Краденый Мир

Тимка вывалился из сна, словно шестым чувством предвидя неладное.

Повадившиеся дрыхнуть вокруг него, белки вконец обнаглели – один руку закинул, другой и вовсе – ногу. И сопели себе, как ни в чём не бывало.

Стряхнув конечности близняшек, кот настороженно приподнялся на локте.

Обычно различить здесь что-либо вечером и ночью было нереально, но днём… днём в землянку просачивалось несколько скудных лучиков, невесть как находящих щели в дверной коробке.

И он повёл глазами, вглядываясь в силуэты сопящих товарищей. Но вокруг всё было тихо. Если не считать шевеления в углу – самый маленький силуэт ворочался и подёргивался. Обуреваемый очередным кошмаром, мыш, кажется, готовился вновь поработать будильником. Вот только лежал он в другом углу землянки и растолкать его самостоятельно, не перебудив всех остальных, Тимка не мог.

Пришлось потянуться через спящих в обнимку Рика и Вейку и подёргать за ногу второго лиса. Бесшумно, словно и не спал уже, Пакетик вскинул голову и поглядел на него. На удивление быстро поняв, что от него требуется, потеребил мыша.

«Бомба» была разряжена.

– С добрым утром, – улыбнулся Тимка.

Пакетик молча кивнул.

Мыш же, также не отличавшийся разговорчивостью и вовсе проигнорировал приветствие. То ли не «снизошёл», то ли ещё пребывал во власти своих кошмаров. Взмокшая шерсть на нём сбилась в пучки и косички, словно его облили водой, и он до сих пор не до конца просох.

– И все такие разговорчивые… – буркнул кот, брякаясь на спину. – Куда деваться.

Сонные близняшки не замедлили вернуться в прежние позы, подперев его с обоих боков тёплыми тушками. Этак и зиму пережить можно – с таким-то «одеялом». Хоть подобная фамильярность и вызывала у него более чем двоякие эмоции.

Разбуженные шевелением, вокруг начали потихоньку просыпаться и остальные. Землянку наполнило шуршание, приглушённые вздохи и сонное сопение. За ночь в тесной, битком набитой комнатушке весь кислород начисто «сдышали» и кто-то поспешил распахнуть дверь. В землянку ворвался свежий, пьянящий травянистым луговым запахом воздух.

– Пожрать ничего не завалялось? – сладко зевнув, поинтересовалась кошка, выпутываясь из рук Рика.

– Откуда бы… – Ронка без особой надежды поворошила сваленные в углу упаковки. – Старое стрескали, вчерашнее побросали, когда бежали.

Вейка вздохнула, но тут же с удивлением уставилась на протянутое ей яблоко.

Пакетик особым образом наклонил голову.

Немой лис вообще всё делал особенно – каждый поворот, каждый кивок непонятным образом словно бы передавали скрытые маской эмоции. Чуть ли не лучше, чем тренированная мимика хорошего актёра. Воображение словно само дорисовывало то, что происходит там, под его маской. Настолько живо, будто и не было этого куска сморщенного целлофана с дырками для глаз.

– Ээм… – поколебавшись, кошка приняла яблоко кончиками пальцев. Подозрительно покосилась на темнеющие в целлофане прорези. – Ну, типа, спасибо.

Рик нахмурился.

До недавнего времени особой неприязни в адрес второго лиса он не демонстрировал, но «чудотворное» появление яблока, явно пришлось ему не по нраву. И ещё больше не по нраву пришлось то, что кошка, хоть и повертела фрукт с большим сомнением, едой всё же не побрезговала. Разве что обтёрла краем рубахи.

– А ещё есть? – близняшки, заинтересованные появлением фрукта, перескочили поближе к Пакетику.

Немой лис виновато помотал головой и выразительно развёл руками.

Кошка же захрустела подношением, не обращая внимания ни на то, как бельчата буквально заглядывают в рот, ни на то, как хмурятся при виде этой картины большинство остальных обитателей каморки.

– Ну что… – чё делать будем? – вернувшаяся с улицы рысь присела на свободный пятачок.

– В смысле? – Тимка перекатился на бок, подперев голову ладошкой.

– В смысле – вообще. Жильё – как кильки в консервах, еды нет, воды нет, вообще ни черта нет, – рысь вздохнула. – И ещё эти… вчерашние. Нас, поди, ищут по всему городу, только нос высунь.

– Может в другой город махнуть? – Рик ревниво кося то на Пакетика, то на тающий огрызок в кошкиной ладони, сердито отвернулся.

– Думаешь, там не найдут? – скептично хмыкнула Ронка. – Поищут тут, да чего доброго на телевидении наши морды покажут. Наплетут, мол – заразные. Или бандиты. И там уж куда ни сунься…

– А здесь? По-тихому поймают в пару дней, – с аппетитом хрустя яблоком, отозвалась кошка.

На стремительно холодеющие взгляды окружающих Вейка не обращала ни малейшего внимания.

– Ага. Один раз уже поймали, – бахвалисто ухмыльнулся Тимка.

– Кстати, а как ты сбежал тогда? – Ронка обернулась к нему.

– Ну эээ… наподдал им слегка, чтоб не лезли, – не моргнув глазом, соврал он, ничуть не смущаясь под взглядами Джейка. – А чо?

– Ну да, ну да… – скептически протянула рысь, занимаясь уборкой.

– И потом – в Бричпорте миллион рыл. Если не высовываться, задолбаются искать, – кот поспешил сменить тему. – Придумаем что-нибудь. Не в первый раз.

– Например – что? – с набитым ртом снова встряла Вейка. – Банк ограбим, купим личный остров и будем жить припеваючи?

– Ну… банк это слишком круто, – Тимка задумался, сосредоточенно ковыряя в ухе. Извлёк палец, изучил добычу. – Подработаем чуток, наживём барахлишко. А там видно будет.

– Да кем, кем «подработаем»? – вновь подала голос волчица. – Кому мы нужны?

– Ну, другие же как-то крутятся… – с неунывающим оптимизмом, Тимка пожал плечами и улыбнулся, как мог увереннее. – Что-нибудь придумаем.

– Ты уже раз придумал, – напомнила Вейка, явно намекая на идею с луна-парком.

– А у тебя есть идеи получше? – обвинение кольнуло сильнее, чем можно было предполагать. Хотел ведь как лучше! Кто ж знал, что всё так обернётся?

– Вот-вот… заткнулась бы лучше, – с неожиданной злостью поддержала кота Динка. – Принцесса на горошине. Всё ей не так, всё не этак.

– Пфе… – кошка осеклась, обводя взглядом толпу. – А что я? Вы на себя посмотрите. Забились в щель, как тараканы. И делаете вид, что всё хорошо, всё замечательно. Тьфу.

Взгляд жёлто-золотистых глаз метнулся влево-вправо, но особой поддержки нигде не нашёл… Ну, не считая, конечно, Рика. Впрочем, и тот не очень-то спешил встрять в перепалку.

И вот это было уже обидно.

Как лапы распускать – так все герои… Кошка посмотрела на Пакетика, но что творится под маской из целлофана сейчас было не разобрать. Вдобавок отвернулся и он.

– Зато ты у нас вечно ноешь и стонешь. Всё ждёшь, что все вокруг будут на цырлах бегать? – волчица презрительно скривилась.

Ещё секунда и, казалось, эти двое вцепятся друг в дружку. Но тут у кошки было без шансов. Волчица была заметно крепче. Да и на поддержку со стороны прочих, похоже, рассчитывать явно не приходилось.

Оценив расстановку сил, Вейка зло сплюнула недожёванное яблоко:

– Да пошли вы все… – отпихнув попытавшегося было удержать её Рика, она толкнула дверь и выбежала прочь.

Пакетик встревоженно дёрнулся было следом, но в дверь уже выбежал Рик. Обернулся, окинул притихшую компанию злым взглядом и кинулся догонять подругу.

Девчонки хмуро переглянулись.

Волчица виновато пожала плечами и вздохнула:

– Да никуда она не денется. Вернётся.

Тимка с сомнением посмотрел в открытую дверь и тоже вздохнул.

Секунды утекали и парочка уходила прочь… Только что их стало восемь, а может быть уже и семь.

Вернётся ли лис обратно, если ему не удастся уговорить вредную подружку? Или предпочтёт остаться с ней?

И не рассыплется ли это всё, если пустить на самотёк? Тут ведь как в плотине – маленькая течь порождает большие проблемы. Не заткнул пробоину вовремя и пошло-поехало…

Он с ужасом понял, что слишком привязался к ним ко всем. Ну, или почти ко всем. Всё сложно и запущено, всё мрачно и беспросветно… Но, чёрт побери, каждый из их странной компании уже словно неотъемлемая часть целого. Без которой уже нельзя это самое целое и представить. Словно знакомы сто лет, словно по-иному и быть не может. И сейчас, когда один… одна из них уходила…

Тимка почти набрался решимости всё же выскочить следом, но замер, пришпиленный Ронкиным взглядом.

Будь его воля он и вовсе насильно затормозил бы кошку.

Просто не пустил.

И девчонок осадил.

Будь у него хоть половина той властной уверенности, что демонстрировала порой рысь.

Бежать следом? Удержать? Ну, если уж Рик не удержит, то он то – как?

Дурацкая размолвка конкретно испортила настроение. Нашли из-за чего – из-за яблока! Ну, угостил её лис, ну сжевала в одну харю, не поделилась… проблем-то. Если на всех делить, всё равно ведь и на зуб не хватит. А если грызться по пустякам, да разбегаться в разные стороны… особенно сейчас, когда всё так плохо…

Можно подумать последнее яблоко в мире!

Тимка вздохнул ещё раз.

Увы, помимо возвышенных «благих намерений», картинку портил и вполне низменный мотивчик… Очень уж, несмотря на все колючки, ему нравилось поглядывать на кошку. И сорваться сейчас следом, как бы ни было это правильно… казалось, это сродни тому самому выбору, который Тимка так не любил делать.

– Не надо. Пусть сами разберутся… – рысь устало вздохнула и покачала головой.

И Тимкина решимость испарилась.

В конце концов – и правда. Если уж Рик не уговорит…

***

Пикапчик, поскрипывая рессорами, катил по пыльному шоссе, лавируя в густом потоке автомобилей.

– Ну а чего ты хотела, подруга, – Чарли сочувствующе покосил на неё хитрым взглядом. – Обычное дело, скажи спасибо, что только фотку с кассетой забрали. А не тебя прихватили до кучи.

Джейн нахохлилась.

Выходить из дома было страшновато. Даже в компании бойкого бурундука. Даже в толпе или в машине. Теперь везде и всюду её преследовало ощущение, что кто-то пялится в спину из толпы.

И даже когда толпы не было – ощущение чьего-то взгляда никуда не девалось. Такое правдоподобное, такое реалистичное…

Джейн едва сдерживалась, старалась не крутить головой. Убеждала себя, что всё это последствия пережитого стресса, паранойя, пройдёт – если не обращать внимания. Но паранойя не проходила.

И Джейн нервно похрустывала пальцами, покусывала губы и опасливо поглядывала по сторонам. И мрачно зыркала на Чарли, когда тот пытался поднять ей настроение своими плоскими шуточками.

– По крайней мере, теперь ты знаешь, что наступила на хвост кому-то серьёзному, – выложил последний аргумент Чарли. – И это хорошо! Мы раскрутим это дело!

Джейн скептично вздохнула.

С одной стороны раскручивать что-то там ей уже не особо-то хотелось. Махнуть бы сейчас куда-нибудь на курорт. Поваляться на пляже, погреться на солнышке. Понырять с аквалангом или просто покататься на сёрфе. Забыть об этом душном городишке, о подлых улыбчивых типах, папашиной идее-фикс женить её на отпрыске какого-то денежного мешка и даже о Чарли с его плоским пошлым юмором и наглыми заигрываниями.

Но нет.

Нельзя.

Она же Бенсон! Джейн Бенсон.

А Бенсоновский упёртый характер… Вот страшно, реально страшно – а нужно.

Вот назло. Во что бы то ни стало – нужно.

Ибо – какого фига они там возомнили себе, что могут вот этак запросто врываться в жилища честных граждан? Красть улики, скрывать и прятать всякую чертовщину от народа? Кто, если не она? Кто расскажет всем правду?

Джейн расправила плечи.

– Да, Чарли. Раскрутим это дело!

– Ну вот, другое дело! Ясен пень, раскрутим. Во что бы то ни стало! – бурундук хитро ухмыльнулся, кося глазом на раздухарившуюся напарницу. И не удержался от подколки:

– …Сдохнем, но раскрутим!

И лисичка снова сдулась, как проколотый воздушный шарик. Мрачно зыркнула на заулыбавшегося нахала и сердито пихнула его локтем.

Пикапчик вильнул.

***

Да ну и чёрт с ними. И подумаешь… не очень-то и хотелось!

Размашисто шагая, Вейка выбралась на обочину. Внутри кипело невообразимое месиво эмоций – злость, обида, негодование, страх одиночества…

Ах, если бы был какой достойный выход из ситуации!

Если бы только хоть один из этих… Нет, лучше два. Да, как минимум двое… Если бы только не пустили, не дали хлопнуть дверью. Уговорили остаться. Она бы, так и быть, их простила. Может быть, даже извинилась.

Хотя, видит Бог, за что тут извиняться? И главное – перед кем? Перед невесть с чего вызверившейся волчицей-задавакой? Перед много на себя берущей рысью? Может, ещё и перед малышнёй? Яблоко было одно и на всех его не хватило бы. А раз уж и преподнесли его ей – ну какого фига? Пусть найдут себе другое. Она же у них ничего не просила?

Кошка упрямо тряхнула головой.

Ничего.

Где наша не пропадала, как-нибудь, что-нибудь… Слава богу наружностью природа не обделила. Она потуже затянула подчёркивающий грудь узел.

– Постой! – сзади нагнал-таки Рик. Запыхтел рядом, цепляясь за руки. – Да постой же ты!

– Отвали, – Вейка стряхнула его ладони и прибавила шаг. – Иди к этим своим…

– Да что с тобой такое! – Рик вцепился ей в плечи, вынуждая остановиться.

– Лапы убрал! – Вейка в очередной раз стряхнула его ладони.

– Да постой же ты! – в отчаянии, запыхавшийся лис не мог подобрать слов. – Неужели ты так и уйдёшь? Ну? Хочешь, я с тобой пойду?

Кошка ухмыльнулась. Раньше надо было вякать. А то при всех – язык в щёку, а сейчас вон как заливается.

Забееегал!

Оно и понятно, после позавчерашнего губёшки раскатал, планы настроил…

Вейка смерила кавалера презрительным взглядом:

– Что, испугался, что другие не дадут? А ты понастойчивей.

– Ну… зачем ты так? – Рик запустил пятерню в шерсть на голове, сжал, не в силах подыскать нужные слова.

– Как? – Вейка зло прищурилась. – Да у тебя же всё на морде написано. Отвали, сказала.

Тоже, блин… «Хочешь, с тобой пойду!».

Ещё круче версия.

Ладно б назад тащил, да поубедительнее, чтоб этак… ну… в общем, чтоб не выглядело её возвращение жалким и унизительным. Чтоб не терпеть потом подколок и насмешек. И чтоб не выглядеть проигравшей дурой.

А это… Кому она нужна с таким балластом?

Лис споткнулся и отстал.

А она повернулась обратно и гордо помахивая хвостом и вызывающе покачивая бёдрами, потопала вдоль дороги.

«Ну? Ну ещё раз… попытка номер два. Догоняй же, болван…»

Вейка и сама уже жалела о вспышке, о глупой дурацкой ссоре, о недавних своих словах. И готова была простить этому дураку и рохле всю неубедительность речей и унизительную заминку.

И даже эту жуткую паузу за спиной.

«Ну, где ты там?»

Безумно хотелось обернуться. Но нельзя, нельзя… Чего доброго, окончательно возомнит о себе… И она шла, стараясь не сбиться с шага, не опустить плечи, не оглянуться.

Хотелось, безумно хотелось плюнуть на всё и просто вернуться.

Даже стерпеть неизбежные насмешки других девчонок. И этого недоделанного «альфа-самца», который после такой её капитуляции, как пить дать, станет совсем невыносим.

И злясь на себя, на них всех, на этого… затерявшегося где-то позади и смелого лишь распускать лапы в темноте… она шла и шла. Гордо вскинув голову и стараясь не обращать внимания на вдруг подступившие к глазам слёзы. И настигающий липучий страх.

Ничего.

Пусть себе…

В конце концов, вокруг всегда полно идиотов, готовых в лепёшку разбиться за смутные надежды затащить в постель красивую девчонку. Уж как-нибудь перебьётся.

Словно в подтверждение её слов рядом притормозила машина – ослепительно белый «Вангард» с компанией парней. Оглушающе ударила по ушам музыка.

– Эй, крошка, подвезти? – широко ухмыляясь, предложил мускулистый мастиф в жилетке на голое тело.

Ну как тут удержаться? Торжествующе улыбнувшись, Вейка плюхнулась на заднее сиденье.

Оставшийся позади Рик, ссутулясь и опустив голову, понуро смотрел вслед рванувшей машине.

***

После ухода парочки в землянке повисло гнетущее молчание. Каждый вздыхал о своём, поглядывая на лица друзей, но избегая встречаться глазами.

И всё чаще взгляды сходились на Тимке.

Урчание их пустых желудков, сопровождающее этот молчаливый перегляд, недвусмысленно напоминало о ещё одной проблеме.

Но идти куда-то и что-то делать до ужаса не хотелось.

Настроение ни к чёрту, дурные предчувствия и смутный страх вновь нарваться на преследователей.

Не самое подходящее настроение для охоты.

Половины этого было бы достаточно, чтобы проваляться весь день в землянке, пытаясь заснуть и не думать обо всём странном и необъяснимом, что обрушилось на него вчера.

Привычный к голоду, Тимка легко бы перебился и ещё денёк, в крайнем случае – нарвал бы вечерком яблок в окрестных садах. Но остальные…

Совершенно не приспособленные к такой жизни, остальные украдкой поглядывали на него. Не решаясь никак намекнуть и уж тем более попросить напрямую… Отводя взгляды, чтобы не дай бог не отразилось в них чего лишнего.

Ну, как тут отлежишься?

Вздохнув, Тимка шлёпнул по коленкам и поднялся:

– Ну что… пойду что ль до города прошвырнусь, – сообщил он, стараясь, чтобы голос звучал как можно беззаботнее. Но получилось натянуто и фальшиво.

– Я с тобой, – хором вызвались близняшки.

– Не сейчас… – подобное рвение льстило, как и обожающие взгляды снизу вверх. Но чёрт его знает, что там творится в городе. И сейчас ему было бы куда спокойней без балласта за спиной. К тому же хотелось побыть наедине с собой – устаканить пляшущие мысли, обдумать вчерашнее, сегодняшнее и, чёрт подери, их невнятное будущее.

Кот подхватил старую тюремную майку, свёрток с пистолетами и прежде чем кто-либо успел вновь поинтересоваться, что в свёртке, выскользнул прочь.

– Осторожней там, – напутствовала рысь.

– Угу, – прикрыв дверь, Тимка огляделся в надежде увидеть сбежавшую парочку.

Но ни лиса, ни кошки нигде не было видно. Печально. Хотя… с другой стороны… Тимка обошёл холм, высмотрел куст поприметнее и, убедившись, что машины на дороге несутся по своим делам, отодрал пласт дёрна. Конечно, мятый пиджак вряд ли может служить достаточной защитой оружию. И стоило бы завернуть всё в промасленную тряпку или хотя бы целлофановый мешок. Да только где ж их тут сейчас взять? Авось как-нибудь пролежит денёк-другой. А там уж он подыщет место получше.

Тимка прикопал свёрток, замаскировал тайник и «по-шпионски» огляделся.

Но ничего подозрительного вокруг не происходило. Разве что вдали спешил поток машин, из которых вряд ли можно было разглядеть, чем он тут занимается. Да и кому придёт в голову подсматривать за уличным босяком?

Отряхнув руки и коленки, Тимка потопал к обочине.

В кармане топорщились множество скомканных купюр, прагматично извлечённых из пиджаков вчерашних покойников. Достаточно много, чтобы можно было не «охотиться» ещё долго, но слишком мало, чтобы снять жилище в городе.

Зато на них можно было добраться до города быстро и с комфортом. Если успеть на автобус. Судя по солнцу в зените – сейчас около полудня, а значит, шансы есть. Правда для этого придётся прогуляться через пригородный район, где, собственно и были добыты шмотки.

Вероятность нарваться на прежних владельцев вещей, конечно, не столь уж велика, чтобы опасаться всерьёз. Но и не столь уж мала, чтобы не вглядываться подозрительно и настороженно в рожи окружающих. Не мелькнёт ли где узнавание, не начнёт ли кто сближаться с недобрым видом.

К счастью, сегодня удача была на Тимкиной стороне и бегать по посёлку от разгневанных терпил ему не пришлось.

Даже автобус подкатил как на заказ – аккурат к его приходу.

Благоразумно переждав, когда измученная поездкой, толпа прибывших рассосётся с остановки, Тимка запрыгнул в раскалённую стальную коробку. Пахло перегретым металлом, краской и бензином. Кататься на автобусе в этакую жару было тем ещё развлечением. Но выбора особо не было – топать до города – по меньшей мере час, да ещё на голодный желудок…

Сунув водиле надорванный бакс, Тимка расплылся в виновато-заискивающей улыбке. Вроде как не на шару же, просто денег других нет…

Скривившись, пожилой лабрадор смерил его неприветливым взглядом, но всё же нехотя мотнул головой – чёрт с тобой, проходи.

В один прыжок влетев в салон, Тимка, качнулся на поручнях и с облегчённым вздохом плюхнулся на заднее сиденье. Теперь оставалось дождаться, когда в автобусе накопится достаточное количество пассажиров.

Настороженно поглядывая на подтягивающийся народ, он поёрзал на истёртом кожзаменителе. Нагретая солнцем, клеёнчатая подушка изрядно припекала задницу даже сквозь шорты. А уж там, где они заканчивались…

Изнывая от жары, Тимка облегчённо перевёл дух лишь когда мотор заурчал и автобус наконец покатил по ухабам. В распахнутые форточки прянуло прохладцей и весь салон испустил дружный вздох облегчения.

Мимо окон потянулись низкорослые, утопающие в зелени домишки.

Глазея в окно, Тимка искоса поглядывал в сады, где нежились в шезлонгах, играли в мяч, бросали ящерицам палочку или тарелочку. Где плескались в личных бассейнах, покачивались в гамаках… Туда, где за пыльным грязным стеклом проплывала жизнь. Чужая красивая жизнь, сложившаяся не в пример удачней его собственной.

Наверное, ему полагалось испытывать зависть или нечто подобное. Но Тимка воспринимал это как некий непоколебимый, незыблемый порядок. В котором, быть может, есть даже некий высший смысл. Ну не могут же все вокруг быть довольными жизнью? Все-все, без исключения?

Ведь жизнь такая штука, в которой довольство одних возможно, лишь пока другие имеют стократ меньше. Лишь пока где-то кто-то вот так же, через пыльное окно краем глаза подсматривает в эту далёкую, бесконечно далёкую идиллию. Туда, где есть собственный дом, ухоженный сад, автомобиль в гараже, специальная трава на газоне и тому подобные вещи.

Но завидовать этому глупо. Всё равно, что завидовать птицам, потому что они умеют летать.

А вот стаканчику пломбира в лапе местного мальчишки, этой маленькой радости в жизни, он завидовал как никогда остро. Непередаваемо остро и страстно.

Разглядывая, как сидящий через пару кресел местный пацан облизывает сочный, на глазах тающий пломбир, Тимка непроизвольно сглотнул.

Енот поднял взгляд и кот поспешил отвернуться.

Автобус в последний раз тряхнуло на ухабе и, кашлянув выхлопной трубой, он, содрогаясь от усилий выкарабкался на шоссе. Пригородная идиллия сменилась пустыми однообразными полями.

Поскрипывая рессорами, колымага катила по раскалённому июльским солнцем асфальту. В распахнутые окна врывался ветер, ерошил волосы. Нестерпимо хотелось пить. Ну или хотя бы «мороженку».

Не удержавшись, Тимка вновь покосился на пацана. Словно издеваясь, енот нарочито медленно, смакуя каждую каплю и поглядывая на Тимку, с наслаждением вылизывал торчащий из вафельного стаканчика белый купол.

Кот презрительно вздёрнул уголок рта и сердито отвернулся.

Уставился в окно, где уже мелькали окраины порта и тянулись грязные заводские кварталы.

С высокими чадящими трубами, изрыгающими разноцветные столбы дыма, с высоченными элеваторами, транспортёрами, огромными грузовиками и затейливо вплетавшимися в эту мешанину железнодорожными путями.

Разглядывать всё это можно было часами.

Иной раз Тимка забредал сюда и пешком. Бродил с компанией таких же, как он босяков-голодранцев. Выискивал там-сям всякие интересные штуки. Которые часто валялись по территории и нужны были разве что сторожам с проходных. Тем, которым было не лениво гоняться за стайкой мальчишек, то и дело таскавших причудливые железяки.

Не то чтобы тут можно было найти что-то по-настоящему ценное – всё, что можно было продать дороже, чем за пару медяков, охранялось не в пример тщательней. Но для городской голытьбы и безнадёжно сломанный газовый резак, «кранчик» от кислородного баллона или ржавый редуктор лебёдки – вполне себе археологическое сокровище.

Автобус притормозил, впуская в салон очередную порцию пассажиров.

Уже не «деревенских», а городских. С настороженными, сердитыми лицами, погружённых в свои нелёгкие городские думы.

Цепкий кошачий взгляд моментально выделил в толпе тощего сонного хорька. Не то возвращавшегося с ночной смены, не то по жизни ушибленного. Снулый тип упёрся в поручень, раскачиваясь у самой двери и не обращая внимания на то, что в салоне было ещё полно свободных мест. Истекая потом, хорёк непрерывно промокал взмокший лоб несвежим платком. При каждом движении в просторном кармане на борту его рубашки вызывающе оконтуривалось нечто, похожее на бумажник.

Тимка никогда не понимал – зачем они носят бумажники?

Бумажник – это не символ солидности и успеха. Это лишь хорошее средство потерять все деньги разом.

Собственные сбережения, ежели таковые ненадолго задерживались в его лапах, он предпочитал распихивать по разным карманам. Если уж из одного что выпадет, то хоть в других останется.

А эти… да что с лохов взять? Кроме бумажника.

Увы, «щипнуть» сонного хорька при пустом салоне – дело рисковое. Того и гляди кто из пассажиров невзначай заметит неладное, да шум подымет.

«Городская рыбалка» дело такое…

Тут всё совсем наоборот, тишина и покой, как на обычной рыбалке – строго противопоказаны. Напротив, чем больше вокруг суеты и толкотни – тем больше шансов поймать что-нибудь «вкусное».

И тем меньше риск здоровью. Такие вот парадоксы.

Так что «работать» лучше в час пик, на городских маршрутах да поближе к центру. Там, где народу погуще.

Пару раз Тимка отваживался посетить чей-нибудь карман в подобных ситуациях, но до недавних пор предпочитал всё же охотиться на Помойке.

Там-то в случае провала – подоспеет охранка, оттеснит разгневанную толпу, утащит запалившегося воришку прочь. Якобы в полицию, а на деле – за ближайший угол. Надаёт тумаков, чтоб не попадался больше, да и отпустит.

Цена такой страховки известна – половина доходов. А здесь, на вольных хлебах, всё рисковей. Но зато и делиться ни с кем не надо. Точнее, может и надо… Но…

Нет, Тимка был совсем не прочь делиться. Пока был один, сам по себе.

Но теперь… теперь-то же на нём ещё восемь… ох нет, уже только шесть ртов. И пары тройки удачных «щипков» в день – никак не хватит на целую неделю вольготной жизни. И сегодня ему предстояло плотненько потрудиться.

Толпа в салоне прибывала с каждой остановкой, а нахальный тип с вызывающе просвечивающим бумажником всё не выходил.

И Тимка, маскируя нарастающий интерес наигранной ленцой и скукой, осторожно переместился поближе.

***

– Я – Буч, – представился водитель «Вангарда».

Остальные двое, тоже назвались, перекрикивая рёв мотора и оглушительный ор магнитолы.

Автомобиль нёсся по шоссе, играючи обходя колымаги попроще.

– Вейка, – кошка улыбнулась, стараясь выглядеть максимально беззаботно и украдкой утёрла пот. – До города подбросите?

– Не вопрос, – Буч и Штрих, хитроглазый прилизанный терьер, переглянулись.

– А тебе куда? – встрял сосед по заднему сиденью, серебристый лис по кличке не то Бонька, не то Понька… За шумом дороги и ревущей музыки разобрать первую букву ей не удалось, а переспрашивать было неудобно.

Вообще вся эта компания, показавшаяся на первый взгляд вполне приятной и перспективной, вдруг резко ей разонравилась. Не то из-за этих их странных переглядов, не то от более чем фамильярного отношения «оньки».

Не успела машина тронуться, как его лапа по-хозяйски расположилась на её плечах. И даже попыталась подтянуть поближе.

Не то чтобы совсем уж нагло и грубо… Но достаточно напрягающе.

И чтобы избежать этого ненужного сейчас сближения кошке пришлось прогнуться вперёд, положить руки на спинки передних кресел и лихорадочно придумывать, о чём бы завязать разговор.

Но не прошло и пяти минут бессмысленной, ничего не значащей болтовни, как лисья лапа сползла с кошкиного плеча на спину. И нахально зацепилась пальцем за верхний край шорт. Обернуться Вейка не решилась. Стряхнуть навязчивую ладонь – тоже.

Авось дальше грязных намёков дело не зайдёт, а там уже и город.

Но стоило ей наклониться вперёд, как взгляд водителя через зеркало заднего вида прилип к образованному рубахой «декольте». А терьер справа, обернувшись, обхватил рукой спинку кресла, а заодно и положенную на неё кошкину руку. Присутствие третьего – лиса на заднем сиденье – похоже, ничуть его не смущало.

Панически ощущая, как ослабевает и сдаётся застёжка над хвостом, Вейка не выдержала и стряхнула лапу агрессора.

– А чё такое? – лис ухмыльнулся и совсем уж нагло подгрёб её к себе поближе.

– Да расслабься, – посоветовал Буч. – Мы ж не маньяки какие-нибудь…

Но расслабиться не получалось.

Серебристый пижон, обвивший ладонью талию, мускулистый бугай на кресле водителя… Пожалуй, оба этих парня вполне могли бы ей понравиться.

По отдельности.

И не так быстро.

Для своих лет Вейка была уже вполне взрослой и, увы, отлично знала, что именно в первую очередь интересует всех …этих.

Порой и сама была не прочь развлечься, если подворачивался приличный самец. Даже в какой-то мере гордилась своим предельно простым взглядом на «это».

И тем, что после первых разочарований научилась разделять – «для души» и «тела».

Порой хотелось чтоб побегали, посуетились вокруг. А порой просто тупо переспать.

Но не так, не как животные на случке. Не как дорожная шлюшка, отрабатывающая проезд.

Да за кого они её принимают?

За портовую шалаву?!

– Эй! Руки придержи! – набравшись смелости, она решительно стряхнула лисью лапу.

– Да ладно, чё ты… – наглец заулыбался шире и уже без малейшего смущения облапил её вновь.

Вейка затравлено оглянулась на Буча, но взгляд, встреченный в зеркале заднего вида не оставлял надежд на разрешение проблемы безболезненным путём. В отличие от большинства нормальных компаний, где «противовес» чрезмерно наглым поползновениям было найти легче лёгкого, здесь, похоже, не побрезговали бы и …по очереди.

А это было уже чересчур.

Даже для её циничного взгляда на подобные дела. И наличие на расстоянии вытянутой руки трёх пускающих слюни самцов начинало изрядно пугать.

– Останови машину!

Глупо требовать такое в подобной ситуации. Выкрик сорвался рефлекторно и прозвучал истерично и глупо.

Компания заржала, а водитель и не подумал сбавить скорость.

– Да чё ты ерепенишься? Нормально всё, – лис чуть сбавил напор, по-видимому, не теряя надежды добиться желаемого без явного сопротивления.

– Останови, говорю! – Вейка в десятый раз сбросила его ладонь со своей талии.

Ещё недавно казавшиеся вполне приятными, мускулистые, жилистые руки соседа теперь вызывали смутные ассоциации с пауками. Большими мохнатыми пауками, так и норовившими забраться под одёжку.

Ну почему, почему всегда попадаются либо сопляки и рохли, либо самоуверенные наглые быдляки, мнящие себя брутальными мужчинками?

Естественно на её протестующие вопли никто и не подумал реагировать – «Вангард» катил себе по шоссе с прежней скоростью, оглушительно орала магнитола. И в зеркале на лобовом стекле покачивались масляные глазки водилы.

Хихикающий терьер засмолил косячок, раскурил и поделился с водителем.

А вконец обнаглевший лис так и норовил подмять её прямо на заднем сиденье. Уже всерьёз раззадорившись её вялым сопротивлением до той стадии, когда у самцов становится плохо с мозгом. Ввиду отлития значительной части крови от головы.

Барахтаясь под ним, кошка уже вполне однозначно ощущала бедром, куда именно эта кровь отлила.

И будь они хотя бы наедине, будь всё хоть чуточку плавнее и не столь бесцеремонно цинично – серебристому, быть может и «перепало» бы.

Но вот так, как с вещью…

Вейка вцепилась в подвернувшуюся ладонь зубами, серебристый заорал и отвесив ей плюху, навалился всем весом. К счастью для неё тесное заднее сиденье «Вангарда» не было рассчитано на сексуальные оргии. И вытянуться на нём во весь рост – можно было и не пытаться. В лучшем случае – поджав ноги и сильно выгнув шею.

И если кошка в таком положении не могла оказать сколь-нибудь достойного сопротивления, то и насильнику никак не удавалось исполнить своих намерений, даже подмяв её под себя.

Стянуть штаны, упираясь головой в окно и коленями в рукоятку противоположной дверцы – та ещё задачка.

На секунду Вейке даже стало смешно от этого неуклюжего барахтанья и сосредоточенного сопения. Настолько нелепо и глупо выглядел лис в попытках стянуть труселя в этой тесноте.

Она даже прекратила активное сопротивление, словно раздумывая – не помочь ли бедолаге и не попробовать ли забыть о присутствии поблизости ещё двоих. Но нет… если мускулистый мастиф, пожалуй, имел шансы, то прилизанный противный терьер – изрядно портил картину. Тот самый тип, который вечно липнет и навязывается, мня себя вершиной мироздания, а на деле всем своим обликом вызывая какое-то подспудное омерзение и неприятие.

И вроде не уродец, но всё в нём какое-то… не такое. Прилизанное, картинное, мерзенькое. Начиная от дурацкого прямого пробора на башке и заканчивая гаденькой улыбочкой и бегающими глазками. Такие типчики в кино вечно играют роли шестёрок у плохих парней, предателей Родины и прочих подобных гадов.

Тем временем пыхтящий лис сумел, наконец, спустить портки и извлечь своё достоинство. И кошка выпустила когти.

«Онька» взвыл – истошно, чуть не фальцетом. Она чуть ослабила хватку и зло ухмыльнулась. О, сколь хорошо она знала, как уязвимо, волшебно уязвимо это местечко! Словно сама природа намеренно и с умыслом придумала этот чудесный «стоп-кран»!

От лисьего вопля Буч вздрогнул и дёрнул руль. «Вангард» вильнул, от них шарахнулись машины, а само спортивное купе нырнуло к обочине и, наконец, остановилось.

– Ты чё, дура, обурела?! – взвился терьер.

Пленённый лис, поспешно приподнявшись над ней на одной руке, замахнулся было всерьёз – кулаком, но стоило вновь чуть усилить давление на его шарики, как он снова жалобно взвыл и замер.

Обернувшийся Буч нахмурился, оценивая ситуацию. Мрачно ухмыльнулся.

– Убью, падла!!! – прошипел серебристый, не рискуя, тем не менее, даже шевелиться.

Нашарив свободной рукой рукоятку дверцы, кошка рванула рычажок. Заперто. И кнопка утоплена – центральное, мать его, управление.

– Открой! – скомандовала она, подтвердив свои слова очередным сжатием чувствительного места. «Онька» заскулил громче и Буч нехотя ткнул на своей двери отпирающую кнопку. Индикатор закрытия выскочил в положение «открыто» и дверь распахнулась.

Свобода!

Изо всех сил стиснув кулак, кошка выскользнула из-под забившегося тела, кубарем скатилась в придорожный овражек и, оскальзываясь на крутом подъёме, метнулась прочь.

Позади истошно визжал надолго обезвреженный лис, но топота и пыхтения погони вроде бы не было слышно. Хотя оборачиваться и проверять было боязно – лишние мгновения порой обходятся слишком дорого. А за использование «стоп-крана» могут так отмутузить – мало не покажется.

***

– Держи-и-и!!! Держи вора-а-а!!!

Тимка пулей пронёсся через перекрёсток, перелетел перила, ловко поднырнул под руки пытавшегося ухватить его прохожего и шмыгнул в переулок.

Последний «щипок» был неаккуратным. И рисковым. Но уж очень соблазнительной была тугая «котлета», оттягивавшая карман «терпилы».

Обычно Тимка связываться с подобными типами не рисковал – поджарый, мускулистый тигр с цепким колючим взглядом выглядел достаточно опасно. К счастью, подобные чижики слишком верят в свои мышцы и габариты, чтобы видеть какую-либо угрозу в тощем уличном оболтусе. Пока не схватятся за пустой карман.

И вот тут уж главное вовремя унести ноги.

Потому как попадись такому – костей не сосчитаешь. Вон, одна ручища с половину обхвата Тимкиной талии. И чем дольше длится погоня, тем больнее будет, если попадёшься.

Воришка оглянулся и сплюнул: вот ведь упорный! Второй квартал гонится. Можно подумать последних копеек лишился!

Запыхавшийся кот метнулся вглубь переулка, где виднелась пожарная лестница. Допрыгнуть до неё с асфальта было нереально, но рядом с чёрным ходом в какую-то лавчонку очень кстати стоял фургончик. Невысокий, но должно хватить.

Воришка взлетел на бампер, крышу кабины, пружинкой выстрелил вдаль – туда, где на девятифутовой недосягаемой высоте виднелся спасительный край лестницы. Повис, ухватившись буквально кончиками пальцев. Под его весом последний пролёт стальной конструкции, заскрипел пружинами и пополз вниз. Туда, где уже подбегал упорный «терпила» и изумлённо матерился водитель фургончика.

Чертыхнувшись, Тимка рванулся вверх, теряя драгоценные секунды и невольно своим же весом опуская лестницу прямо в лапы преследователя. Проклятая железяка была спроектирована так, чтобы снизу на неё было не взобраться, но и спускающимся не пришлось прыгать с высоты. Подвешенный на скрипучих пружинах, последний пролёт под весом спускавшихся легко сползал вниз почти к самому асфальту.

И вот теперь Тимка словно бы завис в воздухе, бессильно перебирая лапами в попытке обогнать движение лестницы вниз. Как чёртов уличный мим, изображающий подъём по лестнице, стоя на асфальте. Энергично карабкающийся кот чертыхнулся, уставился в своё отражение в окне. Отражение лихорадочно сучило конечностями, но оставалось с ним на одном уровне. А за окном на это бесплатное представление пялилась толстая норка в бигудях и старушечьем чепце.

Наконец, через показавшиеся вечностью, бесконечно томительные мгновения, лестничный пролёт упёрся в стопор и Тимка, улыбнувшись на прощанье изумлённой тётке, пулей взлетел вверх. Одна досада – прежде чем удалось забраться достаточно высоко, чтобы нижний пролёт втянулся обратно, упорный преследователь успел ухватиться за нижние перекладины.

И теперь карабкался следом, что было совсем уж ни в какие ворота.

Ну кто в здравом уме будет носиться по крышам за вшивый кошелёк? Можно подумать миллион спёрли. Наверняка в «котлете» пара тройка сотен, ну максимум – тыща. Те, у кого бывает больше, в автобусах, как правило, не ездят.

Выбравшись на край крыши, Тимка оглянулся. Ненормальный продолжал упорно карабкаться вверх, но из-за собственного веса и немалых габаритов несколько отстал.

Задыхаясь от бега и акробатических этюдов на лестнице, кот побежал по наклонному скату. Авось удастся нырнуть обратно, вниз, по другой лестнице, успев пропасть из виду до того, как прилипчивый преследователь заметит, куда именно нырнул обидчик.

Первую лестницу Тимка пропустил – ежу понятно, что сюда погоня сунется в первую очередь. Под второй же лестницей, спускавшейся по ту сторону дома – тусовалась какая-то сомнительная компания. Тоже не вариант. Чего доброго словят, отреагировав на крики преследователя. Зато совсем рядом – в десятке шагов, чья-то добрая душа очень кстати перекинула на крышу соседнего дома толстую деревянную лестницу. Не иначе крысы постарались. В городе их почти не было видно, но вот на крышах да в подвалах – прям как второй, не всем известный город.

С замиранием сердца, оступаясь на поперечинах, Тимка перебежал на крышу соседней пятиэтажки. Главное не смотреть вниз, туда, где призывно покачивается асфальт. Покачивается так, словно началось землетрясение.

Соскочив с лестницы, Тимка утёр взмокший лоб и оглянулся.

Подобные приключения в его планы никак не входили. Эх, знать бы раньше – дался ему этот терпила… И так двоих «ущипнул». А третий вот… поди ж ты!

Но теперь… теперь это был единственный способ отвязаться от погони. Вон как бежит, старается! Марафонец, мать его…

Тимка с беспокойством взглянул на импровизированный мост. Пытаться втянуть его на свою сторону – нечего и думать. Слишком тяжела спасительная лестница, того и гляди утянет за собой вниз и ойкнуть не успеешь.

И кот поспешно пнул импровизированный мостик. Раз, другой, третий. Тяжеленная деревяха нехотя соскользнула с края и величественно ухнула вниз.

Спустя томительные секунды донёсся оглушительный треск и забористый мат разбегавшейся компании.

Тимка упал на четвереньки, переводя дух и восстанавливая дыхание. Настойчивый преследователь, остановившийся на другой крыше, также устало опёрся на колени ладонями, открытым ртом со свистом всасывая воздух и с ненавистью глядя на воришку. Несколько секунд они тупо таращились друг на дружку, потом, слегка переведя дух, Тимка победно ухмыльнулся – «извини, чувак, не в этот раз…».

Тигр зло прищурился и повторно смерил его взглядом. Словно запоминая каждую деталь, каждую чёрточку.

«Смотри-смотри… миллион рыл в городе и шансы пересечься – не стоит заморачиваться».

Даже если Тимка наберётся глупости в ближайшем будущем сунуться в этот район снова. Словно смирившись с поражением, тигр отвернулся. Помедлив, поднялся и молча побрёл прочь.

Странно. Хоть бы обругал. Так упорно гнался…

Тимка извлёк из кармана добытый бумажник. Может, у него там и впрямь что-то сильно ценное было?

Да нет. Денег, правда, прилично – пять сотен и мелочь, всякие карточки, квиточки, прочая бессмысленная и бесполезная требуха… Но вроде всё это не настолько ценно, чтобы столь упорно носиться за вором по крышам. А… вот ещё, какой-то твёрдый продолговатый предмет. Собственно он и составлял основной вес бумажника.

Тимка отстегнул клапан, скрывавший таинственную пластину.

«Ох, мать!»

В кошачьей лапе тускло блеснул полицейский жетон. От неожиданности Тимка чуть не выпустил его, не отшвырнул как ядовитое насекомое.

Ну, понятно.

Теперь понятно.

И угораздило ж нарваться на копа. А если б догнал?

Тимка сунул тощую пачку купюр к себе в карман – законная добыча.

А финтифлюшку из-за которой, похоже, и начался этот сыр-бор, можно и вернуть. Ему-то она без надобности. Перед пацанами хвастануть конечно можно, но стоит ли оно того, чтоб создавать кому-то проблемы? Да ещё – копу?

– Эй! – Тимка размахнулся кошельком, собираясь отправить опустевшее портмоне в спину уходившего терпилы, но оторопел и замер с поднятой рукой.

Тигр летел на него.

Буквально.

Набрав разбег, этот идиот сиганул через разделявшие их четыре ярда. Естественно, не долетел – на что только надеялся, дурень? Но напугать – напугал!

Тимка непроизвольно отступил на пару шагов и неловко плюхнулся на задницу. А не долетевший тигр умудрился-таки каким-то чудом вцепиться в самый краешек крыши. И теперь, обдирая пальцы и царапая когтями жестяную кровлю, тщетно пытался подтянуться. Но поверхности для упора явно не хватало. И всё, что мог горе-альпинист – это беспомощно трепыхаться, медленно сползая в пропасть.

Тимка вздохнул.

Вот идиот. Здоровый, взрослый идиот. И таким придуркам выдают оружие и доверяют бороться с преступностью? Ха. Ха.

Он отвернулся, стараясь не вслушиваться в эти жалкие царапающие звуки и натужное хриплое сопение. Не думать о том, каково это – висеть на самом краешке, удерживаясь лишь кончиками пальцев. Ощущать за спиной провал в десятки ярдов и приближение смачного «чвак». Последнего восклицательного знака, написанного самим собой на асфальте.

Тимка не раз видел разбившихся.

Измятое, скрученное тело, осколки костей, пробивших шкуру. Кровавый нимб вокруг головы и особая, тошнотворная вонь полопавшихся внутренностей. Фу.

Не удержавшись, он начал оборачиваться. Но встретиться взглядом с будущим покойником так и не решился. Замер в пол-оборота. Посмотрел в небо с кудряшками редких, полупрозрачных облачков, словно надеясь отыскать там ответ. Вздохнул и пошёл прочь. Чем тут поможешь такому дылде? Только ухнешься вниз за компанию.

В конце концов – никто ведь не заставлял этого придурка носиться за ним по крышам. И уж тем более воображать себя чемпионом мира по прыжкам в длину.

***

– Хаха! Вы только взгляните на этого лузера!

– Макс, тебя сделал сопливый карманник!

– Эй, Макс, расскажи ещё раз, как это было!

– Макс…

Подколки, насмешки, подначки.

Всё это нормально и обыденно, без них жизнь была бы скучней. Да что там – и вовсе невыносима. Но стать ходячим воплощением анекдота, олицетворением неудачника по жизни и на новом месте? Подумать только, третий день как получил значок и вот на тебе!

Позорище. Ограбленный средь бела дня полицейский!

И кем? Сопляком-карманником!

Боже, какое унижение…

Нестерпимое, обжигающее, заставляющее делать глупости. Будь у него пистолет – подстрелил бы засранца, ей богу бы подстрелил!

А эта его кривая ухмылочка! Он ушёл бы, утёрся, стерпел… пережил бы как-нибудь. Может быть. Настрочил кучу бумажек, придумал менее позорное объяснение утраты. Как-нибудь.

Но когда тебе вот так, нагло, с осознанием полнейшей безнаказанности ухмыляются прямо в рожу…

Он шёл прочь от края крыши, сгорая от стыда и кипя от возмущения. Сделали. Сделали как сопливого желторотика! А ведь почти догнал!

Почти!

Тигр обернулся, словно вбирая последние штрихи «портрета». Ничего-ничего! Будет ещё и на нашей улице праздник!

И захлебнулся от возмущения – малолетний наглец, не отходя от кассы цинично рылся в его бумажнике!

Ну какой взрослый мужик стерпит подобное? Да от кого? От кого?! От этого?!

Ну уж нет! Не сегодня!

Тигр выдохнул, качнулся обратно, понёсся к краю, набирая скорость. Ботинки замолотили по крыше.

Толчок!

Сопляк поднял голову, провожая его полёт изумлённым взглядом. Медленно переходящим в сочувствующий.

Как в замедленной съёмке, словно завязшая в патоке муха, Макс отчаянно перебирал ногами. Будто и впрямь надеясь тем самым продлить прыжок. Увы – и в этой дурной затее он явно переоценил свои силы.

Лузер.

Сокрушительный удар рёбрами о стенку, обдирающая локти и запястья острая кромка водостока. Выворачивающая суставы боль.

Невесть каким чудом он повис, зацепился и удержался на самом краю буквально кончиками пальцев. Но сил подтянуться уже не было. Да и не так уж просто поднять на пальцах двести фунтов живого веса.

Макс посмотрел вниз.

Туда, где вокруг обломков деревянной лестницы уже собиралась толпа зевак. Предусмотрительно выстроившихся кольцом и с интересом глазеющих на него.

Издав нечто среднее меж рыком и стоном, тигр трепыхнулся, но максимум на что его хватило – достать подбородком до края крыши. А дальше… Дальше было просто не за что зацепиться. О том, чтобы раскачавшись, закинуть на край крыши ногу – нечего было и думать. Режущий пальцы, острый тонкий край водостока и без того, казалось, вонзился глубоко в сустав.

Лузер!

Очередной лузер, на потеху толпе готовящийся подтвердить теорию «естественного отбора».

Макс захрипел от безысходности и гнева. На себя, на этих, внизу. На проклятого мальчишку, всего лишь спёршего кошелёк. Ну, подумаешь, аванс. Жалкие четыреста баксов, которые всё равно предстояло отдать за жильё. Стоило оно того? Вот этого?

Воришка, стоя в каких-то паре футов, отвернулся.

По ходу раздумывал – не помочь ли ему разжать пальцы.

Или просто поглазеть на то, как Макс брякнется сам. Ведь руки уже немеют, а скрюченные пальцы корёжат и сминают обжигающие шипы боли.

Боль простреливает до локтей, уже сводит судорогой живот и ноги, бессильно и тщетно шарящие в поисках опоры.

А снизу пялятся, как на аттракционе.

Не делая особых попыток забраться на чёртову крышу и помочь.

Наверняка подобной мысли им и в голову не приходит. Куда там!

Поди обсуждают, как быстро он брякнется и раздумывают, не отойти ли на всякий случай подальше – чтоб кровью не забрызгало.

Наверное, можно было заорать, униженно заскулить, попросить помощи. Если не у толпы внизу, то у этого… Ведь карманник – не убийца. А вдруг и смилостивится? Но гордость, треклятая гордость… Уж лучше вниз. Катись оно всё к чёрту. Лучше сам, лучше вот так, а не с криками и мольбами.

Лузер!

Надо было иметь гордость разжать пальцы раньше. Пока этот… не отвернулся. Пока смотрел.

Зачем? Да просто так. Чтобы запомниться хоть кому-то. Пусть глупо и бессмысленно, всего лишь как одна из жертв, набравшаяся глупости преследовать обидчика до упора.

Хотя бы так.

Всё лучше, чем отвалиться минуту спустя, на потеху зевакам внизу.

Макс зажмурился.

Три, два, один…

По спине что-то хлестнуло. Не сильно, упруго и тяжело.

Верёвка?

Не веря в чудесное спасение, он задрал голову. Задрыгал ногами, пытаясь переместить верёвку в положение, из которого её можно было бы ухватить достаточно крепко. Впиться зубами, онемевшими пальцами. Съехать по ней вниз. Или забраться наверх.

Вцепился, замер, боясь поверить.

Боясь, что вот сейчас, как финальная насмешка – верёвка заскользит вниз, не привязанная по ту сторону крыши ни к чему. Но нет – ничего такого.

Спустя долгую минуту, под разочарованные вопли зевак, он перевалил край крыши.

Растянулся на спине, бездумно глядя в небо, пытаясь успокоить разрывающиеся лёгкие и так и норовившее выпрыгнуть из груди сердце. И всё ещё не в силах разжать сведённые судорогой пальцы на спасительной верёвке.

Жив. Жив. Жив!

Вспомнив о мальчишке, тигр перекатился на живот, повёл глазами вокруг. Но крыша была пуста. Верёвка тянулась куда-то за край, а рядом – на расстоянии вытянутой руки, на самом краешке водостока лежал его пустой бумажник. И край полицейской бляхи призывно отблёскивал в лучах заката.

Облегчённо вздохнув, Макс потянулся к кошелю, но неловкие, трясущиеся пальцы подвели. Неуклюже ткнув кошель, он своими собственными руками отправил драгоценность за край. Туда, вниз. В толпу.

Лузер.

Макс в отчаянии ударил лбом в жестяной лист крыши. И ещё раз и ещё.

***

– Я просто посмотрю! Только посмотрю, и всё, – подобравшись к Пакетику с тыла, Рона осторожно пыталась преодолеть мягкое сопротивление его ладоней и забраться под маску. Бельчата и Динка с интересом поглядывали на это представление.

Даже безучастный обычно мыш, и тот повернул голову.

– Ну прекрати, что ты как маленький! – сердилась рысь, борясь с желанием насильно сорвать целлофановый кулёк одним решительным рывком. Удерживало лишь то, что, не зная характер раны и её состояние, это было бы слишком опрометчиво.

А все медленные и нерешительные попытки лис успешно пресекал, ловя и мягко отводя её ладони.

– Ты меня понимаешь?

Кивок.

– Я просто посмотрю. Осторожно посмотрю – и всё.

Мотание головой из стороны в сторону.

– Вот упёртый! Сгниёшь ведь тут заживо! Последний раз говорю – дай гляну! Я в этом разбираюсь!

Но лис лишь упрямо мотал башкой и мягко, но решительно перехватывал её руки.

Вздохнув, Рона сдалась:

– Ну и чёрт с тобой! Сиди и гней… гнии… тьфу, – запутавшись в окончании слова, она сердито отпихнула Пакетика и переключила внимание на мыша.

Точнее – на его забинтованную голову.

– Так. Ты, мелкий! Ну-ка, подь сюды!

Мыш обречённо вздохнул.

И, хотя куда-то подходить и не подумал – рысь сама подсела к нему.

В отличие от Пакетика, малыш осмотру не противился. Хотя особой радости тоже не выказывал – по своему обыкновению хмурился и пялился в пол, словно мысли его блуждали в каких-то запредельных далях.

Распутав грязные бинты, Рона осторожно сняла последний виток. К счастью, ничего серьёзного. Небольшой V-образный шрам, уже почти заживший. Во всяком разе, с последней смены повязки ранка даже не кровоточила – марля внутри была чистая, разве что чуть потемнела от пота и сукровицы.

Поморщившись от вида розовой лысины на мышиной черепушке, рысь оставила его в покое. И мыш незамедлительно попробовал накрутить бинты обратно. Словно, как и Пакетик без своих дурацких масок, ощущал себя без этой повязки донельзя неуютно.

Но отдавать ему грязные бинты Рона всё равно не собиралась.

– Ну-ка брось! – отобрав у малыша скомканную марлю, она напялила на него так кстати забытую Тимкой кепку. Великоватый коту, на мыше картуз смотрелся и вовсе комично.

Бельчата фыркнули, да и девочки едва сдержали улыбки. Сердито повертев сползающую на глаза кепку, малыш плюнул и бросил эти попытки, оставив картуз свободно свисать по краям макушки. Так что при каждом повороте головы кепка то запаздывала с поворотом, то вовсе оставалась в прежнем положении. Выглядело это так уморительно, что фыркнула даже сдержанная молчаливая волчица.

– Так… ну что, пойду воды наберу, – отсмеявшись, вызвалась Динка.

Вооружившись пластиковыми бутылками, оставшимися с прошлой пирушки, волчица отправилась на поиски источника питья. Ближайший такой источник она видела в порту – бювет-колонку, к которой хаживали охладиться разгорячённые работой грузчики. Авось никто не возмутится, если кто пришлый попользуется их водичкой.

Бельчата увязались следом, а оставшаяся за хозяйку рысь решила продолжить уборку. Выгнав всех оставшихся на улицу, соорудила из ближайшего куста грубое подобие веника и принялась сметать мусор с пола. За пару дней их постоя земляной пол устлали фантики, обрывки упаковки, пожухлая трава и бог весть что ещё. Мальчишки не обращали на это внимания, ну а её весь этот мусор уже изрядно раздражал.

Останавливали лишь общий упадок сил после недавних злоключений да мрачные мысли о будущем. Треволнения последних дней вымотали хуже марафона. Хотелось тупо забиться в угол, ничего не делать, ни о чём не думать. Хоть день, два. Хоть полдня.

Увы, вокруг ещё столько всяких проблем и срочных дел, что отлёживать бока – непозволительное удовольствие.

А лучшее средство от тяжёлых мыслей сейчас – веник и тряпка. Ну или хотя бы веник. За неимением тряпки и того, что этой тряпкой можно протереть.

Вытолкнутый наружу, Пакетик пытался было вернуться и помочь, но в тесной землянке для двух убирающихся всё равно оказалось слишком мало места. И лис был изгнан обратно.

Усевшись у двери, он искоса поглядел на мыша. После бурных утренних сцен раздрай и шатание в душе и мыслях слегка притупились.

И вернулись думы о странных событиях прошлой ночи.

Меж лопаток до сих пор ощущался след от странного прикосновения. Слишком короткого, слишком странного, чтобы понять, кто же из беглецов стоял вчера за спиной. Будь это касание подольше, посильнее… не пальцем, а хотя бы ладонью… глядишь, и угадал бы – хоть примерно, по размеру… А так сиди и думай – кто?

Нет, конечно же, самое очевидное решение – мыш. Башка в бинтах, шрам. Чёрт его знает, что там ему с мозгами делали… Этот его вечный хмурый взгляд в пол. А все остальные – если и отличались уже чем-либо от нормальных, то не столь уж явно. Не столь шибанутые, не столь… странные.

Но ему ли не знать, как порой обманчивы эти первые, самые очевидные решения? Да и ребёнок он ещё. Дитё. Пусть и странное, но вряд ли способное общаться этак… «по-взрослому». Без характерных детских слов. Без характерных оборотов речи и глупостей, по которым любой взрослый безошибочно распознает ребёнка.

Да и вчерашний внезапный, необъяснимый, непонятный и странный до одури накал… откуда малышне знать о чём-то подобном? Откуда там взяться каким-то сложным эмоциям? Чтобы испытывать нечто подобное, нужно самому через что-то пройти. Через что-то страшное. Оставляющее незаживающий след.

Лис качнул головой.

Да ну. Не то, не то.

Слишком очевидно, чтобы быть простым ответом на простой вопрос. Нет, всё наверняка сложнее и просто не может оказаться настолько очевидным. Иначе к чему весь этот цирк с конспирацией и глупыми играми?

Нет, разгадка должна быть куда сложнее. Но – из старших у них только Рона, Динка и Вейка. Себя и по уши озабоченного кошкой Рика можно не считать. Слишком примитивен.

На саму кошку подобные выкрутасы тоже не похожи.

Вчерашний диалог скорее подошёл бы Ронке или Динке. Но и тут закавыка! Рысь – слишком нормальная, слишком обычная, чтобы выкинуть нечто подобное. Скорее бы уж напрямую рубанула, да ещё при всех.

А волчица… Вот тут да – скрытная, себе на уме. Поглядывает на всех этак мрачновато-сосредоточенно… оценивающе. Держится в тени и не лезет на передний план. Но вместе с тем и не столь уж отчуждённо, как мыш.

Пожалуй, да.

Второй очевидный кандидат.

Но ведь не кошак же и не белки? Мыш или Динка? Очевидное против вероятного.

– Что? – заметив его косой взгляд, мыш недовольно дёрнул щекой.

И Пакетик едва не откликнулся голосом. Машинально, чисто рефлекторно. Спохватился в последнюю секунду.

«Ничего».

– Чё уставился? – повторил мыш.

Не слышит? Или делает вид, что не слышит? Поди разбери.

Но на всякий случай лис помотал головой и отвернулся.

Как вычислить «невидимку» в такой толпе?

Если не вернутся Вейка с Риком, значит – точно «минус два» подозреваемых. Ну и он сам, конечно. Остаётся шестеро.

Но половина из них – малышня.

Мучительный зуд неутолённого любопытства, смутные отголоски того, вчерашнего настроения.

Сейчас оно казалось каким-то странным, необъяснимым помутнением.

При свете дня и по трезвому размышлению – почему он не обернулся тогда? Что, зачем и, главное, кому нужно было доказывать?

Голосу?

Себе?

Может, всё это – просто плод воспалённого воображения?

Вчера это казалось единственно возможным, единственно правильным. Сейчас – несусветной, необъяснимой глупостью.

Сиди теперь и гадай – кто? Кто из их компании – не тот, кем кажется. Не тот, за кого его принимают. А главное – что ему нужно, зачем и… от кого?

«Эй!» – мысленно позвал он. Но Голос не отозвался. То ли «вне зоны действия», то ли намеренно путал следы.

Лис вновь с подозрением покосился на мыша.

Сжал и разжал пальцы, с трудом подавляя желание ожесточённо поскрести череп. Отрастающие волокна снова пытались оплести кость, оголённые сухожилия, стягивающие челюсть, невыносимо чесались и зудели.

Так сильно и раздражающе, что до одури хотелось скоблить и сдирать, счищать всю эту гнусь снова и снова, раз за разом. Но рано, рано… ещё день, два. Сколько удастся вытерпеть, сколько удастся продержаться.

На колено капнуло горячим. Спохватившийся лис с усилием разжал ладони. Выпущенные когти глубоко впились в подушечки, оставив на ладонях кровавые отметины.

Склонив голову, он угрюмо смотрел, как на глазах иссыхает кровяная корка, как под ней, если сковырнуть, открывается свежая, целая, здоровая кожа. На то, чтоб даже шрам исчез без следа, требуется час-полтора.

Ах, если бы, если бы только вот так же зарастали и все прочие шрамы и шрамики. Все те, которых не видно снаружи. Но которые столь невыносимо зудят и чешутся где-то там, внутри.

Лис поднял взгляд, почти с ненавистью смотря на бредущего со стороны дороги Рика.

***

Пятьсот баксов как с куста. Если не считать назойливого полицая, вздумавшего побегать по крышам, – день прошёл отлично. Прям аж не верится. Тимка похрустел пачкой купюр, поднёс к носу, затянулся, словно букетом цветов. Кто сказал, что деньги не пахнут? Очень даже пахнут! Терпкий, солоноватый и чуть с горчинкой душистый аромат много повидавшей бумаги и краски.

Ах, этот запах возможностей!

Сейчас в его ладошке лежала не тощая пачечка бумаги, а тонна вкусностей с супермаркета, новая одёжка, небольшой телевизор со встроенной антенной… Да, чёрт побери, на такие деньжищи можно было бы безбедно жить всё лето. Если живёшь один и не особо гужуешься.

Усталый, но довольный собой, он брёл по улочкам Бричпортской окраины, прикидывая, чего бы такого прикупить. А главное – как это всё потом дотащить до землянки.

Впрочем, перед тем как закупаться, предстояло ещё уладить пару делишек.

А именно – заскочить в одно злачное местечко, да «перетереть» насчёт стволов, собранных у позавчерашних покойников. За стволами переться, конечно, влом… Но без наглядно присутствующего предмета торговли потенциальные покупатели вряд ли воспримут его слова всерьёз. А так – глядишь, по сотке за ствол – ещё полштуки. Можно будет и из обстановки чё-нить прикупить. Ставить вот только некуда – и так битком, как консервы в банке.

А может, жильё приглядеть?

Хату снять, да прямо в городе. Настоящую, полноценную хазу! С ванной и телевизором… Да непременно двухкомнатную, чтобы с дверью. И кроватью. В одной комнате вся ватага, в другой он с…

Тимка даже остановился, прикидывая, как было бы классно. Жаба, конечно, душит… Ещё бы – столько бабла просто за крышу над головой? А с другой стороны – пощипывая городских, уж как-нибудь прокормятся. Просто работать придётся не два-три раза в месяц, а дней десять, а то чуть не через день. Хотя… Если каждый день будет таким же удачным…

Может, и мелкоту со временем подучит. Вон как меж собой ловко да слаженно!

Эх, что ни говори – приятно ощущать себя кем-то вроде охотника при собственном племени. Пока не думаешь о том, во сколько это всё обходится. И о том, что пока ты тут рискуешь здоровьем – все эти сидят там, в тепле, уюте и безопасности.

А некоторые ещё и нос воротят!

Кот оглядел столб, оклеенный бумажками объявлений и несколько минут сосредоточенно глазел на пёстрые бумажки, пока взгляд не вычленил несколько со знакомым словом «сдаётся» и его более короткой версией «сдам».

По нижней кромке каждого объявления тянулись нарезанные бахромой отрывные талончики, на которых были напечатаны или написаны от руки номера телефонов.

Ни адреса, ни тем более цены объявления не содержали. Ну хоть бы один упырь цену написал – какого хрена лепить эти дурацкие объявления, тратить время на бухтёж по телефону и всё прочее… А вдруг цена сразу не устроит?

«Договорная»… Как же! Не базар – не поторгуешься.

Тимка нарвал отрывных полосок и задумчиво уставился на телефонные номера.

Звони тут ещё всяким уродам. Ну что стоило просто взять и написать?

Ищи теперь телефон.

Собственным-то не обзавёлся – всё как-то без надобности было. А адресов там не указано. И вот припёрло, а таксофон хрен где отыщешь. В центре-то их навалом, а вот на окраинах – в лучшем случае светлые пятна на стенках от сорванных козырьков и годы назад выпотрошенных будок.

Хотя… телефоны наверняка есть у прохожих.

Но попробуй тут у кого-нибудь клянчить мобилку «на позвонить»… Чего доброго, без лишних слов – сразу в глаз. Так, для профилактики. На всякий случай.

Может, сунуться в какую из лавок и там попроситься? Должны же у них быть телефоны.

Тимка осмотрелся.

Вывески, вывески, вывески. Швейное ателье, булочная, пельменная, гадалка, казино… ещё какие-то заведения непонятного назначения, о роде деятельности которых не вдруг допрёшь. Ни картинок на вывеске, ни чего-либо этакого на витринах.

Да и объяснять продавщице, чего надо уличному оболтусу, а затем – если не прогонят прочь – вести важные переговоры в присутствии тамошних клиентов-покупателей… Нет, не лучшая атмосфера.

Он уже почти было решился всё же сунуться в один из магазинчиков поспокойнее, как на глаза удачно подвернулся куда более удобный вариант.

К площади, на которой болтался Тимка, сходилось сразу пять улиц.

И сейчас на одну из них как раз сворачивал невесть как забредший сюда бурундучок.

Слишком чистенький, слишком опрятный и яркий для городских окраин.

Явно и сам уже ощущавший свою тут неуместность и тяготившийся этим.

За бурундучком уже с интересом поглядывали из компании у фонтана, но подниматься пока не спешили. А вот от бурундуковых глаз это внимание не укрылось. И дурилка, естественно, поспешил убраться прочь. В первую попавшуюся улочку.

Отклеившись от стены, Тимка увязался следом.

В принципе, «потрошение» забредающих в переулки лохов – занятие неблагодарное. Можно ведь и нарваться. Так что занимались этим обычно те, у кого не хватало ловкости «щипать».

Или смелости и силы, чтобы работать «по-взрослому».

Ну а Тимка… кот просто не любил вот этак, когда лицом к лицу.

Одно дело по-тихому карман облегчить. Совсем другое – кого-то прессовать.

Тем более, что и сам по малолетству не раз бывал «выпотрошен» местными компашками. Пока не подрос и не научился убегать вовремя, замечая угрозу задолго до столкновения, выкручиваться, а где надо и сдачи давать.

Но всё же выбор небогат – либо самому побыть на «той» стороне, либо мяться и лепетать невнятный бред, объясняя какой-нибудь тётке, зачем ему нужен телефон.

Ну и опять же – лох переживёт. Мамочка с папочкой купят новую мобилку. Да и вообще.

Бурундук был с него ростом, но потолще и покрепче, так что Тимка, топая за ним на расстоянии в пяток шагов, всё откладывал задуманный гоп-стоп. Во-первых – на улице народу полно. А во-вторых – а ну как бланш поставит, а то и вовсе наваляет по самое не балуйся? Связываться было стремновато. Но выпрашивать «позвонить» у продавщиц – ещё стремнее. А домой хотелось вернуться с триумфом. Авось тогда Ронка перестанет считать его слишком мелким и… Ну мало ли.

Улица тянулась и тянулась, народ, по мере удаления от площади, хоть и поредел, но силком заворачивать намеченную жертву в подворотню было как-то боязно. А ну как кто-то вмешается?

Одно радовало: бурундук уже начал нервно оглядываться и косить глазом на преследователя. Значит – фактически признал слабину. Показал испуг. Ускорил шаг, хотя и так уже чуть ли не бежал.

Тимка ухмыльнулся – вот он, взгляд жертвы.

Нервный, загнанный.

Поспешный поворот за первый попавшийся угол – в надежде отвязаться от преследователя или сойти за местного коренного. Глупее не придумаешь, учитывая, что в подобных переулочках и вовсе мало кто хаживает.

– Эй, слышь! – осмелев, Тимка сократил расстояние и придержал замершую жертву за плечо. – Куда спешим?

Бурундук вздрогнул, дёрнулся было прочь, но всерьёз сопротивляться не решился.

И Тимка широко ухмыльнулся и сплюнул ему под ноги:

– Да не ссы. Дай позвонить.

– Знаю я, как вы звоните… – паренёк попятился, упёршись в стенку и непроизвольно прижимая руку к нужному карману.

– Знаешь? Типа, опытный? – Тимка ухмыльнулся шире и приблизился вплотную. Стоять так было жутко неуютно – чего доброго, коленом огребёшь в чувствительное место и прикрыться не успеешь.

Успокаивало лишь то, что бурундук явно боялся больше.

Жался в стеночку, словно всерьёз надеясь просочиться сквозь кирпичи на ту сторону.

О, как упоительно ощущается этот страх, если боятся – тебя! Минуту назад Тимка, встреть хоть тень сопротивления, предпочёл бы свалить от греха подальше, не связываться и всё такое. Теперь же – словно подпитываемый чужим ужасом, шалел от своей власти и упивался этим странным новым ощущением, названия которому никак не мог подобрать.

Стыд и воспоминания о том, как вот так же – ещё пару-тройку лет назад не раз сам мялся и жался перед окружавшими полукольцом компашками, как покорно вытряхивал карманы… Не раз, не два… даже не десяток. Всё это отошло куда-то вдаль.

Взрослый. Теперь его очередь. Это же справедливо?

Где-то в глубине души было немного жаль забредшего в трущобы лопуха. Что он тут искал? Зачем лез? Неважно. До тех мест, куда не забредают местные компашки, – не один квартал топать.

Не Тимка, так другие.

Вздохнув, бурундук покорно вывернул карманы. Извлёк мобилку и горстку мелочи с затесавшейся в неё упаковкой жвачки.

Мелочь Тимка презрительно выбил на землю, заставив мальчишку и вовсе задрожать. Отделившуюся от железных кругляшей жвачку – ловко поймал, выдавил на язык мятную подушечку. Потыкал кнопки на мобилке, пытаясь понять, как пользоваться этим чудом техники.

– Ну чё, как тут звонить-то? – Тимка чавкнул жвачкой и «контрольно» сплюнул под ноги бурундука.

– Вот… – мальчишка ткнул пальцем в зелёную кнопку.

А, ну понятно. Зелёная – включить, красная – отключить. Вот и трубка нарисована. А ниже – цифирь. Всё понятно.

– Без тебя знаю! – Тимка отпихнул бурундучиную ладонь, потыкал кнопки. – Чёрт… а плюс этот где?

– Ноль подольше держи, – бурундук не решился показать пальцем. Было видно, что дремучесть грабителя мальчишку несколько забавляет – несмотря на собственное незавидное положение.

– Без сопливых разберусь! – в очередной раз поставил его на место Тимка.

Раздражённо натыкал номер и сосредоточенно уставился наискосок и вверх, ожидая ответа.

Короткие – занято, перезвонить. А длинные – ждать: может, и подойдут.

– Свободен, – Тимка искоса зыркнул на «терпилу», и мальчишка, видимо до последнего надеявшийся, что «просто позвонить» – это и впрямь просто позвонить, отступил, запнулся, развернулся и бросился прочь.

На секунду Тимке даже стало его жалко. Он совсем было собрался окликнуть бегущего, но в трубке уже ответили. А это было важнее, чем чьи-то там глаза на мокром месте.

– Алё… вы, это… жильё сдаёте?

– Ну…

– А чё стоит?

– Штука в месяц и столько ж в залог.

– СКОКА?! – Тимка чуть не выронил мобилку.

Возмущённо обернулся в сторону, куда утёк бурундук, словно и впрямь собирался пожаловаться на дикие цены.

– Алё, жильё…

– Сдали уже.

– Алё…

На четвёртой бумажке Тимке повезло. Хотя цены всё равно были заоблачные – девять сотен. В иное время на такие деньжищи он мог безбедно гужеваться почти полгода, а тут – за месяц вынь да положь. Просто так – за крышу над головой! Нет, ну зимой ещё понятно – холода… Но в начале лета?!

С другой стороны – до смерти хотелось обрадовать Ронку, блеснуть, так сказать. Вроде как с утра на тесноту жаловались, вот – нате, получите нормальное жильё. Если так уж надо.

Хотя как среагирует хозяин на столь странную компанию, это ещё бабушка надвое… Лишь бы денег больше не заломили.

Четвёртый вариант просил лишь семьсот, что уже обнадёживало. Правда, в кармане не было и этого. Но если и завтрашнее утро будет таким же плодотворным, то набрать нужную сумму – вполне реально. А если ещё и пистолеты загнать…

Размечтавшийся Тимка вышел из переулка и едва не споткнулся о рассевшегося у стенки бурундука. Уткнувшись в скрещённые на коленках руки, жертва Тимкиного произвола самозабвенно пускала сопли, не обращая внимания на окружающий мир.

Надо ж.

Кот поморщился. Обошёл «терпилу» и двинулся прочь. Остановился в пол-оборота, искоса разглядывая жалкое зрелище. Вздохнул, нашаривая в кармане мобилку. Удобнейшая вещь, если разобраться. Даже отдавать не хочется.

В конце концов – зарёванный сопляк всё равно почти со стопроцентной вероятностью нарвётся в этом районе. И по логике-то уж лучше ценная бирюлька покоится в Тимкином кармане, чем перекочует в чей-нибудь ещё.

Он вздохнул снова, закатив глаза и сам удивляясь внезапному порыву, вернулся к беззвучно сотрясающемуся в рыданиях «терпиле». Постоял, хмуро пялясь на бурундука, поджал губы.

Ощутив его присутствие, мальчишка затих, замер, нерешительно поднял голову.

– Ээ… Слышь… – Тимка помялся, не в силах подобрать слов. Вздохнув в очередной раз, неловко сунул мобилку ошарашенной жертве. – На, короче.

И машинально сплюнул. Не то брезгливо, не то злясь на собственное великодушие.

Поглубже засунув руки в карманы шорт, мрачно затопал прочь.

Внутри вертелся хоровод глупых мыслей, хаотичный набор невнятных обрывков, никак не желавших складываться в какую-либо цельную картинку. В картинку, логично объясняющую ответ на простой вопрос: зачем?

Стыд? Жалость?

Бред.

А, да чёрт с ним!

Всё равно ещё не раз вывернут. Такого убогого – по-любому вывернут.

Вырулив на площадь, Тимка столкнулся с давешней компанией.

Мелкий суетливый кошак, едва ли старше самого Тимки, не преминул врезаться в него плечом.

Намеренно, конечно. Как своего рода щуп.

Аж неловко шатнулся навстречу – ведь опытный Тимка шёл достаточно далеко, чтобы разминуться.

– Ну ты! Куда прёшь, чувырло? – визгливо пискнул «щуп».

Тимка в который раз сплюнул. Нагло, презрительно. Прямо под ногу крикливому котёнку, заставив того отпрыгнуть.

Плевки вообще порой куда более выразительны, чем слова. В трущобах так и вовсе – можно сказать, второй язык. Главное ж показать, что не боишься. Ни во что не ставишь… всех этих. Слова-то порой не вдруг подберёшь, да и в ситуации, когда на тебя с нехорошим прищуром пялится пяток крепких ребят, самый мелкий из которых – твоих примерно габаритов… Голос ведь и подвести может. А плевок… Плевок – он и есть плевок.

Короткий, выразительный. Смачный. И рука в глубоком кармане. Где может быть что угодно – от ржавого гвоздя, до бритвы или серьёзных размеров ножика.

Оценив молчаливый ответ, компания вычеркнула Тимку из списка «лёгкая добыча» и двинула прочь.

Парень постарше небрежно прихватил и крикливого нахала, уводя от греха подальше и позволяя тому сохранить лицо.

– Не, а чё он?! Скажи! – смелея по мере удаления от Тимки, горячился визгливый кошак, постоянно оглядываясь и корча несостоявшейся жертве грозные морды.

***

Запыхавшаяся Вейка без сил плюхнулась в траву. Троица из «Вангарда» то ли отстала, то ли вовсе не думала её преследовать. Убедившись в отсутствии настигающей погони, она облегчённо рухнула обратно. Перекатилась на спину, восстанавливая дыхание и таращась в плывущие по небу облака.

Надо ж так нарваться. Ну что за день такой сегодня? За что ей это всё?

Отдышавшись, она с трудом поднялась. До города, слава богу, рукой подать. Хотя – это если мерить машинной скоростью. Если же своими ногами… Подозрительно зыркая по сторонам – не покажется ли где обиженная троица, отдышавшаяся кошка выбралась на обочину.

Постояла, созерцая поток летящих в обе стороны автомобилей, вздохнула и побрела в сторону города.

Не так, как обычно – походкой «от бедра», моментально цеплявшей взгляды всех самцов. Устало, понуро и медленно. Неудивительно, что ни одна сволочь не притормозила.

Хотя – после недавно пережитого падать в каждую сомнительную тачку совсем не хотелось. И парочку тех, кто всё же притормозил, кошка от души послала в те места, куда хотелось бы послать Буча и компанию. Запоздало пришёл стыд – ну или что-то вроде него. Новые-то водилы, может, и не виноваты ни в чём. И ничего этакого себе бы не позволили…

Ну да и чёрт с ними всеми. На душе хоть немного полегчало, и то ладно.

Однако как же долго тянется это чёртово шоссе! Все ноги сотрёшь, пока дотопаешь!

О том, что делать дальше, и вовсе лучше не думать. Поначалу всё казалось таким простым… Потерпеть чуток слюнявые обжиманцы в машине какого-нибудь богатого придурка. Скормить ему слезоточивую историю об ограблении и срочной необходимости вернуться в отчий дом. И всё такое.

Ну а далее – по степени таланта, получить либо пятёрку на звонок домой, либо и вовсе сразу сотню на билет.

Ну в крайнем случае – «отработать». В самом крайнем. Если придурок «ничё так».

Всё же билет до столицы из этого захолустья в пару сотен-то обойдётся.

Эх, ну почему по загородной дороге хоть раз в час не катаются приличные миллионеры? Или хотя бы просто солидные мужички, для которых сотка-другая – не деньги?

Словно в качестве издёвки над её мыслями рядом остановился обшарпанный автобус. Скрипнул дверью. Водитель – толстый неуклюжий медведь – приветливо улыбнулся. Сквозь запылённые стёкла безучастно таращились скучающие пассажиры.

Ну да, ну да.

Автобус.

Предел мечтаний.

Нет, будь у неё в кармане хоть мелочишка какая… А так – стоять на ступеньках и лепетать водиле наспех придуманную историю, ощущая при этом, как упираются в тебя брезгливо-презрительные взгляды тех, кто уже сидит в автобусе?

Всех тех, кто заплатил пару монет за билетик?

И всё – ради того, чтоб доехать до вокзала?

Кошка зло вывернула пустые карманы – ну нету, нету.

Водила пожал плечами, и автобус, обдав её клубами дыма, покатил дальше.

Закашлявшись, Вейка продолжила путь.

Ситуация уже не казалась столь лёгкой.

Если с автобусом ещё хоть небольшой шанс был – какой водила устоит перед девичьей улыбкой, стройными ножками и мускулистым животиком? – то с поездом всё куда сложнее.

Умывшись и освежившись под попавшимся навстречу бюветом, она утомлённо пошлёпала вдоль дороги, ориентируясь то по картам, вывешенным на автобусных остановках, то по самим автобусам, на бортах которых писали маршрут следования. Добраться до вокзала заняло у неё почти полдня и вот наконец – он. Огромное старинное здание с вычурными узорчатыми колоннами, с лепниной и балюстрадами, со всеми ажурностями и прочим подобным немного походил на дворец.

Здесь пахло путешествиями, переменами… Для кого-то желанными, для кого-то – не очень…

Кто-то ехал домой или в новую жизнь. А кто-то прощался со старой, уезжая в неизвестность.

Но всем им было решительно плевать на проблемы одной отдельно взятой девчонки.

И Вейка брела в толпе. Одинокая и потерянная.

Глазела на счастливые семейства, одиночных пассажиров, деловито тащивших чемоданы, сумки и прочее барахло. На пёстрые лотки и лавки. На мятущихся «опозданцев», уборщиков, полицаев, носильщиков, бомжей и проституток.

Кстати, о проститутках. Тусившая на углу здания компания размалёванных девиц, с ног до головы увешанных браслетами и всякоразнопрочими побрякушками, проводила её настороженно-злыми взглядами – не конкурентка ли часом?

Впрочем, их можно было понять. Короткая рубаха, завязанная в узел над подтянутым животиком, вызывающе узкие шорты – так низко сидящие на бёдрах, что, казалось, в любой момент готовы сползти с попки. Вейка любила то, как липнут к ней будоражащие взгляды мужчин и завистливые – женщин.

Эта странная новая власть, какое-то магнетическое влечение… поначалу это забавляло. Кому ж не приятно, когда на тебя смотрят, чуть не вывалив язык?

Когда готовы на что угодно просто за твой благосклонный взгляд?

Хотя сегодняшняя троица в «Вангарде» изрядно подпортила настроение и уверенность в себе.

Словно бы что-то… ну не то чтобы надломилось, скорее – погнулось. Где-то там, глубоко внутри. Или, может быть, что-то изменилось в ней самой?

Ведь раньше-то и слюной капали, и язык вываливали, да только границ не переходили. А тут – на тебе… В один прекрасный момент вдруг понять, что «благосклонность» могут не только вымаливать, но и брать силой.

«Королева» вдруг превратилась из объекта воздыханий в обычный кусок мяса для удовлетворения чьей-то похоти. Вот так просто – раз, и всё.

Нет, конечно же она была взрослой девочкой и знала, как это бывает… когда «через не хочу». Но слышать о подобном, читать в газетах или по «ящику», это немного не то, чем когда ощущаешь на себе во всех подробностях.

Тогда, после отчаянного марш-броска через поле, кошка даже испугаться толком не успела. Скорее, немного злилась. На троицу, на то, что всё так нелепо и глупо вышло… На себя, на Рика… даже почему-то на Пакетика – вот нахрена он тогда к ней со своим яблоком полез?!

Теперь же, стоило чуть расслабиться и успокоиться, – накатило. Возмущение, злость, стыд… Особенно злило то, что нахальный серебристый лис ей понравился. На первый взгляд.

Аж затрясло.

Чуть не физически ощущаемые взгляды толпы – на её голый живот, на бёдра, зад и прочее… Сейчас её так и подмывало остановиться, раскинуть руки и заорать: «Ну, чё уставились?!»

Безумно захотелось какую-нибудь длиннополую рубаху, невзрачную юбку… что-нибудь не цепляющее и не привлекающее взгляды. Серое, незаметное.

Как в трансе, она пересекла главный зал и поморщилась от вкусных запахов, доносившихся из местного кафетерия. Мучительно захотелось есть – аж живот скрутило.

В очередной раз кошка машинально пошарила в карманах шорт. Но, как и пять минут назад, ничего нового там не обнаружила.

Раздражённо плюхнувшись на скамейку вдоль стены, она вздохнула.

Истёртые ноги гудели от непривычно долгой ходьбы так, что оторваться от скамьи казалось немыслимым. Захотелось даже просто вытянуться, улечься на эту деревяшку. И пофиг, кто и что подумает. Что вскоре рядом вырастет полицай и погонит бродяжку прочь. Чтоб не занимала место, не смущала глаза добропорядочных граждан.

Вейка уставилась на бомжа, прикорнувшего прямо в кресле. Грязный крыс со сбившейся в колтуны шерстью и с припухшим глазом спал сидя. Если б не храп да пустующие вокруг него кресла – мог бы и затеряться в толпе. А так – местные полицаи уже неспешно двигались к островку дискомфорта в обширном организме вокзала. Как лейкоциты, стягивающиеся вокруг постороннего тела.

А ещё по вокзалу сновали котята.

Такие же чумазые, как спящий бомж.

В заношенных до дыр пёстрых одёжках.

Они глазели на немногочисленных «благополучных» детишек, заставляли чинные семейства и одиночек опасливо коситься на свои чемоданы, придерживать их за ручки, проверять, не пропало ль чего из карманов.

Время от времени кто-нибудь из сердобольных пассажиров бросал им монетку, и детишки устраивали свары, деля добычу шумно и зло.

Мамашки котят, до пят завёрнутые в многослойные цветастые юбки, приставали к прохожим с предложением погадать на дорожку.

А из местной рыгаловки всё тянулся и тянулся дурманящий запах котлет.

От которого сводило челюсти и путались мысли, а желудок крутило всё сильнее. Казалось, что она не ела уже целый месяц…

Убила бы за котлетку.

Вейка почти с ненавистью уставилась на то, как пухлощёкий карапуз отщипывает кусочки сочного беляша и бросает бродячей вокзальной ящерице.

Сглотнула. Отвернулась.

В голове образовалось какое-то странное ватное отупение. Боевое настроение и решимость схлынули, оставив лишь подавленно-потерянное состояние и желание забиться куда-нибудь в угол.

Забыться сном в надежде, что завтра что-то изменится.

Вот само собой. Что-то будет не так, лучше, чем сейчас. Что проснётся в объятьях нахального, но не наглого Рика. Который согреет и утешит, порадует чем-нибудь вкусненьким и вообще…

Но попробуй тут приляг – сразу сравняешься в глазах окружающих с вот этим… кошка зыркнула на крыса, которого уже тащили под руки два крепыша в полицейской форме.

Да и задремать в окружении толпы незнакомых самцов? Брр…

Пожалуй, от греха подальше стоило бы убраться и ей.

Вдруг те, кому принадлежала лаборатория – выставили посты на всех вокзалах и аэропортах, в порту и где там ещё это обычно делается, когда в фильмах кого-то ловят?

Запоздало испугавшись, кошка лишь чудом сдержалась от того, чтобы не обвести окружающую толпу испуганным взглядом. Более надёжного способа привлечь к себе внимание и не придумать. А ну как докопаются, а у неё и документов-то никаких нет, да и вид как у местных… гм… «девочек».

Вдоль спины прокатился панический озноб, и она поспешно отвела взгляд от других полицейских, о чём-то ругавшихся с кошками в цветастых юбках, и как могла сделала вид, что с пристальным интересом прислушивается к какому-то объявлению.

Поднялась со скамейки и смешалась с потоком пассажиров. Уткнулась носом в окно второго этажа, созерцая переплетение проводов и железнодорожных рельс.

Стекло приятно холодило нос и лоб, и она, как ребёнок в иллюминатор самолёта, таращилась на поезд, из которого вытекала толпа прибывших.

«Поезд «Нью-Фарнвуд – Рейлан» прибывает на четвёртый путь через десять минут», – раздалось из громкоговорителя.

Рейлан… Фарнвуд… Вейка с тоской уставилась на пустые пока ещё рельсы четвёртого пути. Если верить расписанию – поезда на это направление ходят аж четыре раза в сутки. Утренний, в районе обеда, вечерний и ночной. И на обеденный ей уже всяко-разно не светит. К вечернему же… Вейка нашла справочный автомат и вяло потыкала кнопки, глядя, как мельтешат карточки с информацией о рейсах.

Надо же – последний раз такой автомат-листалку видела лет десять тому назад… в глубоком, далёком детстве. Когда счастливая ещё семья частенько позволяла себе прокатиться в соседний город к родственникам матери. А потом такие автоматы сменились скучными дисплеями, сразу выводившими нужную информацию на цветной экран. Ни тебе мельтешения карточек, ни интригующего шелеста и пощёлкиваний внутри.

Скукота.

И вот поди ж ты, такой же автомат-листалка!

Как кусочек из детства.

Как напоминание о том почти забытом времени, когда всё было хорошо и просто. Когда взрослая жизнь не требовала принимать непростых решений, а завтрашний день был просто следующим днём. Который непременно принесёт море новых открытий, интересностей и… что-нибудь вкусное.

Вейка оглянулась на буфет и снова вздохнула. Тем временем автомат закончил листать, остановившись на карточке с нужным рейсом. Сто девять баксов.

Не то чтоб очень большие деньги, но в её нынешнем положении – заоблачное богатство.

Даже сумей кошка преодолеть остатки гордости и начни просить подаяние – нечего и думать, чтобы собрать такие деньжищи за несколько часов. Да и местные попрошайки конкуренцию вряд ли потерпят.

Оттащат в закуток да отмутузят по самое не хочу.

***

Поход до портовой колонки затянулся на добрый час. Полуденное солнце нещадно жарило спины бредущих по обочине. Весенний ветерок слегка разгонял удушливый зной, но даже неугомонные близняшки, то кружившие вокруг Динки хороводы, то устраивавшие шутливое фехтование на пустых бутылках, в итоге подвыдохлись и присмирели.

– Ты уверена, что помнишь дорогу?

– А нас не прогонят?

– Может, просто зачерпнём из озера?

Большинство дурацких вопросов Динка просто игнорировала – шагала себе, погрузившись в собственные мысли и приглядывая лишь, чтобы бельчата не выбегали слишком близко к трассе.

– Ну Динка-а! Что, трудно ответить? – кто-то из Джейков, не вытерпев тишины, загородил ей дорогу.

– Помню. Пусть попробуют. Из озера нельзя.

Ответы прозвучали угрюмо и неестественно – как-то скопом, залпом. Спохватившись, она растянула губы в улыбке и потрепала близняшку по макушке.

Естественно? Или – тоже «как-то не так»?

Фальшиво?

Вот уже несколько дней она мучительно боялась. Отчаянно пыталась выглядеть естественно и «нормально». Как все эти, которые вокруг. Делать кучу лишних движений, говорить бессмысленные пустые слова. Отвечать на тупые вопросы не менее глупыми ответами.

Помнит ли она дорогу? Если бы не помнила – разве пошла бы? Разве не уточнила бы, где раздобыть воды?

Но просто промолчать – нельзя. Отсутствие ответов на тупые вопросы воспринимается как выказанное неудовольствие, чуть ли не неприязнь.

На вопросы отвечать НАДО.

Иначе те, кому ты пофиг, ухудшат своё отношение к тебе. А те, кто напрашивается в друзья, – навязчиво полезут в душу с настойчивыми расспросами: что да как, да почему.

А попробуй тут быть естественной, когда приходится тщательно выверять каждый шаг. Бояться проколоться на каких-нибудь мелочах – старательно спотыкаться в темноте, ойкать и морщиться от пореза жестянкой. Изображать, что устала от долгого бега, истекать потом от интенсивного движения под полуденным солнцем. Кто-нибудь знает, как это сложно?

Бегать, ходить, фиксировать местность, потеть. Следить, чтобы дыхание было учащённым, но не слишком, а внешний вид – должным образом усталым. Избегать нетвёрдых поверхностей, где следы её ног слишком явным образом глубже следов других.

Бояться прикосновений.

Бояться объятий.

Бояться, что кому-то типа Рика взбредёт в голову попытаться поднять её на руках, и тщательно избегать подобных ситуаций, держа дистанцию.

Если бы кто-нибудь знал, каких трудов и напряжения всё это стоит! Всегда, каждую секунду учитывать сотни факторов, оценивать, анализировать, предусматривать. И всё лишь для того, чтобы быть естественной.

Как все.

Тридцать два градуса по Цельсию. Волчица добавила пота и сделала походку более усталой. Джейки же наоборот, словно открыв в себе второе дыхание, вновь разыгрались пустыми бутылками. Четыре у белок, три у неё. Три с небольшим галлона жидкости на девять организмов. Точнее, с уходом кошки – на восемь. Но всё равно мало, потому что в среднем в день требуется ноль семь галлона на мелкий организм и один на крупный. В принципе, ещё один… организм без воды бы легко перебился. Если бы не необходимость расточительно потеть в такую жару. Так что за водой придётся сходить дважды. Либо всё же раздобыть где-то дополнительную тару.

Волчица покосилась на внушительную бочку за заборчиком одного из домишек. В таких огородники хранили запас тёплой воды для поливки огорода. Ёмкость – семнадцать и шесть десятых галлона, вес без наполнителя – шестьдесят два и четыре десятых фунта. Но притащи она подобный груз к землянке – это вызовет вопросы. Много вопросов.

Поэтому – бутылки. Долбаные пластиковые бутылки.

Диана пересекла ответвление дороги, углублявшееся в посёлок от шоссе. Перехватив обеспокоенно-удивлённый взгляд близняшек, запоздало изобразила, что оглянулась проверить – не едет ли кто.

– Смотреть надо! – поучительно-наставительным тоном произнёс один из малышей.

– А вдруг машина? – дополнил второй.

Мысли в панике метнулись. Дорога, вид сверху, отрезок триста сорок семь футов, радиус периферийного обзора в сорок футов.

При скорости автомобиля более двухсот миль в час избежать столкновения не получилось бы. Но автомобили редко превышают порог в сто десять миль, а на грунтовой дороге – не выше сорока. На въезде в населённый пункт и того меньше – двадцать миль. Вывод: при появлении в сорокафутовой зоне сонара какого-нибудь транспорта она легко избежала бы столкновения. Даже не пришлось бы делать ничего такого… демаскирующего.

Но в данном случае демаскирующим было только то, что она не оглянулась на дорогу глазами.

Вот дура. Какой вывод из этого происшествия сделает малышня?

Вряд ли догадается, что оборачиваться ей и не нужно. Значит…

– Задумалась, – соврала волчица.

Джейки синхронно склонили головы – этакий молчаливый укор. А затем один из близняшек, отдав свои бутылки другому, вдруг ухватил её за ладонь.

Едва удержавшись, чтобы не отдёрнуть руку, Динка в панике замерла.

Температура тела тридцать семь и три. У бельчонка тридцать семь и один, пот в наличии, усилие на пожатие руки восемьдесят шесть паскалей. Отвечаем девяноста пятью – чуть сильнее, «уверенно взять за руку». Всё в порядке.

Джейк, державший её ладонь, нетерпеливо приплясывал и тянул дальше по дороге. И Динка покорно шлёпала за ним. Всё хорошо, всё НОРМАЛЬНО. Главное не хмуриться, разгладить глубокую складку меж бровей, улыбаться беличьим ужимкам. Или не улыбаться? В конце концов, может, она устала. Динка едва не переключила выражение лица на обычное – хмурой, погружённой в себя задумчивости. Но слишком быстрая смена выражений без внешних причин – тоже ненормально. А потом медленно, медленно… Секунд девяносто морфинга. Или нет – сто тридцать.

Проклятье, ей осталось всего ничего, а она вынуждена тратить себя… на всю эту нелепую маскировку. Если бы не всё это, если бы отключить, спрятать, прогнать все эти цифры прочь – её существование удлинилось бы на часы. На много часов.

Но цифры не прогнать, цифры нужны. Их много – цифр, графиков, векторов движения, скорости и чёрт-те чего, чем она никогда ещё не пользовалась. Компас, индикатор положения в пространстве, шеренга температурных датчиков, радарный радиус, частотный сканер, карта местности. Все эти бесчисленные значки ютились и подмигивали ей где-то на краю зрения. Но услужливо вылетали на видное место, становились ярче и крупнее, стоило лишь подумать о чём-то, хоть косвенно связанном с ними.

Никуда не девалось только одно число: 82,18%.

Погружённая в старания выглядеть естественно, волчица не обратила внимания на увязавшуюся следом компанию. Скучающие деревенские мальчишки. Не то чтобы они всерьёз надеялись поиметь что-то с босой девчонки и малышни, весь багаж которых состоял из пустых пластиковых бутылок. Скорее уж просто искали способ скрасить скуку.

– Эй, красавица! – Динка даже не сразу поняла, что обращаются к ней.

Ответить? Как ответить? Она не знала. Растерялась. Обернувшись, просто стояла, сжимая в одной руке бутылку, в другой – ладошку одного из Джейков. Второй близняшка спрятался за них.

– Чё молчишь, немая что ль? – вразвалку приблизился к ней плечистый крепкий пёс, сопровождаемый компанией таких же недорослей в майках и шортах.

Пёс фамильярно ухватил её за челюсть, приподнял голову. Не зная, как реагировать, Динка замерла, выпустив ладонь Джейка.

– Да не боись, не обижу, – ухмыльнулся «первый парень на деревне» и, подойдя вплотную, облапил волчицу за талию, сполз ладонями на задницу.

В принципе, чего-то подобного Динка и ожидала. Ей даже в какой-то мере было интересно. Интересно ощутить на себе его руки, хоть на минутку попредставлять себе нормальную обычную жизнь. В которой её могут обнять. А может, и не только.

Но тут пёс попытался прижать «добычу» к себе. Как уже не раз делал это с деревенскими «тёлками». И… вместо того чтоб привычно подтянуть девчонку за попку, прижать к себе, лишая равновесия и заставляя опереться о него… вместо этого качнулся и потерял равновесие сам. Выглядело это так, словно он попробовал пообниматься с чугунной статуей или телеграфным столбом.

Спохватившись, Динка отпихнула непрошеного кавалера. Наверное, чуть сильнее, чем следовало, не рассчитала с перепугу и растерянности. И от этого лёгкого с виду толчка, нелепо махая руками, бедолага пробежал назад шагов десять. Спиной вперёд, в тщетных попытках восстановить ускользающее равновесие. Не восстановил. Шлёпнулся на задницу под хохот компании. Вскочил, наливаясь злостью:

– Да ты… ты чо, ты чоооОО, дура?!

Наверное, в этом месте полагалось бы извиниться, найти какие-то слова, утихомирить пострадавшего и отвалить без лишних эксцессов. Но слова не шли, а парень надвигался с недобрым видом. Компания вокруг притихла, ожидая развязки. А Динка беспомощно металась взглядом.

Цифры. Десятки, сотни.

Наливающихся угрожающим жёлтым, а то и красным.

Набегающего парня захлестнула сетка объёма, перечеркнул векторный скелет. Обгоняя его движения, рванулась вперёд прозрачная копия-прогноз. Затем ещё, ещё и ещё.

След из этих копий упёрся в неё, обозначил замах руки – раскрытой ладонью с растопыренными пальцами. Каждый – набор векторов, сходящийся в пучок запястья, продолжающийся до локтя и плеча, ниже. След-прогноз замер, неловко выставив ладонь, скрючился в нелепой позе, изогнув все векторы руки так, что они замерли на пределах доступных углов, образовали мостик – на одном конце неповоротливое тело, на другом – стиснутый тремя её пальцами средний палец парня. След-прогноз замер, и «владельцу» этого следа осталось лишь повторить весь его предсказуемый путь, вложив в конечную точку две фаланги среднего пальца.

И тело пса в точности повторило дикую позу, нарисованную след-прогнозом. Он словно одновременно пытался не то взлететь, не то сделать обратное сальто.

Толпа охнула. Схваченный за палец заголосил дурным голосом. От неожиданности Динка вздрогнула и разжала хватку. Смаргивая навернувшиеся слёзы, пацан отскочил.

– Прости, – волчица отступила на шаг, гадая, какие выводы из увиденного наделают замершие позади близняшки.

К счастью для неё опозоренный парень не рискнул испытывать судьбу дважды – заковылял прочь, баюкая пострадавшую конечность и бурча какие-то ругательства. Изумлённая компашка с оглядкой потянулась за ним следом.

Она не хотела никаких конфликтов, просто нужные слова не пришли на ум вовремя. А потом просто стало поздно.

Но больше всего она боялась, что кто-то из «своих» поймёт и узнает. Узнает, что она из себя представляет на самом деле.

«Долбаный тостер», как обозвал её когда-то лаборант.

Машина.

Мозг в колбочке, да набор моторчиков.

Она жила, если это можно назвать жизнью.

Ощущала, думала.

Помнила, хоть и смутно, те времена, когда у неё было обычное, нормальное тело. Аварию, боль, тьму и свет. И начало новой, странной жизни.

Первые дни всё было круто. Все эти циферки в поле зрения, мощь и сила нового тела. Возможность слушать радио без наушников и смотреть «внутренний телевизор» сколько угодно – теперь никто не мог запретить ей это делать. Ну – кроме Профессора. Но Профессор не запрещал.

Напротив, многие их игры сводились к тому, чтобы научить её воспринимать сразу несколько потоков информации. И реагировать на каждый. Говорить с Профессором, смотреть телевизор, слушать радио и порой даже писать или рисовать на клочке бумаги.

Она всегда знала точное время и направления на стороны света. Не испытывала боли и дискомфорта. Могла часами сидеть в одной позе и спать сидя или даже стоя. Ну а когда надоедал телевизор – в её распоряжении всегда была встроенная библиотека.

Возможности, о которых многие могли бы только мечтать, изрядно кружили голову. Но к плюсам добавились и минусы. Теперь она просто вещь. Пусть одухотворённая, но – вещь. Собственность. Сбежавшая собственность лаборатории.

И ищут всех этих несчастных беглецов, скорее всего, только из-за неё одной.

Даже нет – не столько из-за неё, самой Динки. Сколько из-за её тела.

Тела ценой в десятки миллионов долларов. Которым Профессор милосердно позволил ей пользоваться. Ей, а не какому-нибудь солдату, не другому учёному. А простой девчонке, умершей в автокатастрофе. И вот её «благодарность»!

Сбежала. Все побежали – и она до кучи.

Понятно, что сидеть в сырых казематах – то ещё удовольствие. Но ведь это временно. Профессор всегда был добр к ней, и у Динки с трудом укладывалось в голове, зачем остальных держат в этих сырых и тёмных подвалах.

Как скот.

Сама она жила в уютных и вполне комфортных апартаментах. Ну, до тех пор, пока Профессор не попросил её поучаствовать в эксперименте. Это было что-то вроде игры – всё, что от неё требовалось, это изображать обычную, нормальную девочку. Одну из них. Тех, кто сидел в камерах вокруг. Изображать так тщательно, чтобы никто ничего не заподозрил.

«Чёртов грёбаный тостер».

Слова лаборанта, пытавшегося поцеловать её и получившего отпор, почему-то глубоко запали в душу.

Свербели и зудели, как завязшая в живой плоти заноза.

Прибор.

Машина.

Предмет с разумом и какой-никакой, но душой. Душой, которой хотелось сладкого, кукол и «телек». Но есть она хоть и могла, даже ощущала вкус съеденного, – но… Всё это было уже не то и не так. Не взаправду. Как надпись «горько», «сладко», «кисло». Сводка отчёта химического анализатора и спектрографа на десяток листов.

От кукол же она отказалась сама. Динка всегда была стеснительной и скрытной, а какие уж тут куклы, когда живёшь под круглосуточным присмотром десятка камер. Когда даже самое сокровенное – запись с камер, заменивших тебе глаза, – даже это может посмотреть Профессор или кто-нибудь из любопытных лаборантов. Вот и остались лишь телевизор да радио. И игры – бесконечные причудливые тесты Профессора. Всё это было интересно, но… безумно, просто невыносимо хотелось что-то изменить. Посмотреть мир снаружи лаборатории. Тот, что показывали по телевизору. Побыть одной. Найти друзей. Или даже любовь. Красивую и пронзительно трогательную, как в тех фильмах.

Но вот что смешно – чёртов беглый тостер всё равно не сможет жить на воле. Вдали от розетки. Ведь зарядить батарейку, на которой всё это работает, от обычных домашних розеток никак не получится. А значит – по-любому придётся вернуться или сдохнуть. Точнее, не сдохнуть даже.

Сесть.

Как чёртов радиоприёмник или фонарик.

Просто погаснуть, выключиться.

И Главное Число ни на секунду не даёт забыть об этом. 82,13%. А к вечеру будет 81 или даже 80. Жизнь с обратным отсчётом, когда ты буквально видишь, сколько осталось. Когда видишь это каждую минуту, каждую секунду – прямо перед глазами… жизнь меняется.

Динка вздрогнула и вернулась к реальности: близняшки, ухватив её за руки, тянули и потряхивали, заглядывали в глаза:

– Круто ты его!

– А научи меня так же?

Судя по часам – прошло секунд десять. А для неё – как полжизни промелькнуло.

– Идём дальше? – близняшки заглядывали в глаза столь старательно, что Динка на миг испугалась: не углядят ли они там неживой стеклянный блеск, не догадаются ли о подделке?

Она мысленно пробежалась по всем параметрам, боясь обнаружить какое-нибудь упущение. Не забыла ли «дышать»? моргать? может, температура тела опустилась? Но нет – всё в норме.

Кроме разве что непроизвольно сведённых бровей. И глубокой вертикальной складки меж ними.

Волчица старательно разгладила брови и натужно улыбнулась:

– Конечно, идём.