подтянув пустующий стул от соседнего столика, Даррел подвинулся, освобождая местечко рядом с Ридом.

Почему здесь? – Мелькнула и погасла паническая мысль.

Оглядев собравшихся, тигр с облегчением обнаружил, что все присутствующие разместились попарно. Исключение составлял лишь, как пошутил кто-то из присутствующих, «глубоко семейный сержант», напарника у которого всё равно ещё не было.

– Ну что, герой, рассказывай! – Здоровяк Коди наконец выпустил его плечо и наградив увесистым хлопком меж лопаток, убрался на своё место.

– Что рассказывать-то? – Всё ещё пребывая в несколько заторможенном состоянии, Макс растерянно посмотрел на напарника и рефлекторно принял подсунутый кем-то бокал.

– Ну, как всё было, как я тебя спас и все такое… – овчар лукаво подмигнул и отсалютовал ему полным бокалом.

Поперхнувшись виски, Макс закашлялся и уставился на нахального пса изумлённо и негодующе. Показалось или усмешка Рида на миг стала чуть прохладней и жёстче?

В рассказанной здесь истории все действующие лица явно поменялись местами. И не то, чтобы ему было особо важно играть в той истории ключевую роль… тем паче, если уж на то пошло – спас их обоих вовсе не он, а незнакомец в странном плаще… Но, как-то всё это… несколько неожиданно и странно.

– Да не торопись ты так, – сгрузивший перед ним тарелку с пиццей, медведь Руперт заботливо похлопал его меж лопаток.

Восстановив дыхание и закусив выпитое куском пиццы, Макс кое-как проглотил и обвёл присутствующих растерянным взглядом.

– Ну… хреновый из меня рассказчик, да и чего по сто раз пересказывать. – Он кивнул на Рида. – Фостер же всё стократ лучше расскажет, а?

Полицейские засмеялись, овчар смущённо и словно бы виновато потупился. Торопливо хлебнув виски, он несколько пьяным жестом вскинул подбородок и улыбнулся.

– А вот у нас вчера было… Не поверите! – Нависнув над столом, Руперт бросил взгляд на напарницу и наслаждаясь всеобщим вниманием, медленно и с наслаждением откусил пиццу. – Едем мы, значитца, на маршрут… Тут бац – вызов. Ювелирку грабят. Ну мы туда, а там…

Он обменялся с кошкой лукавым взглядом. Мэри нахмурилась и едва заметно покачала головой.

– Да ладно, все же свои! – Руперт налил себе виски и с пьяной тщательностью забросил туда пару кубиков льда.

– Ну не тяни ты уже! – Заинтригованный Даррелл кинул в его сторону скомканной салфеткой. Не долетев до цели, бумажный ком ударился о бутылку и скатился куда-то в заставленное тарелками пространство.

– В общем приехали мы на вызов, а там трое балбесов в отключке. Двое с мешками награбленного, третий – водила. У них по пистолю, а у водилы – помповуха. И все валяются, постанывают. И кто бы вы думали всех раскидал?

– Кто?

– Девка! – Руперт оттопырил мизинец и опрокинул содержимое бокала в рот. Закусил огурчиком, почавкал и зажмурился от удовольствия.

– Да ладно? Штангистка-каратистка? – Коди ухватил свой кусок пиццы и демонстрируя крупные лошадиные зубы, принялся жевать.

– Да если бы! Обычная такая девка. Мелкая. Лет пятнадцать на вид. В кожушке и брючках, словно байкерша или панкуша какая. Мы сам погром-то не застали – приехали, когда водила в переулок палить стал. Подлетаем с сиреной, выскакиваем, все лежат, а она до последнего этак дотронулась… а он как забьётся! Словно его током шибануло. Но при этом никакого шокера у девки не было – я точно видел!

– Да ладно врать-то… – Недоверчиво хмыкнул Рид. Покосившись в сторону Макса, пёс вновь виновато поник, явно испытывая неловкость в его присутствии.

– Да вот те крест! Скажи, Мэри! – Руперт кивком переадресовал взгляды слушателей в сторону напарницы.

Помедлив, кошка нехотя кивнула.

– А потом, прикиньте! Эта краля нас увидела… И как рванула! Только пятки и мелькнули.

– И чего ж вы её не словили?

– Ага, поймаешь её. Она на стенку – прыг… Как с шеста, футов десять, не меньше. Да не просто «прыг», а небрежно так, одной ногой толкнулась, без присяду почти. Бежала-бежала и фьють!

Уловивший беседу краем уха, енот бармен, не прекращая протирать освобождённые другими посетителями бокалы, непринуждённо придвинулся ближе.

– Что – так прям и фьють? Улетела, аки супермен? – Иронично заломив бровь, уточнил Даррелл под смешки окружающих. – А ты тогда часом не того?

Ослик выразительно щёлкнул себя по горлу.

– На дежурстве – не пью! – Нимало не смущённый недоверием и насмешками, Руперт слегка обиделся. – Мэри – скажи!

Кошка раздражённо дёрнула уголком рта и вздохнула.

– Девка и впрямь странная была. На стенку запрыгнула как чемпионка по прыжкам. Словно с батута – прыг-скок, оглянулась и только её и видели. Мы глазам своим не поверили. Потом записи с камер глянули – вконец обалдели.

– Ага. – Уговорив очередной кусок пиццы подтвердил Руперт. – Эта девка их там и разложила. За пару минут и без оружия. Как подарки к рождеству, мы на всё готовое приехали.

– Во врать то… Тебе бы книжки писать. Или комиксы снимать. – Без особого веселья буркнул немногословный Джек. Угрюмый молчаливый волк сохранял полную серьёзность и невозмутимость, но остальная подвыпившая компания – за исключением разве что рассказчиков, зашлась хохотом.

– Да вот те крест! – Руперт осторожно перекрестился бокалом виски и отправил внутрь очередную порцию выпивки.

– Ну и где та плёнка? Покажи, заценим. – Хмыкнул Коди.

– Так это… федералы её того… забрали.

– Ну кто бы сомневался. Федералы у него забрали. – Захихикал Даррелл. – А я было уж и впрямь повёлся.

– Да ну вас! – Обиженный уже всерьёз, медведь хлопнул третий бокал виски, шумно втянул воздух и с наслаждением выпустил через рот.  – Не хотите не верьте, больно надо!

– Да ладно тебе.. Лучше расскажи, как Миссис Типплз вас на восьмое марта на праздничный пирог позвала! – Захихикал коротышка-Остин, пихая флегматичного напарника локтем. Вознамерившийся приговорить бокальчик виски, волк замер, с трудом удержав драгоценную жидкость от пролития и хмуро покосился на спаниеля.

– А, да… та еще хохма была… – Ощутимо захмелев, Руперт наморщил лоб, припоминая детали истории. – Звонит эта старушенция как-то раз дежурному и…

– Ты чего с больнички сбежал? – слышавший эту историю не раз и не два, Макс чуть склонился к напарнику.

– А че там делать… Я и дома выспаться могу. – Не отстававший от медведя овчар клюнул носом и не без усилия разлепил отяжелевшие веки. – К тому же у меня дело было.

– Какое ещё дело?

– В-Важное! – Овчар мотнул головой и пьяно заморгал на тигра. Заторможенно улыбнулся, смежил веки и тотчас вскинулся. – А ты тут чего? Отгула еще три дня п-пааложено, а если больничный оф-ф-формить…

– Скучно было, вот, зашёл.

– Аа… Ну да… Дома… Дома скучно. – Фостер пьяно хихикнул. – А тут…

Он обвёл присутствующих полупустым бокалом и отхлебнул ещё.

– Ты бы завязывал что ли. И так уже вон язык заплетается… – Макс неодобрительно посмотрел на четыре почти опустевшие бутылки, возвышавшиеся посередине стола.

– Ооттвали. Мммне мможжна. – Овчар вскинул брови и влил в себя остатки пойла. – Не каждый же день нннаппарника спасаешь, м?

Он придвинулся к Максу, едва не уткнувшись носом в тигриную скулу. Испытывая изрядную долю неловкости и лёгкий страх, что хмельной язык пса брякнет что-нибудь сокровенное, тигр украдкой оглядел собравшихся, приветливо улыбнувшегося ему бармена и решился.

– Ладно, ребят, бывайте… Кое-кто тут уже набрался, пора и честь знать.

– Хто набрался? Я набрался? – Рид хихикнул и покачнувшись, попытался наколоть на вилку последний оставшийся корнишон.

– Да ладно, ребята с ночной смены всех раскинут.

– Ты же только пришёл?

– Время то детское…

– Так сидим хорошо…

Смущённый поднявшимся осуждающим гулом, Макс присел обратно.

– А ваще… Ваще пойдём. А? – Внезапно изменив настроение, овчар пихнул Макса под локоть. – Пойдём! А то вам ещё на работу завтра….

Сентенция была в корне нелогичной, но подвыпившая компания на эту мелочь внимания уже не обратила.

– Ннуу, ребята…

– Слабоваты вы на горлышко-то…

– Эх, а так сидели…

Прозвучавший в ответ хор заметно поредел – Разбившись на две кучки, каждая со своим рассказчиком – патрульные погрузились в обсуждение других историй.

– На посошок! – Чья-то рука поднесла ему бокал и Макс послушно пригубил.

– А мне?! – возмутился Рид, покачнувшись и чтобы удержать равновесие, опёршись о плечо напарника.

– А тебе и впрямь уже хватит. – Прогудел Коди. – Смотри, Макс, как бы тебе нашего героя недоделаного на горбу тащить не пришлось. Вон уже как штормит его.

Компания захихикала.

– Тьфу на вас. – Рид кое-как впрямился и приосанился.

– Да валите уже. – Отозвался кто-то и Макс поспешил увлечь напарника прочь.

Неожиданная встреча в баре, куда тигра занесло исключительно по пути и никак не в ожидании встретить там устроенную коллегами пятничную попойку, слегка выбила его из колеи.

– Гарри. – Стараясь одновременно удержать потянувшегося к выставленной на барную стойку бутылке, Макс кое-как извлёк свободной рукой кошелёк.

– Ии..ди… дай.. ну чё ты? – Овчар карикатурно сжал и разжал пальцы, пытаясь дотянуться до чужой выпивки, заработал сердитый взгляд посетителя и тычок под рёбра от Макса.

– Чего изволите? – Бармен с удивлением взгляну на придвинутые деньги.

– Ничего, Гарри. – Просто должок, ну… за тот раз.

Пухлый енот удивлённо вскинул крохотные бровки.

– За тот раз? – прозвучало настолько недоуменно, словно следующим вопросом стало бы «за какой такой тот раз?»

– Ну да, за ТОТ. – Удерживая пошатывающегося напарника, Макс никак не мог подобрать слов, чтобы напомнить еноту о том давнишнем угощении, в его первое посещение этого места. Все приходившие на ум слова, казались ему несколько обидными для бармена или унизительными для себя самого.

– Ах за ТОООТ раз. – Словно бы только что вспомнив об этом эпизоде, Гарри кивнул. – Ну если за тот, то ладно.

Он нехотя сгрёб деньги и швырнул их в кассу.

– Всё? – Похолодевший тон бармена выдал, что тот всё же обиделся.

– Да… – Почему-то испытав укол вины, Макс поджал губы и потупился. – Прости.

– Вали уже, бессребреник хренов. – Гарри чуть смягчился и даже едва заметно ухмыльнулся.

Облегчённо вздохнув, Макс повлёк напарника к выходу.

Улица встретила их прохладой вечернего воздуха и звёздным небом, которое не мог затмить даже довольно яркий свет от уличных фонарей. В центре все лампы давно заменили на диодные, свет которых был ярче, но и словно бы холодней на вид. Здесь же, на тесных кривых улочках окраин большинство фонарей светили мягким, приятно-желтоватым светом. Он не заслонял звёзд и почти не резал глаза, если даже задрать голову и посмотреть на саму лампочку.

Покачнувшийся Рид неловко прислонился к ближайшему столбу, нашарил в кармане сигареты, чиркнул спичкой и прикурил.

– М? – Он протянул тигру сигареты, но Макс лишь со вздохом помотал головой.

Он смотрел на пса, тот смотрел на него усталым, сонным взглядом. Таким жалким, что его хотелось обнять и взъерошить, растормошить и… Мысли приобрели неподобающее направление и Макс стыдливо отвёл взгляд.

– Почему не сказал? – Рид затянулся и вместе с протяжным вздохом выпустил струйку дыма.

– Не сказал – что? – Макс с подозрением покосился на собачью физиономию.

– Ну… как на самом деле всё было. – Рид стыдливо отвёл взгляд и устало прикрыв глаза, откинулся затылком к столбу.

С неба начал сеять мелкий, почти не ощутимый сквозь шерсть дождик. Он оседал на них невесомыми сияющими пылинками, серебрил шерсть, придавал обычной, казалось, ночи какой-то совсем уж волшебный, сказочный вид.

Закрыв глаза, пёс подставил дождю лицо, словно ловя крохотную капель на нос и губы. Затянулся сигаретой.

Макс коротко пожал плечами. Запоздало поняв, что Рид не видит, пояснил вслух:

– Не знаю… Показалось, что так будет правильнее.

– Правильнее? – Удивлённо переспросил овчар и, словно смакуя и пробуя это слово на разные лады, повторил ещё раз: – Правильнее…

Макс с болью и горечью вглядывался в уставшие, измождённые черты собачьей физиономии. Скользил взглядом по скулам, широким углам челюсти, мощной мускулистой шее, соблазнительно выглядывавшей из расстёгнутого на две пуговицы ворота, на густой мягкий мех, перетекавший в пласты грудных мышц. Не слишком больших и не слишком мелких, а этаких… «в самый раз». Смотрел на гибкий поджарый торс, на крепкие мускулистые руки, стройную талию и…

Тихонько сглотнув, Макс поспешно отвёл нескромный взгляд в сторону.

– Прости. – Едва слышно отозвался Рид, выпустив носом очередную струйку дыма. – Так вышло… Ну… как-то само с языка сорвалось. Сам не знаю, что на меня нашло. А хочешь, завтра расскажем всё как было?

Макс открыл рот. Закрыл. Открыл снова… Внутри всколыхнулась неописуемая круговерть из радости, облегчения и надежды, этакий хоровод счастья и всепрощения.

Ему захотелось сгрести пса в охапку, стиснуть, оторвать от земли, уткнуться нос в нос, как тогда, в их первой самоубийственной вылазке. Ощутить его всей поверхностью тела, всего-всего, целиком.

Но от избытка эмоций горло перехватило и с губ сорвалось лишь скупое и неловкое «да ладно».

От накатившего смущения в горле образовался тугой липкий ком, который никак не удавалось сглотнуть.

Словно почуяв эту его неловкость, Рид на секунду приоткрыл один глаз и посмотрел на него неожиданно трезвым и хитрым взглядом.

– Ну что… берём такси? – Смутившись окончательно, брякнул Макс и тут же едва не прикусил язык с досады.

Вернуться в свою пустую квартиру и ворочаться там до утра, как обычно кутаясь в своё одиночество? Ночь напролёт сожалеть о своей нерешительности и страхе всё испортить? Получить в нос за попытку сграбастать пса в охапку?

Чёрт, да он бы, наверное, левую руку отдал, за один только шанс! Не за чёткое «да!», а просто за шанс. Маленький такой шанс отколоть что-нибудь «этакое» и не перечеркнуть, не испортить этим всё окончательно. Всё то шаткое, хрупкое, странное равновесие, установившееся меж ними последние дни.

Его мучительно подмывало зазвать пса к себе. Утащить в свой укромный угол. Без посторонних ушей и глаз. Без любопытных или опасливых взглядов припозднившихся прохожих. Туда, где можно… выплеснуть все что копилось и множилось, но никак не желало срываться с языка здесь и сейчас.

Не может, ну не может же быть что бы совсем-совсем ничего не было! Не после тех взглядов, не после того, что они пережили плечом к плечу, бок о бок.

Может ничего хорошего из этого и не выйдет, может быть надгробной плитой обрушится та самая окончательная и беспощадная ясность, которой он так жаждал и боялся… Будет ли так лучше? Лучше оборвать всю боль и страх, тоску, ввинчивающуюся куда-то под сердце?

Раз и навсегда оборвать все эти непонятные игры и странные взгляды, недомолвки и непонятки. Безумное магнетическое влечение. Постыдное и запретное, одним своим проявлением отзывающееся в покрывавших спину рубцах жгучей пульсирующей болью.

Накатившие воспоминания заставили его шумно втянуть воздух и покрепче стиснуть челюсти.

Кое-как нашарив мобильник, Макс потыкал в экран неловкими, до сих пор плохо гнущимися пальцами правой.

«Трус. Жалкий никчёмный трус. Ничтожество. Слишком жалкое, чтобы найти в этой жизни что-то по-настоящему ценное».

– Машину на Виндлайт стрит, пожалуйста. Дом… – Он обернулся в сторону кафе и прищурившись разглядел почтовый номер. – Дом семнадцать.

– Расчётное время в пределах десяти минут, ждите. – Откликнулся приятный женский голос.

Ну вот и все. Десять минут. А скорее и того меньше, если кто-то из таксистов окажется на соседней улице.

Здравствуй новый, полный тоски и мучений завтрашний день. Отгул на работе и полное отсутствие каких-бы то ни было поводов напроситься на встречу. Поводов, на которые не получишь с разбегу отлуп, пополам с очередной порцией дурацких шуточек в типичном стиле Фостера. Понимает ли тот, какую боль порой причиняет? Понимает ли всю глубину и силу того, что раскалённой колючкой засело у Макса где-то под сердцем?

А если понимает – не издевается ли над ним намеренно? Или как ребёнок, то в одну, то в другую сторону гоняющий муравьишку подобранной палочкой? Не по злобности своей, а так, от неуёмного мальчишеского любопытства.

С каким-то странным, не то вздохом, не то стоном, Рид сполз вдоль столба на несколько дюймов, спохватился и выпрямился. Поймал настороженный взгляд напарника и несколько раз крепко зажмурившись, заморгал глазами, сгоняя сон.

– Спать хочу, умираю. – Пояснил пёс. – Со вчера так и не прилёг.

Макс сочувственно кивнул. Ему ли не знать, как сильно клонит в сон после пары бессонных ночей?

Ах, если бы можно было спрессовать все эти навязчивые мысли, сжать в тугой ком и выпалить единым залпом. Высказать не запнувшись, не сбившись, не обретя глупый вид уже на второй или третьей фразе. Не потерять решимость, не быть осмеянным на середине слова, не разбиться о злую насмешку…

Выпалить, зажмуриться и ждать.

Ждать, чем всё закончится, чем бы там оно не закончилось.

«Поехали ко мне?».

Всего три слова, произнести которые страшнее, чем заглянуть в дымящийся ствол пистолета. Страшнее, чем петлять по асфальту под целым ливнем пуль. Настолько страшно, что одна мысль об этом вызывает жалкую, безудержную дрожь где-то там, глубоко внутри.

Он стиснул кулак – до скрипа суставов, до боли в подушечках пальцев. В потоке несущихся по шоссе фар он безошибочно опознал такси. Почуял, ощутил каким-то шестым чувством. Просто понял, что вот сейчас, мгновение спустя именно эта пара фар отделится от общего потока, сбавит ход и остановится перед ними. И увезёт их каждого в своё одиночество на несколько долгих дней.

Внутри всё оборвалось, с треском и звоном рухнуло куда-то вглубь, раскатилось острыми ледяными осколками.

Поздно.

Теперь, в присутствии водителя он уж точно не решится ни на какое приглашение.

– Идём? – стараясь, чтобы голос не дрогнул, а во взгляде не отобразилось ничего лишнего, он обернулся к псу, избегая встречаться с ним взглядом.

– Угу. – Отклеившись от столба, Рид швырнул окурок в урну. Промахнулся, со вздохом и кряхтением наклонился, подобрал ещё тлеющий окурок, едва не упав, затушил о край чугунного цилиндра и бросил внутрь.

Макс взялся за дверцу справа от водителя, передумал, открыл заднюю. Плюхнулся на сиденье, молчаливо уступая товарищу «привилегированное» место на переднем сиденье. Но только потянулся захлопнуть дверцу, как следом втиснулся Рид. Ошарашено подавшись вглубь салона, Макс испуганно покосился на пса.

– Куда? – Уставившись на него в зеркало заднего вида, поинтересовался таксист.

– А?

– Едем куда? – Раздражённо переспросил пёс.

– А… Э… – Макс вновь покосил глазом на овчара, но тот, похоже, заснул раньше, чем коснулся сиденья. Подсунув ноги под переднее сиденье, запрокинув голову поверх задней сидушки, пёс испустил стон блаженства и сладко причмокнул.

– Редфлоу девять, квартира пятьдесят два. – Выдохнул Макс заученный адрес и  вновь покосился на спящего напарника. Настороженно и с опаской, словно боясь спугнуть странное развитие событий.

– Ты мне ещё группу крови скажи. – Буркнул водитель. Включив счётчик и врубив передачу, таксист вырулил на дорогу.

Наверное, полагалось спросить адрес Рида, но он раз за разом откладывал и откладывал этот момент – сначала «на минуту», потом «до того поворота», а потом… Потом на одном из поворотов Рид покачнулся и сполз на его сторону. Пробормотал что-то во сне и пристроил голову у него на плече.

Макс в панике замер. Застыл, одеревенел, боясь потревожить дрыхнущего приятеля неосторожным движением. Даже дышать попробовал через раз, но получилось не важно.

Дорогу от участка до дома, на преодоление которой пешим шагом у него уходил без малого час, такси промчало минут за семь. Ему это время показалось одновременно безумно коротким и бесконечно долгим.

Водитель попетлял по дворам, чертыхнулся на тупик и кое-как развернувшись, выключил счётчик.

– Двенадцать баксов.

Проснувшийся Рид уселся прямо, тряхнул головой и потёр глаза:

– М? Уже приехали?

Прежде чем Макс успел хоть как-либо прояснить ситуацию и рассчитаться с водителем, овчар деловито открыл дверцу и выбрался на улицу. Со стоном зевнул и потянулся, разглядывая дом.

– Ну че ты там роешься?  – Пёс обернулся и Макс едва не выронил бумажник.

Неужели… Неужели вот так… так просто? Но… как это всё понять? Как неприкрытое ободрение к чему угодно или… банальную лень тащиться второй отрезок пути

Шалея от радости и боясь до конца поверить в происходящее, Макс выбрался следом. Очумело оглянулся на такси, на пса, снова на автомобиль. Отвесив ему унылый безразличный взгляд, таксист перекатил во рту зубочистку и укатил.

Обмирая от страха и волнения, Макс торопливо нашарил ключи и повёл гостя в дом.

Запинаясь о ступеньки и путаясь в собственных ногах, Рид добрался с ним до последнего этажа и обессиленно повис на чердачной лестнице.

– Ну… примерно так… – Макс повозился с замком, отомкнул дверь и посторонился, пропуская гостя внутрь. – Проходи, чувствуй себя…

Не раздеваясь и даже не сняв обуви, пёс протопал в комнату и со стоном рухнул поверх кровати.

– …как дома. – Ошарашенно закончил Макс, заглядывая в комнату.

В замешательстве постояв в дверном проёме, он стянул сандалии и, прислонившись спиной к косяку, разочарованно сполз на пол.

 

 

***

 

Стиснутая бетонными берегами, небольшая мутная речушка катила свои воды, подстёгиваемая усиливающимся дождём.

Бессмысленно покачивая босыми ногами, Диана сидела на одной из арочных балок, поддерживающих переброшенный через речушку мост. Рефлекторно кутаясь в просторную не по размеру кожанку, волчица созерцала границу, где выбиваемая каплями рябь внезапно превращалась в ровную, почти ничем не нарушаемую гладь поверхности. Под мостом было относительно сухо и, если не считать размокших картонок и груды тряпья – относительно чисто.

Неплохое место, чтобы провести остаток отпущенного времени. Затаиться, замереть, отрешиться от всей суеты и треволнений внешнего мира. Читать книги, смотреть телевизор… Она рефлекторно проверила приём, погоняла каналы. Железобетонная конструкция моста не особо способствовала качеству приёма, но различить изображение было вполне по силам.

– Леди? – Густой насыщенный бас раздался откуда-то из-за спины, заставив её взвиться. Извернувшись в воздухе она обернулась лицом к говорившему и впечатала босые пятки в то место, где секундой ранее располагался её зад. Готовая в любой миг как бежать, так и атаковать, волчица замерла, расширившимися окулярами уставясь на источник звука.

Говоривший с интересом смотрел на неё из кучи влажного тряпья, слегка прикрытого размокшими газетами. Температура его импровизированной одежды, лежанки и окружающего её пространства была равномерно низкой, поэтому-то забравшись под мост, она и не засекла странного соседа невзирая на инфравизор.

Низкорослый, болезненно тощий медведь. Тот самый пляжный философ, с которым она не так давно столкнулась, уходя от погони.

Немного расслабившись, Диана смерила бомжа подозрительным взглядом.

– Простите за беспокойство. Я уже ухожу. – Она распрямилась и непринуждённым шагом двинулась по балке, намереваясь перебраться на противоположный берег и поискать себе более уединённое убежище.

– Куда же вы? – Полнозвучный, богатый обертонами, но при том мягкий, словно бы бархатистый голос, так не вяжущийся с его обладателем – грязным бездомным замухрышкой. – На улице дождь и я, как джентльмен, просто не в праве отпустить вас в такую погоду. Вы же простудитесь!

Что? Простудится?

Диана недоверчиво повела носом, словно и впрямь надеясь найти в словах бездомного какой-нибудь подвох.

Он же видел. Видел всё от начала и до конца! И то как она появилась из песка, то как помогла спешиться байкеру – здоровенному пузатому детине с намотанной на руку тяжёлой ржавой цепью. И то, как метнула тяжеленный мотоцикл на добрый десяток шагов… Видел… И вместо нормального в таких случаях испуга, выражает обеспокоенность тем, что она промокнет и простудится?!

– Присаживайтесь, прошу вас. Я не кусаюсь. – Бомж улыбнулся и подвинулся на своей лежанке, словно и мысли не допуская о том, что она может не принять это приглашение.

Зашуршав мятыми газетами, медведь вытащил из своих необъятных сумок походную спиртовую печку, котелок и треножник-подставку для разжигания химического топлива.

Не шевелясь, Диана таращилась на странного бродяжку с расстояния в шесть шагов. Навязчивый след-прогноз сходу нарисовал десяток способов расправы над ничего не подозревающим бомжом, а сопроцессор навязчиво советовал «нейтрализовать» возможного свидетеля.

Она зажмурилась и тряхнула головой, словно сбрасывая наваждение.

Вычурная, совершенно не вяжущаяся с внешностью бездомного галантность интриговала и подкупала своей непосредственностью.

Тем временем бомж пристроил треногу под котелком и чиркнул спичкой: раз, другой, третий. Со вздохом отложил коробок в сумку:

– Отсырели. Эх, ну и погодка. Обождите, леди, сейчас что-нибудь придумаем.

Бродяга зарылся в свои пожитки, а она, бесшумно приблизившись, подожгла сухое топливо коротким дуговым разрядом.

Обернувшийся медведь вздрогнул – настолько бесшумно и быстро преодолела она разделявшее их расстояние. Вздрогнул, но не испугался всерьёз. Не смотрел на неё с опаской, отвращением или ужасом, не обращал внимание на все странности, продемонстрированные тогда и сейчас. Смотрел так, словно ему было совсем-пресовсем безразлично что она из себя представляет. Смотрел так, словно видел перед собой обыкновенную девчонку из плоти и крови, зябко кутающуюся в огромную мешковатую куртку. Бесконечно одинокую и жалкую в своём одиночестве.

– Ой, загорелось таки… Вот и хорошо. Сейчас будет чай. – Бомж порылся в пожитках и извлёк на свет два чистых пластиковых стакана. – Вам с зелёный или чёрный?

Не переставая ожидать какого-нибудь подвоха, она как дикий зверёк стрельнула окулярами на стаканы, на лицо бродяги, на крохотный костерок и вновь на бездомного.

– Понятно. – Не дождавшись ответа, бомж ничуть не обиделся. Вытащив из объёмистой сумки две картонные коробочки, он извлёк из каждой по чайному мешочку и поочерёдно показал ей:

– Зелёный.

– Чёрный.

Мешочки с чаем опустились на дно стаканчиков. Потушив таблетку сухого топлива полой собственного плаща, бродяга извлёк из бездонного своего баула половник, протёр его чистой салфеткой и зачерпнул закипевшую воду.

Разлив по стаканам, выжидательно уставился на гостью, словно предлагая самой выбрать из какого стаканчика пить.

– Спасибо. – Вторично с момента их странного знакомства, открыла рот Диана.

Не желая обижать старика отказом, она выбрала первый стаканчик и присев напротив бродяги, осторожно пригубила.

– Горячий же… – Удивлённо констатировал бомж и осторожно подул на свой стаканчик.

Спохватившись, Диана изобразила, что тоже дует на чай и ждёт, когда тот остынет.

– А неплохо вы их вчера. Мда. – Распечатав пачку изрядно помятого печенья, бомж с кряхтением водрузил её на бетонный скат между ними. – Мы с коллегами даже вмешаться не успели…

Диана неуверенно растянула губы в улыбке. Вмешаться! Много бы они там навмешивались, если бы не она.

Разглядывая бездомного, волчица настороженно отхлёбывала чай и размышляла о причудах и перипетиях жизни, в ходе которых этот в общем-то ещё не старый, не глупый медведь стал тем, кем стал.

Бродяга же в её присутствии не выказывал ни малейших признаков беспокойства и вёл себя так умиротворённо, словно они не спасаются под мостом от проливного ливня, а ведут чинное чаепитие где-нибудь на светском рауте.

Её так и подмывало отколоть какой-нибудь совсем уж вопиющий трюк – например, выкрутить температурный режим до максимума и на глазах у бомжа окутаться клубами пара, просушивая майку и куртку. Или включить ультрафиолетовый визор, придающий её «глазам» вид двух пронзительных, пылающих инфернально-голубым светом искорок. На худой конец – выпустить из кончиков пальцев демонические «молнии». И увидеть на его лице страх и панику

– Кстати! – Бомж нашарил под свёрнутой в рулет курткой стопку относительно сухих, ещё не отсыревших газет. – Надо полагать, это – тоже были вы? Со страницы протянутой газеты на неё смотрела собственная фотография.

Застыв на ребре забора, волчица обернулась куда-то назад, не то испуганно, не то орлиным взором супергероя.

Едва не застонав в голос, она шлёпнула по лицу ладонью: вот не было печали. И понёс же чёрт в этот злополучный переулок! Угораздило же вмешаться, столкнуться с теми придурками-грабителями, да ещё засветиться на камере столь вопиюще дилетантским способом!

Перед мысленным взором всплыла карта города, поверх которой наложилась карта её передвижений – извилистая, изобилующая бессмысленными петлями и загогулинами.

Расстояние от точки обнаружения до места, в котором она находилась сейчас, было не то, чтобы маленьким, но и не настолько большим, чтобы не беспокоиться о возможной облаве. Хотя… кто же в здравом уме будет искать кого-то в том месте, где этот кто-то засветился сутки тому назад? За это время она могла убраться из города, преодолеть пол-страны, забиться в такую нору, найти в которой её не смог бы и сам дьявол.

Волчица посмотрела на бомжа поверх газеты.

– Нет, если не хотите, можете, конечно, не отвечать… – Медведь невозмутимо нашарил во вскрытой пачке относительно целое печенье, макнул в чай и чинно отправил в рот. – Но мне кажется… кто-нибудь из прочитавших это вполне может вас искать.

Интересно, объяви кто-нибудь награду за её голову – надолго ли хватило бы благородства этого бродяги, чтобы не сдать её одним из первых?

И вообще – простое ли совпадение эта их странная встреча?

Подозрительно хмурясь, Диана уставилась на бомжа.

Да нет, чепуха… Во-первых, бродяга облюбовал этот мост раньше, во-вторых – ну что он ей сделает? Не удержит же голыми же руками, в конце концов?

Взгляд волчицы остановился на старой, уже отсыревшей газете, почти расползшейся от влаги, почти слипшейся с приличным слоем других таких же изданий, использованных её новым старым знакомым, как своего рода прослойка меж замызганным спальным мешком и железо-бетонным скатом набережной.

Зрачки-диафрагмы изумлённо расширились.

«Из больницы сбежал покойник», гласил заголовок.

 

 

***

 

 

Кровь. Целая лужа, океан крови. Он перепачкан ей с ног до головы, кровь заполняет подвал, заливает мутное, пыльное оконце и сидящего перед ним крыса. Кровь из растерзанного, ещё дымящегося парком тела.

Он изумлённо смотрит на свои дрожащие руки, почти по локоть залитые кровью. Шарахается прочь, неловко и жалко падает, сучит враз ослабшими ногами, пытаясь отползти прочь от разорванного в лоскуты и ошмётки тела.

«Нет, нет, нет, НЕЕЕТ!»

Из горла на одной ноте рвётся полу-хрип, полу-стон и зловеще пульсирующие золотые молнии проносятся по подвалу, выхватывая и оконтуривая замершего в паре шагов крыса, прокатываются по нему, подсвечивая его заполошно бьющее сердчишко, превращая его в маяк, манящий и гипнотический комочек жизни.

Он корчится, извивается на земляном полу как раздавленный червяк, длинные, похожие на лезвия когти, глубоко, до крови впиваются в собственное тело, рвут обожжённую плоть. Опалённое горло пытается исторгнуть обратно хоть что-нибудь, но случившееся непоправимо и окончательно, настолько, что лишь пронзительный страх и паника удерживают его от оглушительного, истошного вопля.

Боль. Сотни, тысячи оттенков боли. От каждого вдоха, каждого движения.

Когти погружаются в пол, режут слежавшуюся неподатливую землю, оставляя на ней чудовищные, глубокие борозды.

Он смотрит на крыса – немого свидетеля того ужаса, что произошёл здесь пять, десять, пятнадцать минут назад?

Кровь ещё свежая, но уже липкая, густеющая на глазах.

Он сжался в ком, забился в самый дальний, самый тёмный угол, до хруста в костях и треска перегруженных сухожилий втискивая себя в стену – дальше, ещё дальше, как только возможно дальше от того что только что сотворил и немого свидетеля чудовищной картины.

Загнанное, судорожное дыхание, противная неудержимая трясучка в каждой мышце, каждом сухожилии. Он всхлипнул и заскулил.

Расширившимися глазами, а точнее единственным уцелевшим глазом,  залитый кровью крыс таращился на забившегося в угол Зверя.

– Пследнй Встнк. – Зачаровано и благоговейно прошептал Одноглазый.

Дрожь от предвкушения, от осознания происходящего пронзила его костлявую тушку от ушей до кончика хвоста. Страх, паника, жадность… Вот он, тот рычаг, что навсегда изменит его жизнь. Здесь и сейчас. Навсегда!

Он смотрел и смотрел на агонию с ног до головы обожженного Вестника и чем отчаянней становились муки последнего, тем большее торжество проступало на крысиной физиономии.

Крыс подобрал какой-то ещё тёплый ошмёток главаря и осторожно кинул к ногам сжавшегося в углу Вестника. Дёрнувшись и забившись в новом приступе агонии, монстр шарахнулся от брошенного куска так, словно собирался пробить собой стенку.

– Т`хо, т`хо, т`хо! – Крыс закусил губу и успокаивающе выставил перед собой ладони. – Cё хршо, сё нрмано!

Дрожа от испуга и волнения, он сделал осторожный шажок вперёд и монстр в углу забился в новом приступе. Забился, заелозил, отворачиваясь, вжимаясь в угол так, словно боялся Одноглазого ещё больше, чем брошенного тем куска. И скулил, рыдал, порождая звуки, от которых у Одноглазого сводило зубы и дыбом вставала шерсть. Наблюдать эту картину было невыносимо. Словно это он сам корчился в тёмном углу, обливаясь кровью, рвал и резал себя огромными когтями, пытаясь выблевать, исторгнуть собственные внутренности, чтобы в следующую секунду ринуться к нему. Ринуться и замереть, подвывая и скуля, снова забиться в угол, снова дёрнуться, словно в из последних сил сдерживаемом желании разорвать и своего спасителя.

Одноглазый осторожно, медленно и почти незаметно шагнул назад. Ещё раз, ещё…

– Еда. Я прнсу! Еда! Скро! – Обмирая от страха, на подгибающихся кисельных ногах, крыс осторожно попятился, не сводя взгляда с беснующегося демона.

– Скро! Еда! – В образованную дверью щель хлынул тёплый золотистый свет позднего вечера, на миг выхватил из тьмы изуродованный лик. Существо в углу всхлипнуло и с новой силой вжалось в угол, отвешивая себе тумаки и оплеухи, продолжая раздирать собственную плоть огромными бритвено острыми когтями.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

p.s.  заглядывайте чаще, буду наверстывать отставание в октябре образовавшееся