Краденый Мир

По закону подлости, стоило ему сомкнуть веки, как тут же снова притащился охранник. И Тимку, сонного и измученного ночной битвой с взбунтовавшимися мыслями, повели на процедуры.

Спросонья он даже не сразу заметил, что вопреки здешней практике, «по одному и по очереди», в коридоре сегодня пасётся целая толпа. А охранники всё извлекают и извлекают «постояльцев» из камер. Вытаскивают и сгоняют в подобие неровной неряшливой шеренги.

Это было странно.

Не иначе как что-то стряслось.

А если что-то стряслось, то оно – достаточно серьёзное, чтобы охрана так вскипишилась. А раз где-то происходит нечто серьёзное, то это – потенциальный шанс сделать ноги.

Сон мгновенно слетел, и Тимка бдительно завертел головой по сторонам.

Как оказалось, конвоиров было всё же меньше, чем пленников, потому персонального надзирателя каждому не досталось.

«Плюс один к шансу рвануть когти», – машинально отметил кот.

Он с интересом покосился на сонных соседей. Казалось бы – что такое пара суток в казематах? А поди ж ты… грезилось, что прошла уж не одна неделя. И что сейчас, спустя эту «неделю», он словно бы заново видит всех, с кем делил сомнительные «радости» этого местечка уже больше суток. И видит уже не на расстоянии в десяток футов, не за двойным частоколом стальных прутьев – а буквально на расстоянии вытянутой руки!

Углядев извлечённую из камеры рысь, Тимка обрадованно разулыбался. Сонная и помятая, как и все поднятые внезапной побудкой, Рона переминалась совсем рядом и придерживала свою майку, словно тщетно надеясь растянуть её до самых коленок. Встретившись взглядом с надоедливым соседом, рысь по обыкновению закатила глаза и отвернулась. Но Тимку подобная реакция не смутила. А вот то, что вблизи оказалось – он едва достаёт макушкой до Ронкиного подбородка – изрядно… ээ… обескураживало.

С расстояния она казалась как-то… миниатюрнее, что ли. Наверное – из-за нюансов рысьих пропорций. Покрытая густым мехом, Ронкина лапа казалась чуть ли не втрое толще Тимкиной. Этакая ладошка-подушка с широкими и крепкими пальцами, широким крупным запястьем и мощным предплечьем.

Конечно же, как минимум треть этих размеров создавал невероятно густой светло-бурый мех, но и без него у неё всё было «чуть больше, чем надо» – грудь, талия, попа…

Тимка облизывался на всё новые и новые открывавшиеся вблизи детали, а девчонка старательно продолжала игнорировать его присутствие, хотя было заметно, что это стоит ей всё больших усилий.

Должно быть, со стороны парочка выглядела комично: крепкая, довольно «увесистая» рысь и тощий субтильный кошак, макушка которого едва ли чуть выше её плеча.

Преодолев замешательство и растерянность, Тимка снизу вверх нахально пялился на хмурую физиономию соседки. Стараясь, впрочем, не сползать взглядом на вырез майки. А то мало ли… Чего доброго и эта затрещину отвесит. Решётки-то уже не спасут!

Не выдержав, Ронка сверху вниз покосилась на кота краем глаза.

Тут же отвела взгляд, уставившись куда-то за горизонт и старательно делая вид, что в упор не замечает его повышенного внимания.

Сердито дёрнула уголком рта.

Тимка мерзко хихикнул, продолжая беззастенчиво таращиться на розовый рысий нос и крепкий тяжёлый подбородок, на густой рыжевато-бежевый мех манишки и огромные зелёные глазища. Немного заспанные, но от того лишь ещё более милые.

И соседка не выдержала снова. Искристо блеснули изумрудные глаза, уголок рта снова дрогнул. Но, вроде бы, уже не столь сердито, а будто сдерживая непрошеную улыбку.

Охранники же тем временем продолжали извлекать из оставшихся камер всё новых и новых пленников. И Тимка машинально приветствовал Рика, безошибочно определил в толпе ехидную Вейку – и впрямь оказавшуюся кошкой, хоть и постарше его на вид, но тощенькую и хрупкую, почти мальчишеского телосложения.

А ещё из дальней камеры извлекли пугливых близняшек-бельчат, похожих друг на дружку, как зеркальное отражение.

И, как и обещал вчера Рик, понял Тимка и происхождение странного прозвища у Ронкиного соседа.

Лис – если верить окраске и меху – зачем-то нацепил на голову бумажный пакет. Ни дать ни взять ребёнок, играющий в «привидение». Пакет, две дырки… не хватает только белой простыни на плечи. Но простыню тот оставил в камере. Да и смотрелась натянутая на голову маска совсем не забавно. Веяло от него чем-то жутким. Что у него там под пакетом? К чему эта маска и почему он всегда молчит?

Кот опасливо сместился поближе к Ронке и заработал отрезвляющий тычок локтем по рёбрам – держи, мол, дистанцию.

Охранники на маску Пакетика внимания почему-то не обращали. Что тоже было странно – вот Тимкины карманы вытряхнули подчистую. Да и вообще всю одежду отобрали. Как и у всех остальных товарищей по несчастью. А этому, ишь, целый бумажный пакет оставили!

Кто, почему и зачем сделал такое исключение для странного лиса – оставалось загадкой.

Впрочем, бумажный кулёк, конечно же, не гвоздь, не проволока и не заточка… Что можно сделать с кульком в камере? Разве что на бошку напялить.

На всякий случай Тимка поприветствовал молчаливого ещё раз. Пакетик скользнул по нему прорезями маски и промолчал.

Помаленьку заочно знакомые обитатели камер подтягивались в кучку посреди коридора. Некоторые обменивались невнятным бурчанием с Роной, та отвечала.

Кота рысь по-прежнему демонстративно игнорировала. Хотя нет-нет да и стреляла изумрудным глазом, когда думала, что он не заметит.

Тимка в жизни не видел столь странного и неестественно яркого оттенка. Как говорится – глаз не отвести. Он даже почти не пялился на сиськи и задницу. Хотя вблизи и то и другое было тоже… ммм… весьма и весьма… занятно.

– Дырку проглядишь, – хихикнула подкравшаяся Вейка в самое кошачье ухо.

Ронка сердито фыркнула, а вздрогнувший Тимка, справившись со смущением и некоторым опасением за целостность своей шкурки, не удержался от очередной выходки:

– Ну скажи: доооооброеее ууууутро… Ну? – протянул он, снизу вверх пытаясь поймать упорно ускользающий Ронкин взгляд.

Та до последнего пыталась сохранять насупленный неприступный вид, свысока смотрела в пространство поверх его головы и хмурилась. Но судя по всему, всерьёз злиться на Тимку у неё почему-то не получалось. Вот по кремовой физиономии пробежала первая маленькая волна, вторая. Почти незаметная – так, лишь намёк на движение. А вот уже посильнее, позаметнее. Дёрнулся ус, поджатые губы напряглись под его пристальным взглядом… И, наконец, не выдержав хихиканья соседей и его прилипчивого внимания, рысь сдавленно фыркнула и разом утратила весь свой неприступный и хмурый вид. Спохватилась, сердито зыркнула на кота.

Наблюдавшие пантомиму зрители приглушённо прыснули, опасливо покосились на охрану.

– Вот засранец… – вздохнула Ронка.

– Я тоже рад тебя видеть, – довольный собой, засиял Тимка. «Засранец» из её уст звучало как лучший комплимент в его жизни. Прям аж настроение поднялось. – Как спалось?

– Заткнулись там! – рявкнул один из охранников, закончивший задвигать решётки их камер. – Пшли!

Узники послушно поплелись в заданном направлении, окружённые охранниками – двое спереди, трое сзади. В целом, если бы вдруг все внезапно рванули в разные стороны, кто-нибудь – да, сбежал бы. Ну, окажись они посреди обычной улицы, а не в тесных каменных лабиринтах с натыканными там-сям неприступными стальными дверями.

Тимка вздохнул.

Он топал рядом с Ронкой, борясь с желанием набраться наглости и ухватить её за руку. С одной стороны – когда ещё выпадет шанс. С другой стороны – хрен его знает, как на это среагируют охранники. И не прилетит ли затрещина от самой Ронки. Да и прилюдная демонстрация подобного рода казалась ему чем-то вроде постыдной слабости…

Топая по коридору, он усиленно косился на соседку и спотыкался на ровном месте. В груди трепыхалось и тянуло. И почему-то, несмотря на всю незавидность положения, Тимку буквально так и распирало от хорошего настроения и чего-то такого, чему он никак не мог подобрать названия.

А вместе с тем пришла и лёгкая досада – безумно хотелось немного отстать, чтобы вдоволь полюбоваться на рысиные округлости, но топающие во второй шеренге соседи не позволяли это сделать непринуждённо и незаметно для охранников. Чёрт их знает, как они на такое среагируют. Решив не рисковать, Тимка плёлся рядом, искоса таращась на соседку снизу вверх.

И ракурс не тот, и голову свернуть можно. Но открывавшийся вид определённо стоил усилий.

– Под ноги смотри, – буркнула Рона, когда кот в очередной раз чуть не рухнул, запнувшись о неприметный порожек. Уголок её рта чуть дёрнулся – не то презрительно, не то в польщённой от такого его внимания улыбке… Тимка надеялся на последнее. И немного сердился на себя, вдруг поняв, как нелепо, должно быть, смотрится в глазах окружающих. Да ещё эта ехидная кошка поглядывает на него с такой мордой, словно едва сдерживается, чтобы не запеть противным голосом: «жених и невеста – тили-тили тесто!».

Нет, в любовь с первого взгляда и прочую чушь он не верил. Вообще, кто придумал это глупое слово «любовь»? Любовь – это для идиотов… Которые готовы пожертвовать гордостью и для всех окружающих выглядеть полными кретинами. Вот он, Тимка, никогда не влюбится! А это… Это… Ну просто ему приятно смотреть на неё. Не более.

Ну ладно, может быть – чуть более… Ведь она так забавно дуется и злится, у неё такие красивые глаза, классные сиськи и маечка, едва прикрывающая всё то, что словно магнитом притягивало его озабоченный взгляд. Упругий подтянутый зад гипнотически покачивался совсем рядом, а полноватые увесистые ляжки, едва прикрытые краешком короткой майки вызывали сухость в горле и какую-то глупую, раздражающую дрожь глубоко внутри. В очередной раз запнувшись и едва не рухнув под ноги идущих следом, Тимка стряхнул одолевшее наваждение и решительным образом постарался не думать ни о чём этаком. Вон, в конце концов у Вейки задница ничуть не хуже, пусть и разика в два поуже и ощутимо меньше, но и сама она вся такая хрупкая и миниатюрная… но по-своему ничуть не менее привлекательная. Если бы не острый ядовитый язычок и вульгарные, вызывающие манеры.

Ростиком с Тимку, кошка явно была постарше. И тоже цепляла взгляд. Впрочем, последние полгода его взгляд цепляли почти все существа женского пола. И далеко не всегда – семейства кошачьих.

Вот, например, молчаливой волчице с фигурой повезло меньше: комплекцией она вообще походила на тощего долговязого пацана. Ни сисек толком, ни задницы. Ну, так, одно название. Зато на мордашку вполне ничего, несмотря на вечно угрюмый взгляд глубоко посаженных глаз и вечно нахмуренные, почти сросшиеся на переносице брови.

Было в ней что-то такое, что… Словно почуяв его взгляд, волчица начала оборачиваться и Тимка на всякий случай поспешно отвернулся.

Запнувшись в пятый раз и заработав предупреждающее шипение охранника, он героическим усилием воли заставил себя смотреть под ноги, а не в спины и хвосты соседок.

Перед очередной дверью псы «уплотнили» их конвой так, что идти стало трудно: того и гляди наступишь кому-нибудь на пятки или идущие следом отдавят твои собственные.

Пара коридоров, знакомое пластиковое окошко с другим охранником – и Тимка увидел то самое помещение, напомнившее ему вокзал. Несмотря на ранний час, суеты здесь стало ещё больше, чем с его последнего визита. Обитатели «научного сектора» носились, казалось, с удвоенной скоростью.

А ещё там и сям возвышались закованные в пластиковые латы матово-чёрные фигуры. Непроницаемые забрала зеркально-чёрных шлемов вращались по сторонам с грацией танковой башни, а в руках эти красавцы сжимали странного вида оружие, не похожее ни на что из виденного им ранее.

– Интересно… Чернышей тут раньше не было, – едва слышно буркнул Рик, топавший позади Тимки.

«Черныши», как обозвал их лис, и впрямь смотрелись… экзотично. Тимка сто раз видел и полицию, и спецназ, и военных, и чёрт-те кого ещё, до зубов увешанного оружием. Но вот таких типчиков, словно бы сошедших с экрана какого-нибудь фантастического фильма, раньше ему не попадалось. Да и автоматы у них тоже были какие-то уж сильно навороченные. Непростые такие…

– Видать, какая-то шишка прикатила, – подала голос Вейка. – Сейчас наших мясников будут иметь в разные места без вазелина.

– Откуда знаешь? – так же едва слышно буркнул Тимка.

– Видела уже. Раз в неделю приезжает тут один… Генеральчик, – Вейка презрительно повела плечиком.

«Генеральчик» и впрямь был.

Низенький, квадратный, крепко сбитый бультерьер с розовым шрамом поперёк крысиной морды. Правда, кителя с погонами на нём не было. Лишь невнятный серый костюм со вполне прозаическим галстуком стального отлива. Но выправка была и впрямь военная. Словно появись рядом старший по званию, он в мгновение ока вытянется в струнку и лихо отмахнёт «честь». Вот только старше него по рангу тут явно никого не было. И местная братия порхала и кружилась вокруг пса как стая белокрылых мошек.

В сопровождении нескольких «чёрных» и кружении белохалатников, генерал неспешно дефилировал вдоль рассортированных на кучки пленников, выслушивая подобострастные пояснения свиты. Тимка же глазел по сторонам, разглядывая пленников из других блоков: белки, бобры и даже копытные – конь, бычок, ослик… Да что там копытные – даже парочка замотанных в какие-то лохмотья крыс! Последние держались особнячком, неразборчиво бормоча и огрызаясь на поигрывавших шоковыми дубинками охранников.

Тем временем бультерьер со свитой добрался и до их скромного отряда.

– А это у нас… Эээ? – «генерал» почти дружелюбно скользнул взглядом по их кучке и остановился.

– Шестой блок, в основном контрольная группа, неформат и несколько неудачных, – почтительно наклонившись к начальственному уху, прокомментировал один из хорьков.

– Так чего вы их сюда притащили, если показать нечего? – зарокотал бультерьер. – Что вы мне эти отбросы суёте? Ваш проект получает абсурдное финансирование, все ваши заказы исполняются по первому требованию, а за полгода работы – лишь три успешных и полсотни недоделов?

– Понимаете… Полученные технологии слишком… Ориентированы. Такое впечатление, что они разработаны и апробированы на каком-то определённом виде, нюансы строения которого и позволили… Словом, на адаптацию требуется несколько больше времени, чем мы предполагали и…

– Чуть больше?! – шрам «генерала» побагровел. – Это два месяца у вас «чуть больше»?

Розовый нос хорька побледнел так, словно из его организма внезапно выкачали пару галлонов крови.

– Мы делаем всё, что в наших… – залопотал было он, но был оттёрт в сторону более смелым коллегой.

Выдвинувшийся из толпы пучеглазый мопс ростом был ещё ниже генерала и едва доставал тому до плеча макушкой. Меланхолично покосившись на пленников, он заговорщицки поманил генерала пальцем. Злобно скривившись, бультерьер брезгливо покосился на коротышку и неохотно склонился, подставив ухо.

Кося взглядом на пленников, мопс зашептал высокому начальству что-то такое, от чего физиономия генерала изумлённо вытянулась.

– Да? – с явным недоверием покосившись на докладчика, бультерьер ещё раз обвёл взглядом подростков, подолгу задерживаясь на каждом и словно пытаясь рассмотреть что-то ведомое лишь ему одному. – И кто?

Мопс самодовольно посмотрел на него, и генерал вновь подставил ему ухо.

– Хм… – бультерьер вновь прошёлся по толпе взглядом, задержался на волчице и задумчиво выпятил челюсть. – Ну что ж… Неплохо. И главный вопрос…

– Сто футов уверенно. И расстояние растёт, – уже не переходя на таинственный шёпот отозвался мопс. – Ещё немного практики и, полагаю, мы удвоим мощность.

Бультерьер довольно прищурился и явно пришёл в хорошее расположение духа:

– Ну что ж – показывайте. Надеюсь, это будет не как в прошлый раз.

– Конечно-конечно. Прошу за мной! – мопс засеменил прочь, и толпа учёных расступилась, давая ему дорогу.

– А этих – куда? – подал голос охранник.

– Пусть пока здесь… Мало ли, – отмахнулся хорёк и чуть не бегом припустил за высоким начальством.

Тимка переглянулся с Риком:

– Недоделки? – растерянно повторил он услышанный обрывок.

Лис сердито дёрнул плечом и отвернулся.

Заключённые в окружении четырёх конвойных продолжали топтаться на месте, со скучающим видом наблюдая царившую вокруг суету. Охранники, так же как и пленники, старались лишний раз не пялиться на непроницаемые забрала чёрных.

Минут пятнадцать ничего не происходило, затем в дальнем углу зала суета вскипела с новой силой. Показался «генерал» в окружении вьющихся вокруг него белых халатов и обрамлении нескольких «чернышей». Вид у него был раздражённый, не сказать – разгневанный. Размашистым шагом он стремительно пронёсся мимо.

– И чтобы через десять дней… Нет, через неделю! Чтобы через неделю!!!

– Но сэр… мы…

– Мне плевать. Либо вы это сделаете, либо!..

– Сэр, мы не можем так рисковать, всё почти готово, но…

– Небольшие доработки? Ещё месяц, два? У нас нет столько времени, я жду результата десятого! И если вы здесь… Если ещё хоть раз!!! – бультерьер приостановился и многозначительно уткнул выставленный указательный палец в один из белых халатов. Многозначительно потыкал, словно примериваясь, не проткнуть ли провинившегося учёного словно рапирой, усилием воли сдержался и решительным шагом двинулся дальше.

– Сэр, осмелюсь заметить, увеличение дозировки может вызвать… – заспешил проштрафившийся яйцеголовый за высоким начальством.

– Да мне плевать! Слышите, мне плевать! У вас более чем достаточно – вон, целое стадо! – уходящий «генерал» не глядя махнул рукой на скопление пленников. – Если этого мало, пропускайте каждого по двум программам. По трём, если понадобится!

– Сэр, побочные эффекты…

– Я повторю ещё раз: мне плевать! Либо вы даёте результат, либо отправляетесь в…

Рокот разгневанного пса и лепет свиты отдалились настолько, что слова разобрать уже не удавалось.

Пленники переглянулись ещё раз.

– Похоже, мы попали, – выразила общие опасения Вейка.

– Может, всю эту шарашку закроют нафиг? Через пару недель? – вполголоса предположил Рик.

– Ага. И всех вернут к мамочке и папочке. И мы будем жить долго и счастливо! – едко огрызнулась кошка. – Размечтался!

– Чем бы это всё ни закончилось, нам от этого вряд ли станет легче, – подал голос Рик. И выразительно провёл когтем по горлу.

– Долго нам тут торчать? – обратился Тимка к ближайшему вертухаю.

– Заткнись! Сколько скажут, столько и будешь, – буркнул пёс.

– Сесть-то хоть можно? – не заткнулся Тимка. Стоять на ногах неподвижно добрых полчаса было мучительно.

Пара охранников покосилась на нахала, но инструкций насчёт сидения у них не было. Не дожидаясь, пока в их мозгах найдётся ответ на этот непростой вопрос, Тимка уселся на пол прямо там, где стоял. Один из псов потянулся было за дубинкой и кот приготовился вскочить, но к его облегчению второй охранник придержал коллегу за локоть.

– Сели все. Быстро!

Соседи расселись на полу, кто-то облегчённо вздохнул.

Псы оглядели подопечных сверху вниз и, видимо, удовлетворившись осмотром, тоже принялись глазеть по сторонам, поигрывая дубинками и украдкой поглядывая на «чёрных». Разом придя в движение, ожившие «черныши» вдруг развернулись и двинулись к выходу.

В сопровождении хорька и мопса вернулся уже знакомый Тимке хомяк-профессор.

Белохалатники о чём-то спорили, но по мере приближения к компании сбавляли тон. Остановившись напротив сидящих, они принялись рассматривать «материал».

– Встать! – на всякий случай рявкнул охранник.

Пленники нехотя зашевелились. Подниматься на ноги кому-то было лениво, а кому-то и вовсе крайне утомительно. Сам Тимка провёл тут всего два дня, но и он уже ощущал некоторую… Ну не слабость, а так – вялость. Что уж сказать о тех, кто провёл тут не один месяц? На прогулки их, похоже, не особо-то выводят, а от непрерывного сидения или лежания в камерах мышцы слабеют на глазах.

Так что на фоне всех остальных сам Тимка выглядел вполне бодрячком и поощрительных тычков дубинками сумел избежать.

– Ну что, коллеги, – подытожил бурную дискуссию хомяк. – Давайте делить.

– Беру этого, – мопс ткнул пальцем в Тимку.

– Этого не дам, – упёрся хомяк. – Мы только-только начали процедуры. Нужно ещё как минимум неделю, чтобы…

– У нас нет этой недели!

– Коллега, ваш проект вывернет ему мозги наизнанку, а что я буду делать с очередным шизиком? Мне нужен здоровый, вменяемый «феникс»! Возьмите вон того, с мешком!

Хомяк кивнул на Пакетика.

– А мне, значит, нужен ваш дефективный? – возмутился мопс. – У него вон и так с головой что-то…

– Это чисто снаружи. Внутри – здоровее нас с вами, – льстиво заулыбался хомяк.

– Нет уж. Хочу этого! – мопс вновь кивнул на Тимку.

– Бог мой… Ну зачем он вам? Возьмите вот хотя бы её! – хомяк вытащил из толпы Вейку, поставил перед мопсом и, ухватив за подбородок, покрутил кошачью голову из стороны в сторону. – Смотрите, бодрая, здоровая… проект «Си», никаких дефектов!

– Она же старая! – возмутился мопс.

– Это я старая?! – возмутилась Вейка.

– Старушка! – фыркнул Рик, нахально шлёпнув кошку по оттопыренному заду.

– Ну-ка тихо! – рявкнул охранник, заставив вздрогнуть и пленников, и белых халатов.

– Понимаете, коллега… – мопс снял очки и собрался было протереть их полой своего замызганного халата, но в последний момент остановился, изучая ткань сомнительной чистоты так, словно бы увидел её в первый раз. – Понимаете, коллега… В нашем деле – чем моложе, тем лучше. Мне ли вам рассказывать? Меньше адаптационный период, меньше сопротивление, меньше нагрузки, меньше травмы, выше приспособляемость и обучаемость…

Не то машинально, не то в виде своеобразного унижения, мопс небрежно завладел полой белоснежного одеяния хорька и протёр свою оптику, прежде чем тот опомнился и вырвал халат обратно.

– Проклятье, я же уже вколол ему… – далее хомяк произнёс слово, выговорить которое Тимка вряд ли был бы способен, даже если бы учил его специально. – У нас счёт на дни, и если сейчас мы заменим его… Это минус два дня. Даже нет – три дня!

– Согласитесь, проект «Эш» – это не ваш вшивый «феникс». Фениксов вы уже делали, и не раз, им этого мало. Если же всё получится в «Эш», нам удесятерят финансирование. Этот чёртов солдафон расцелует вас во все места лично! Он ещё вам кофе будет подавать!

Хомяк вздохнул и покосился на молчащего хорька. Шокированный наглым использованием его халата, тот запоздало вскинул глаза на коллег и невпопад ответил:

– Да-да, неделя!

Хомяк и мопс синхронно вздохнули.

– Их обратно, а этого – в «Эш», – хомяк извлёк из толпы Тимку и толкнул к мопсу. – Стоп! А вот эту ко мне!

Профессор ухватил за руку Ронку. Тимка обернулся. Рысь смотрела на него, а он… Почему-то ему до крайности не хотелось, чтобы Ронке ставили уколы. А ещё тот пугающий «побочный эффект» сегодняшней ночью… Предупредить бы надо. Но как? Как объяснить всё это странное и страшное? Как сказать, что не надо бояться? Тимка вспомнил овладевшую им панику и вздрогнул.

– Пойдём-с, юноша, – поторопил мопс.

Тимка покорно поплёлся в указанном направлении, лихорадочно пытаясь подобрать слова, которыми кратко, а главное быстро, можно было бы объяснить Ронке тот самый пугающий эффект, что пережил он этой ночью. Но как ни крути – рождавшиеся фразы выглядели одна другой дебильней и страннее. А дверь, к которой вёл его новый профессор была уже в считанных шагах. В последний миг стремление предупредить Ронку решительно перевесило нежелание показаться придурком всем прочим и он, обернувшись, выкрикнул первое, что показалось хоть мало-мальски внятно передающим предстоящее той ощущение:

– Эй, куцехвостая! Если мозги зачешутся – просто считай, как перед сном, будто хочешь заснуть! – выкрикнул Тимка и мысленно скривился, осознав, как всё же тупо и странно прозвучал этот совет для непосвящённых.

Рик весело присвистнул и покрутил пальцем у виска ему вслед, белки-близняшки перестали пялиться по сторонам и уставились на уходящего кота, а Вейка не замедлила в очередной раз капнуть желчью:

– Мозг? Зачешется… Надо же… У него есть мозг! И он чесался! Мыть – пробовал?

Сама же Рона скептично выгнула бровь, но не нашлась что ответить на такое «откровение». Проглотив «куцехвостую», она лишь проводила его долгим неопределённым взглядом.

Меж тем охранники уже подталкивали оставшуюся компанию к выходу, а профессор и ассистент нетерпеливо влекли его в противоположный проход.

– Эй, псих, а это у тебя заразно? – выкрикнула издали Вейка, напросившись-таки на подзатыльник от конвоира.

Увлекаемый мопсом, Тимка до самого поворота за угол пытался оглядываться – как знать, доведётся ли ещё раз увидеться? Хотелось бы верить, что ничего страшного очередной «профессор» с ним не сотворит. Ну не за день во всяком разе… Но мало ли? Радовало лишь то, что Ронка не стала в этот раз строить из себя невесть что. Напротив, во взгляде её зелёных глазищ словно бы плеснулось… Сочувствие? Беспокойство за него?

– Я не псих! – поспешил заверить Тимка, в закрывающуюся позади дверь. – Это… Сама поймёшь!

Последние слова пришлось почти выкрикнуть – потерявший терпение лаборант ухватил его за шиворот и потащил прочь силой, не обращая внимания на трогательное «прощание» и вялое, боязливое сопротивление.

Очкастый «профессор» шёл рядом, чуть приотстав, и сообщал, куда свернуть. В принципе, от этого сморчка Тимке сбежать бы уж точно удалось, вот только опять же – куда? И есть ли более верный способ попортить себе здоровье, чем разозлив здешних охранников?

Может, понадеяться, что «авось пронесёт» и профессорские «проЭкты» обломятся?

А он, Тимка, окажется каким-нибудь «непригодным», «неподходящим»?

– Мозг, значит… – пробормотал мопс, искоса поглядывая на него. – Любопытно, любопытно.

Тимка предпочёл не развивать эту тему и промолчал, несмотря на пытливый подозрительный взгляд профессора.

Попетляв по коридорам, они пришли в большой просторный кабинет, размерами этак раза в четыре больше, чем тот, в котором ему вкатили укол. Но – несмотря на свои габариты, тесным показался и этот зал. Внутри обнаружился добрый десяток белохалатников, склонившихся над всякими научными причиндалами, из которых Тимка опознавал разве что колбочки и пробирочки.

Не обращая внимания на приветствия и сбивчивые вопросы подчинённых, мопс провёл Тимку в дверь в противоположной стене. Здесь обнаружился ещё более просторный зал с потолком футов тридцать, не меньше. С кучей странных сооружений, в которых напрочь тонул взгляд.

Какие-то опутанные кабелями кресла, нагромождения приборов, столбов, клеток, чего-то похожего на антенны или пыточные приспособления и прочая непонятная требуха.

На уровне второго этажа в этом зале тянулся ряд окон каких-то кабинетов поменьше, а с потолка свисали связки кабелей, светильники и вездесущие антенны.

И во всех этих техноджунглях бурлила жизнь: белые халаты роились вокруг каждого сооружения, разбившись на несколько кучек, в некоторых из которых Тимкин взгляд выхватывал бежевые майки подопытных.

В одном из ближайших кресел, опутанный проводами пёс неподвижно таращился на подвешенный перед ним монитор остекленелым взглядом. На экране с безумной скоростью сменялись картинки, символы и какая-то совсем уж неразборчивая муть, а учёные, облепившие постамент с креслом оживлённо колдовали над своей техникой.

На идущую сквозь весь этот хаос троицу в этом зале почти не обращали внимания.

На следующем постаменте в почти таком же кресле тоже кто-то сидел.

Хотя, судя по едва удерживаемым белыми халатами конечностям, сидеть он там ой как не хотел.

– Сюда, – прервал Тимкину экскурсию мопс, протолкнув в направлении неприметной дверцы. Здесь пленник увидел шеренги столов, микроскопов и стайку вездесущих лаборантов.

Последовательно миновав зал с компьютерами, зал с какими-то пустующими цилиндрическими аквариумами, нечто похожее на библиотеку, нечто похожее на канцелярский офис, снова компьютерный зал, снова железный коридор и внезапно кафетерий, они вошли в ещё один блок с толстенными стальными дверями. А затем – в очередную лабораторию с микроскопами и компьютерами.

Комнаты тянулись и тянулись.

Подземный комплекс, похоже, занимал площадь с небольшой городок, хоть автобусы пускай.

Но путешествие, к немалому Тимкиному облегчению, всё же завершилось – замыкавшей пассаж комнатой. На удивление пустой, если не считать огромного причудливого пульта в одной её половине и нескольких подозрительных цилиндров – в другой.

Четыре толстенных трубы от пола до потолка Тимке не понравились сразу. От них веяло… чем-то особенно нехорошим, зловещим. Стальные створки одного из сооружений были распахнуты и внутри виднелся такой же «аквариум» как в комнате, которую они не так давно миновали. Только вот там цилиндры пустовали, а тут, в заполняющем цилиндр голубоватом растворе плавали кабели, провода и трубки, мешанина которых чем-то неуловимо напоминала выпущенные кишки.

От созерцания этого сооружения у него возникало странное жутковатое ощущение. Будто смотришь на чью-то свежевырытую могилу.

Тимку передёрнуло.

– Ну-ка, подойди туда… – указал Мопс на один из цилиндров.

К немалому его облегчению – не на тот, что был распахнут, а на ближайший к нему.

Подозрительно оглянувшись на устроившихся за пультом белохалатников, Тимка нерешительно приблизился и встал, где сказали. Оглянувшись на профессора, вздрогнул – с потолка быстро и бесшумно скользнула вниз толстая стеклянная перегородка. Плотно войдя в паз на полу, она разделила комнату надвое: по одну сторону – белохалатники и пульт, а по другую – Тимка и подозрительные цилиндры.

Подобная «герметизация» изрядно пугала и кот затравленно завертел головой от пульта к цилиндру и обратно.

Толстенное зеленовато-дымчатое стекло, поделившее комнату пополам, не позволяло разглядеть деталей – лишь силуэты, склонившихся над приборами учёных.

Доставивший его мопс, стоял позади лаборантов и с интересом таращился на Тимку.

Ухо уловило шорох, и кот нервно уставился на цилиндр. Расколовшая его вертикальная трещина начала расползаться в стороны – стальные полукруглые створки расходились всё шире и шире, открывая очередную стеклянную капсулу. Но в этот раз – не пустую.

Там, за толстым стеклом в голубоватой жидкости кто-то плавал. Перепуганный кот отшатнулся прочь и вжался лопатками в разделившую комнату перегородку.

Густое переплетение трубок в «аквариуме» не позволяло толком определить вид «утопленника», но без сомнения это было что-то двуногое. Не то лис, не то кто-то ещё из семейства пёсьих. С неестественно белым, практически седым мехом.

Кот нервно оглянулся на сгрудившихся за пультом учёных, вновь посмотрел на цилиндр…

Подвешенный в баке не шевелился и кошачье любопытство перевесило первоначальный испуг. Ещё раз нервно оглянувшись на учёных, Тимка неуверенно шагнул к «аквариуму».

– Не бойся, – раздался с потолка усиленный динамиками голос мопса. – Можешь смотреть сколько хочешь.

Тимка приблизился, пугливо замер в шаге от стеклянной капсулы, настороженно разглядывая пленника.

Тело седого плавало свободно и расслабленно. Ну, если не считать опутывавших его трубок и проводков.

– Он… мёртв? – нервно сглотнув, уточнил Тимка.

– Нет, зачем же. Сейчас проснётся, – отозвались динамики.

– А… Я тут зачем? – на секунду кот испугался, что вот сейчас этого беднягу вытащат из цилиндра, а вместо него – засунут самого Тимку. Навеки.

– Маленький тест, не более. Не стоит беспокоиться.

Ну да – не стоит, как же!

Наученный горьким опытом Тимка всегда начинал беспокоиться именно с этой фразы.

Сейчас же он и вовсе был на грани паники. Многое, очень многое он мог себе представить: и мерзкие на вкус таблетки, и болючие уколы, и даже распиливание на органы… бррр… Но вот висеть этак в колбе, как какой-нибудь музейный экспонат…

Он бы точно сейчас рванул прочь, если бы не понимание насколько огромные размеры имеет его подземная тюрьма и тот факт, что выход из отгороженного пространства начисто перекрывала герметичная стеклянная «штора».

Впрочем, меж цилиндров в стене виднелась какая-то маленькая дверка, но вряд ли она вела в спасительные лабиринты вентиляционной системы. Скорее уж на склад или какой-нибудь чулан.

Тимка оторвал взгляд от дверцы и с тревогой уставился на «утопленника».

Каково это – вот так висеть в жидкости столько времени? Ни сесть, ни встать, даже спать – и то в этом аквариуме!

А гадить, пардон, куда?

Он машинально глянул на дно колбы, ожидая увидеть там продукты естественных отправлений, но дно было чистым. Может, беднягу выпускают на ночь в камеру?

Кот скользнул взглядом по мужским причиндалам «утопленника».

«Мальчик».

Он смущённо поднял взгляд, испытывая неловкость от разглядывания кого-то беспомощного и голого. И вздрогнул, встретившись взглядом с проснувшимся «утопленником».

Лис, пёс или кто он там был… «Аквалангист» смотрел на него. Не шевелясь и не моргая. Просто открыл глаза и смотрел. И глаза эти на белой, покрытой седым мехом морде, были, пожалуй, самой жуткой деталью картины. Абсолютно чёрные, от края до края. Без белков и зрачков. Маленькие озёра бездонной тьмы.

Определить, куда именно смотрит «утопленник», с уверенностью было нельзя. Но Тимка до мурашек вдоль спины был уверен, что глаза эти смотрят точно на него. Прямо в него. И даже – словно бы сквозь.

Он непроизвольно отшатнулся и, не отрывая взгляда от странного создания, попятился прочь.

Голова жуткого пленника едва заметно повернулась следом.

– Ничего не чувствуешь? – поинтересовались динамики.

Тимка чувствовал страх.

Можно даже сказать, лёгкий ужас.

Точь-в-точь как тогда, когда он чуть не сорвался с крыши, повиснув на самом краешке, в кровь обдирая пальцы и ощущая, что неумолимо сползает в пустоту спиной вперёд.

Но вряд ли белохалатников интересовало это его воспоминание.

– А что я должен чувствовать? – сглотнув ещё раз, уточнил он, не в силах отвести взгляд от жутких глаз «аквалангиста».

– Ну… Что-нибудь сильно… Эээ… Странное, – уточнил мопс.

– Да вроде нет, – кот пялился на «аквалангиста», а тот пялился на него. – Ничего такого.

Показалось или голубоватый раствор в колбе порозовел?

Тимка внезапно ощутил в голове то самое пугающе щекотное свербение. И расстояние меж ним и аквариумом словно бы само собой сократилось.

Щекотка под черепом усилилась. Вернувшееся пёрышко скользило по извилинам, забиралось в закоулки, прыгало из стороны в сторону как упорная нахальная блоха, раз за разом уходящая от ловких, но недостаточно быстрых пальцев.

Но, в отличие от минувшей ночи ощущение это было не столь сильным, как ранее. Так, бледная тень, почти неощутимое касание и на десятую часть не столь сильное и пугающее, как в первый раз.

– Кажется… Кажется, чувствую, – Тимка допятился до перегородки, упёрся в неё спиной и рефлекторно потрогал макушку ладонью. – Это он? Он делает?

– Ага! – чему-то обрадовался мопс. И буркнул в сторону от микрофона: – Ингибиторы, два кубика. И закрывай.

– Эй? – Тимка вжался в перегородку плотнее, с опаской прислушиваясь к собственным ощущениям.

– Так значит, – словно продолжая оборванный диалог, заговорил мопс, – ты уже где-то встречал подобное ощущение?

– Д-да, – после паузы отозвался Тимка. – Вчера. Ночью.

– Вот как? Интересно… – задумчиво протянул профессор. И вновь буркнул в сторону от микрофона: – Принеси-ка мне карту.

– Какую карту? – отозвался один из сидевших за пультом.

– Помещений, болван! Карту помещений! Кто-то из наших дотянулся аж до тюремного блока. Это успех, успех, чёрт побери! Вот только – кто? И как ему это удалось – без маяка?

Тимка краем уха ловил обрывки маловнятных диалогов, не в силах отвести глаза от пленника в аквариуме.

Между ушами по-прежнему зудело, но теперь как-то по-другому… Как-то совсем странно. Не больно, но от того не менее пугающе. Словно чей-то огромный язык потёрся о внутреннюю сторону черепа. Потёрся и прилип.

И Тимкина рука сама собой дрогнула и пошла в сторону. Кот вздрогнул и дёрнул её обратно, но желание повести рукой, шагнуть вперёд, что-то сделать было нестерпимым. Как бывает, когда долго-долго сидел неподвижно и вдруг непередаваемо, невыносимо сильно захотелось качнуть ногой. Просто взять и качнуть.

Чёртов телепат, похоже, как-то некисло влиял на мозги. Желание шевельнуться было настолько сильным и… Словно бы исходило от него самого. Словно это он сам хотел пошевелиться. Но ведь он – не хотел? Или хотел?

Тимка с усилием убрал руки за спину и для верности придавил их спиной к прозрачной стенке. Так, на всякий случай.

В отличие от телепатов в кино, этот, подвешенный в стеклянной колбе, не мог дёргать всех за ниточки как марионетки. Стоило захотеть – и Тимка легко избавлялся от навязываемых извне импульсов. Но от этого их странное противостояние всё равно не становилось менее пугающе. Одно дело в кино глазеть, совсем другое – ощущать и осознавать что какая-то часть твоих желаний навязана извне.

Ловить себя на том, что твои собственные руки сами собой тянутся в стороны. Что ноги норовят шагнуть, невзирая на протесты сознания. Просто так, сами собой.

«А может… Может, этот чувак и не хочет «контролировать»? – пришла в голову другая мысль.

Своя ли? Или тоже навязанная извне?

Тимка не знал уже, чему верить в своих ощущениях, а в ногах от страхов и опасений образовалась противная ватная слабость. Но искушение поверить интересной мысли было слишком велико, слишком непреодолимо. В конце концов, зачем этому, в пробирке, желать причинить вред ему, Тимке? Они же вроде как по одну сторону барьера? Ну, почти.

Оба – просто подопытные куски мяса в этих странных застенках.

Он шагнул вперёд, позволив телу двигаться, как тому хотелось. Ну, то есть – как хотелось тому, кто висел сейчас в пробирке и словно бы дёргал его за невидимые ниточки.

Шаг, ещё… Тимку повлекло к дверце между цилиндрами. Поняв нужное направление, он оглянулся на стеклянную перегородку. За пультом образовалась суета, а в динамиках слышались резкие выкрики: мопс отчего-то злился и орал на подчинённых. Те сыпали паническими ответами, уловить смысл которых Тимке почему-то никак не удавалось. Доносившиеся звуки словно растянулись и отдалились, замедлились, отставая от разворачивающихся вокруг событий. Нечто подобное слышится, если нырнуть под воду с головой и прислушаться.

Внезапно стеклянная перегородка пошла вверх, а к компании белохалатников присоединились два запыхавшихся охранника.

Как в замедленной съёмке он округлившимися глазами смотрел на то, как псы вскидывают пистолеты, как нацеливаются на него чёрные зрачки дул и как расцветают в них маленькие, совсем безобидные на вид алые вспышки.

Тимку обдало пороховой вонью, забрызгало чем-то мокрым и засыпало мелким стеклянным крошевом.

Испуганно ойкнув, кот метнулся прочь, за дверь. Ту самую спасительную дверцу, что располагалась в углу комнаты, чуть позади и в стороне от цилиндров.

Не заперто!

Но увы и ах – никакого выхода в комнатушке не оказалось.

Тупик с нагромождением каких-то приборов и ещё двух цилиндров, как те, что он видел снаружи. С той лишь разницей, что один из них пустовал, а второй был наглухо закрыт стальными створками.

Кот в панике заметался по комнате в поисках выхода, заглядывая в щели меж нагромождений оборудования, тщетно дёргая крепкие вентиляционные решётки… Нет, нет, нет и нет – стальные ребристые квадраты накрепко прикручены к стене, а за дверью уже слышится топот охранников, ни с того ни с сего решивших вдруг пострелять.

Бредово и бессмысленно как вязкий ночной кошмар. Чего он такого сделал-то, что все так забегали и разозлились? Они же сами хотели, чтобы он подошёл?

В голове стоял туман, события последних минут как-то смазались и подзабылись, да и думать обо всём этом было особо некогда: спасительная дверца начала открываться, и Тимка в отчаянии шмыгнул в первый попавшийся закоулок, забился поглубже. Выдохнул, захрипел от натуги, протискиваясь в щель меж двух железных ящиков, вцепился в какие-то провода и шланги, подтянул себя ещё, ещё… За ноги ухватились лапищи охранников, его потащили обратно. Заорав, Тимка выпустил из ладоней обрывок кабеля и какой-то шланг, пыхнувший в нос сладковатым, удушливым запахом.

Отчаянно взбрыкнув и, кажется, угодив пяткой в рожу тащившего, он шарахнулся к противоположной стене – за выступ очередного утыканного лампочками шкафа.

Массивные охранники толкаясь и кряхтя, пытались схватить его одновременно, но вместо этого лишь мешали друг дружке. Демонстрируя чудеса ловкости, Тимка раз за разом невероятными кульбитами уходил от их лапищ, то проскальзывая между ног, то в последний миг уворачиваясь от сталкивающихся рук. Отскакивал, отпрыгивал, кувырками и подкатами метался в тесном закутке, заставляя охранников сдавленно материться и сталкиваться друг с дружкой.

Увы, при всей неповоротливости псов долго ускользать от цепкой хватки в такой тесноте не смог бы никто.

И в очередном прыжке Тимку ухватили за хвост, рывком сдёрнули вниз со шкафа с какой-то аппаратурой, перехватили за шкирку и встряхнули так, что клацнули зубы…

При виде приближающегося пудового кулачища пойманный пленник зажмурился и обмяк.

Говорят, в такие моменты жизнь проносится перед глазами и время словно бы останавливается. Но то ли жизнь у него была ещё слишком короткая, то ли время не пожелало достаточно остановиться…

И «пауза» продлилась не так долго, как хотелось. Не дольше, чем потребовалось запыхавшемуся псу замахнуться и от души врезать по многострадальному кошачьему носу пудовым кулачищем.

– Осторожней ты, пришибёшь! – рыкнул охранник.

– Да и хер с ним. Ишь, вёрткий какой! – буркнул второй, потирая разбитый кулак.

– Ну и тащи его теперь сам!

– Ну и потащу!

Громила перевёл дыхание и со вздохом подцепил за шиворот распластанное на полу бесчувственное кошачье тельце.

В узкую дверцу суетливо сунулся мопс. Встревожено окинул хозяйство маленькой комнатки цепким подозрительным взглядом – не сломали ли чего, не разбили ль?

Подойдя к цилиндру с закрытыми створками, внимательно прищурился, осмотрел и чуть не обнюхал его поверхность. Подозрительно покосился на беглеца, обмякшего в лапах охранников, и посторонился, пропуская компанию обратно в главный зал.

***

Сознание вернулось рывком. И куда раньше, чем ему бы хотелось. Какое-то время, опасаясь продолжения побоев, Тимка не подавал признаков жизни, прислушиваясь к ощущениям с закрытыми глазами. Судя по покачиванию – его куда-то несли. И несли довольно небрежно, явно не беспокоясь о том, заденет ли пленник какой-нибудь острый угол или нет.

Осторожно разлепив веки, кот с удивлением уставился на проплывавшую перед самым носом стену из белоснежного кафеля. Из разбитого носа нещадно текло – тяжёлые алые капли щекотно срывались прочь, летели к стене и разбивались о неё густыми маслянистыми кляксами. Уступая место всё новым и новым каплям, они тотчас уплывали куда-то вниз.

Заметив, что пленник пришёл в себя, охранник грубовато встряхнул его за шиворот и бесконечно проплывавшая мимо стена внезапно стала полом.

Вокруг раздавались голоса, но доносились они словно через толстый-толстый слой воды.

Тимка помотал башкой и, окончательно вспомнив последние минуты, с испугом покосился в сторону разбитой колбы.

Голубоватая жидкость, в которой некогда плавал телепат, теперь превратилась в грязно багровый раствор, в три струи вытекавший на пол через дырки в толстом, потрескавшемся стекле.

Стремительно теряя поддержку жидкости, тело убитого «аквалангиста» безвольно и безжизненно обвисало на проводках и трубках – словно полотенце, небрежно наброшенное на крючок в ванной комнате.

Тимка с ужасом глазел на страшную сцену, отчаянно не понимая – зачем, ну зачем?!

Беспомощный в колбе, таинственный некто всё равно ведь не мог никуда бежать!

С детской непосредственностью, немного пообвыкнув в казематах, Тимка только-только отогнал тяжёлые мысли, только-только смирился с судьбой и перестал видеть во всём этом нечто ужасающе, непоправимо кошмарное, как вдруг…

Ну, «попал». Ну, будет неприятно. Может, даже больно.

Может, даже – на полжизни. А то и на всю…

Но чтобы вот так – бессмысленно и тупо убить беспомощного и, в общем-то, ничего не сделавшего пленника?

Осознание, сколь мало стоит здесь жизнь таких, как он, отрезвило и вогнало в ужас, вернуло панику и ощущение такой безысходности, от которой внутренности стягиваются в тугой холодный ком.

Тем временем Тимку протащили мимо пульта и белые халаты в уютных креслах проводили разбитую кошачью физиономию опасливыми любопытствующими взглядами.

Вернулся мопс, уставился на него, задумчиво пожевал губами.

– Надо же… Кто бы мог подумать.

– А? – Тимка заморгал и попытался утвердиться на ногах, несмотря на сильное головокружение от недавнего нокаута. – Чё?

– Интересный ты фрукт, говорю, – задумчиво протянул профессор, пытаясь что-то высмотреть в помутневших кошачьих глазах, оттянув веко. Тимка зашатался и пару раз пытался упасть, но лапа охранника надёжно придерживала его за шиворот.

– Ладно, с этим мы разберёмся позже. В камеру его, – скомандовал мопс.

И Тимку поволокли прочь.

***

– Удваиваю! – Стив ехидно взглянул на Джека, мучительно пытавшегося определить по его физиономии: блефует напарник или пора пасануть от греха подальше.

Охранники сидели в маленьком и тесном помещении и резались в джингл. Вообще-то карты на посту были под запретом, но попасться они не боялись: мониторная была, пожалуй, единственным местом, где можно было не опасаться внезапного визита начальства.

Запалить нарушение, незаметно для них миновав десятки камер, не смог бы ни один, даже самый ушлый командир. Вот и расслаблялись охранники как умели.

В крохотной комнатушке едва помещались кресло дежурного, десяток мониторов и невесть где добытый Стивом ящик, заменявший ему табуретку. В качестве столика служила толстая картонка, всунутая под один из мониторов. На ней-то и лежала стопка потёртых засаленных карт и тощая горка мятых купюр.

Джек безнадёжно пролетал и Стив уже предвкушал небольшую пирушку в кафетерии за счёт товарища, когда взгляд напарника вдруг помутился и стал каким-то до странного отрешённым.

Словно вслушиваясь во что-то едва слышное, едва различимое, но очень-очень важное, рослый пёс положил карты на «стол» и замер.

– Эй? – заметив странное оцепенение напарника, Стив пощёлкал пальцами перед его физиономией. Обычно Джеку были не свойственны столь длительные размышления, за что Стив и любил перекинуться с ним в картишки. Но сейчас происходило что-то странное даже для Джека.

Неловко поднявшись, пёс двинулся к выходу.

– Эй, дружище? Ты чего? – Стив недоумённо нахмурился.

– Сейчас… сейчас. Я… сейчас, – буркнул Джек, неловко выбираясь в коридор, словно внезапно изрядно опьянел и едва стоял на ногах.

– Джеееек? Ты не перегрелся? – Стив на всякий случай сгрёб будущий выигрыш и выглянул вслед напарнику.

Вообще-то инструкция строжайше запрещала покидать мониторную – никогда и ни при каких обстоятельствах дежурный не должен был отходить от экранов, не оставив себе замены. Даже если в сортир приспичит, без подмены обходчика – хоть обосрись, но сиди.

Но дежурил за мониторами вообще-то Джек. Сам же Стив как раз и был обходчиком.

Так что… как бы всё нормально.

Но от мониторов отходить нельзя.

Несмотря на то, что с первого дня его работы здесь ничего особо серьёзного отродясь не случалось. Особенно в ночную смену, когда вся босота уже распихана по камерам и вряд ли способна создать проблемы.

Разрываясь меж желанием соблюсти инструкции и тревогой за сбрендившего напарника, Стив уставился на экраны, отслеживая прогулку Джека до сортира. По крайней мере, хотелось верить – что всего лишь до сортира. Ибо куда ещё мог подорваться этот дурилка посреди партии? Видать, совсем припёрло.

Ему вдруг захотелось обругать идиота-напарника прямо в общем эфире, но он сдержался. Вместо этого Стив покосился на карты товарища. Нехорошо, конечно, но… а вот нефиг срать во время партии! Нет чтоб честно сдаться!

Не устояв перед искушением, охранник приподнял карту соперника. В конце концов, пусть это будет «маленьким штрафом». И потом – ну что такое одна карта?

Туз треф. Фига себе!

Стив покосился в монитор, где Джек в очередной раз перешёл из кадра в кадр. Напарник миновал сортир и топал дальше.

Гм…

Стив утопил тангенту рации:

– Эй, Джек! Тебе определённо пора покупать GPS! Сортир ты только что прошёл!

Но напарник молча топал вперёд, не снисходя до ответа. За это Стив «штрафанул» его ещё раз – подсмотрел короля треф.

Нехорошо ни разу. Чёрт.

По закону подлости третья карта наверняка дама треф, и тогда плакали уже почти выигранные десять баксов.

Искушение было слишком велико, но Стив, будучи всё же более-менее порядочным, боролся с ним до последнего. Да и странное поведение напарника начинало беспокоить уже всерьёз.

Куда попёрся этот засранец? И почему не отвечает?

– Джек? Эй? Алё! Оглох что ли?

Но напарник молчал. Подойдя к одной из дверей пёс неловко ткнул карточкой в магнитный замок и вошёл.

Стив выругался. Внутри этой лаборатории камер не было. Их вообще редко ставили в лабораториях – секретность, мать её.

«Ах ты ж вонючка… напугать меня решил, дурилка? Ну я тебя щас напугаю!» – Стив нервно хихикнул, раскусив коварные планы напарника.

Выглянув в коридор, он не удержался и быстрым движением подсмотрел оставшиеся карты. Точно – дама треф! Падла, так и знал! Везучий сукин сын, чтоб тебя!

Шмыгнув в коридор, Стив на полусогнутых пробежал по маршруту Джека и, сбавив шаг перед последним поворотом, дальше пошёл крадучись.

Засранец наверняка поджидает в тёмной лаборатории. Чтобы, как только он обеспокоится всерьёз и сунется проверять, что там – выскочить и напугать до икоты.

В скучные ночные дежурства охрана нередко коротала время, развлекаясь чем в голову придёт. И какой фигнёй они тут только не маялись! Чего стоил один лишь заезд на офисных креслах с Джеком в роли спортивного комментатора «автогонок»!

Маясь бездельем и скукой, охраннички отводили душу постоянно придумывая поводы поржать. Розыгрыши, тонкие и не очень подколки, передававшиеся из уст в уста местные легенды эпических провалов…

Но сейчас… сейчас Джек явно перебарщивал и задуманная каверза была явно не умной. Хотя бы потому, что за вскрытую карточкой охраны лабораторию утром придётся отчитываться и краснеть перед начальником смены.

И вот оно того стоит? Всё это, проделанное лишь для того, чтобы совсем по-детски напугать напарника и рассказывать потом всем какая уморительно испуганная рожа была у доверчивой жертвы и как легко повелась она на эту тупую детскую шалость.

Засранец в общем, что с него взять.

Но, чёрт побери, на каждый хитрый болт найдётся своя жопа с закоулками!

Стив и сам отнюдь не прочь рассказать эту историю, детали которой уже вызрели и распустились в его мыслях во всей развесистой красе.

Вот только в его версии истории роль клоуна отводилась другому.

Пёс выглянул из-за угла: ну так и есть! Приоткрытая дверь в тёмную лабораторию. Классика жанра.

Манит, как магнит. Прям как в дешёвых ужастиках.

Не обладая бурным воображением, но располагая внушительной мышечной массой, Стив не часто испытывал чувство страха всерьёз. Но, нельзя не отдать должное – вышло у Джека вполне страшновато. Аж холодок вдоль загривка.

И ведь всё равно волей-неволей вздрогнешь, когда напарник с рыком выскочит из тёмного угла!

Помедлив, пёс бесшумно прокрался к двери, гадая, где прячется Джек – слева или справа от тёмного провала. Вот угостить бы засранца дубинкой, да по заднице…

– Бу! – Стив ввалился в комнату, растопырив руки и состроив грозную физиономию. Но Джека за дверью не было. Насколько хватало взгляда и света из открытой двери – большой пульт с несколькими пустыми креслами за ним, какие-то цилиндры у дальней стенки… и ещё одна дверь меж ними. Также зловеще приоткрытая, но в этот раз освещённая.

Помещение за дверью озарял зловещий бледный свет, источаемый какими-то индикаторами и приборными шкалами.

А вот это уже точно не порядок!

По спине Стива забегали мурашки и пёс потянулся к рации.

– Пост девять. Южный, не спишь? – негромко буркнул он в решётчатый микрофон.

– Не сплю, девятый. Чё там у вас? – оглушительно, как показалось Стиву, откликнулась рация.

– Южный, Джек чё-то мутит в лаборатории, – пёс осторожно отступил в коридор, тихонько прочистив пересохшее горло.

– В каком смысле – мутит? – буркнула рация.

– Не знаю… просто встал и пошёл. Я думал, в сортир, а он чего-то… вот сюда.

– Сюда – это куда? – начал злиться Южный.

– Щас… момент, – Стив выглянул в коридор и пригляделся к табличке на двери.

– Церебро… торе… реа… чего-то там, – попробовал разобрать сложное слово охранник.

– Идиот! Номер скажи!

– А… ну да. Тридцать девять! Тридцать девятый номер!

– Ёбт!

– Южный? Чё делать то?

– Валить оттуда, на**й! – рявкнул Южный. – Как он вообще туда попал?!

– Понял тебя, Южный.

– Стоять! Стой и никого не выпускай. Щас… Пришлю наряд.

Стив отступил от двери подальше. В голове крутились разные нехорошие мысли. Чёртов засранец… Джек! Ну кто бы мог подумать – неужели шпион?

Да нет… бред какой-то – вот так просто взять, встать и пойти прямо посреди партии. Если б был шпионом – по идее, должен был бы сначала нейтрализовать свидетеля. А уж потом шариться по местным тайным закромам. Нет-нет, полный бред. Но и на розыгрыш происходящее уже также не тянуло. Уж очень далеко зашло.

Ещё и шухер начался… Ой, не стоило Южного дёргать. Может, всё банально и безобидно… А прибежит «летучка» – и таких люлей им обоим вставит…

А утром ещё начохраны добавит. Лично. И за ложную тревогу, и за то, что пост покинули оба сразу…

Вот уж не было печали!

В глубине тёмной комнаты мерещилось движение.

– Джек? Джек, ну хватит! Щас Южный своих орлов пришлёт – вот они тебе пошутят…

– Джек?

Стив ещё чуть попятился. Шерсть на загривке встала дыбом.

Джек и впрямь был там. Вышел из двери, как ни в чём не бывало.

И пошёл.

Прямо на него, сквозь него. Словно его и вовсе тут нет, словно не загораживает он проход всей своей массой.

Остекленелый, неестественно отсутствующий взгляд на миг скользнул по Стиву. Нехорошо так скользнул, неправильно.

Невольно попятившись дальше, растерянный охранник помахал перед лицом напарника растопыренными пальцами, пощёлкал.

– Джек? Эй! Ты чё, курнул что ль чего? А ну-ка стой! Э!

Но Джек шёл, не реагируя ни на слова, ни на вытащенный Стивом «демократизатор».

– Джек, я серьёзно! – почти умоляюще протянул Стив, неуклюжим спотыкающимся шагом продолжая пятиться уже в коридоре.

Огреть дубинкой? Крутануть подсечку? Но ведь это Джек! Чёрт побери, просто болван Джек!

Как утопающий за соломинку, пёс схватился за рацию: – Южный, Южный! Вижу его. И он какой-то странный! Словно контуженый…

– Девятка! Стреляй на поражение!

– Чё? – продолжая пятиться, Стив растерянно отстранился от рации. Внезапно упёршись спиной в стенку, пёс вздрогнул.

– Я сказал – огонь на поражение!

– Чё? – повторил Стив и через силу потянулся к кобуре. Джек был уже в пяти шагах и продолжал надвигаться. Неспешным, спокойным шагом. С безмятежным лицом и каким-то странно-возвышенным, словно бы просветлённым взглядом.

И отсутствующий взгляд этот вгонял в жуть куда сильнее, чем любые стонущие и неуклюже переваливающиеся киношные зомби.

А ещё за спиной напарника кто-то был. Кто-то маленький… какая-то блёклая, мутная тень, которая расплылась и исчезла, как только вспотевший от страха охранник пробовал сфокусировать на ней взгляд.

Не обращая внимания на Стива, Джек протопал мимо и остановился на перекрёстке коридора. Медленно и неестественно дёрнул носом влево, затем вправо. Ни дать ни взять – марионетка в руках пьяного кукловода.

– Джек! Ну стой же ты, падла! – Стив кинулся вслед напарнику, обогнал, заступил путь, упёрся в грудь пятернёй, одновременно нашаривая непослушной рукой подвешенную на поясе кобуру. Застёжка выскальзывала из пальцев и никак не желала выпустить уютную ребристую рукоятку пистолета на волю.

Проснуться… проснуться! Вот щас проснуться, очнуться обратно на посту. Заснув за игрой… проснуться!

Неловким, ломаным движением Джек вскинул свой пистолет одновременно с напарником. Оглушительно громыхнули два выстрела.

– Девятка, что там у тебя? – пробухтела рация. – Девятка?

Джек равнодушно перешагнул через распластанное тело Стива, скользнул пустым взглядом по выпавшей рации и неспешно двинулся дальше, не обращая внимания на кровь, толчками сочившуюся из дырочки в его груди.

***

– Доктор Бэйн! У нас ЧП! – чётко, по-военному, пролаяли в трубке.

Разбуженный среди ночи, мопс вздохнул и сел в кровати.

– Что?

– В вашей лаборатории проблемы! Один из охранников в вашем секторе только что открыл огонь по напарнику.

– Он заходил внутрь? – сон слетел мгновенно.

– Да, да, он заходил внутрь! В 39-ю лабораторию! – ругнулись в телефоне. На заднем плане послышались какие-то вопли и забористый мат вперемешку с характерным шипением рации.

– Заблокировать сектор. Я сейчас буду, – мопс скатился с кровати. – Никого не впускать и не выпускать. И ради бога, что бы ни случилось, не глядите на него!

– Что? Не глядеть на кого? – донеслось из телефона, но профессор уже бросил трубку на рычаг.

Вот не было печали!

И это когда всё так хорошо шло, когда он почти нашёл новый, вполне вменяемый экземпляр!

Проклятье!

Долбаный генерал, долбаная инспекция, тупые охранники, сующие нос чёрт-те куда…

***

Подоспевшая «летучка» от Южного, топоча берцами, вылетела из-за угла. И тотчас с матюгами и руганью кинулась обратно, когда Джек разрядил в них остатки пистолетной обоймы.

– Эй, придурок! – рыкнул предводитель отряда. – Бросай оружие, мордой в пол!

Джек не ответил. Он молча шёл на них, перезаряжая обойму, пока автоматная очередь не перечеркнула его строчкой багровых клякс.

– Проклятье! Мать твою! – громыхнул стрелявший. Здоровенный, кубических пропорций, матёрый волчара легко держал массивный автомат одной ручищей.

Подошёл, машинально отбросил пинком пистолет от распростёртого тела. Пусть и с пустой обоймой, пусть и в руке у трупа – но рефлексы есть рефлексы.

– Что это, мать его, было? – волк склонил лобастую голову набок, разглядывая безмятежную, словно бы даже счастливую физиономию покойника.

– Альфа, доложите ситуацию! – пробухтела рация на его груди.

– Южный, всё под контролем. Уложили мы вашего психа, – волк склонил голову на бок и подозрительно зыркнул в коридор, где на миг почудилось какое-то неясное движение. Сощурился, но никакой угрозы не разглядел.

– Перекройте сектор, карантин категории Б, – распорядился Южный.

– Что, тут ещё у кого-то крыша потекла? – усмехнулся волк.

– Винни, я серьёзно. Осторожней там. Проф щас будет… Да, он ещё сказал: «не смотрите ему в глаза».

– Кому – ему? Трупаку? Или у него там снова что-то сбежало? – Винни ухмыльнулся шире. – Ох уж эти яйцеголовые…

– Не знаю, не успел уточнить. Проф отключился, видимо – бежит к нам. Но вы там всё равно осторожнее. Хрен его знает, чё там у него…

– Да не вопрос, Южный. Я всегда осторожен, – волк закинул автомат на плечо, оглядывая почтительно молчащих спецназовцев с ободряющей ухмылкой. Замер ненадолго и, не меняясь в лице, уложил весь отряд одной длинной очередью. Пара солдат успела в агонии стиснуть спусковые крючки, но пули их автоматов лишь вспороли подвесной потолок и разбили пару ламп.

А волк двинулся дальше.

– Винни? – вопросительно буркнула выпавшая на пол рация. – Винни, что там за стрельба? Ещё кого-то нашли?

Винни молчал.

***

– Проф, я не знаю, что это за херня, но мы потеряли уже двенадцать солдат!

– Я же сказал – закрыть все переходы, полный карантин!

– Мы закрыли, – оправдывался барс, и в голосе его слышались панические нотки. – Но эта ваша хрень… она проходит сквозь двери.

– Южный, Южный! У нас тут… – забубнила рация. – Чарли с катушек съехал. Мы его спеленали.

– Отлично, семнадцатый! Держитесь! – барс перевёл взгляд на профессора. – Не пора ли вам объяснить, чё за хрень тут происходит?

– Один из подопытных сбежал, – мопс по-хозяйски плюхнулся в пустующее кресло. – У него… в общем, что-то типа гипноза. Упрощённо говоря. Чем больше дистанция – тем меньше воздействие. При прямом визуальном контакте воздействие наиболее сильное.

– То есть мы ловим какого-то босяка из вашего зверинца, способного превращать в зомби здоровенных парней с пушками?

Мопс вздохнул и устало потёр переносицу.

– Эксперимент вышел из-под контроля. Я был почти уверен, что он сдохнет от передозировки, но Куратор категорически настаивал ускорить.

– Грёбаная срань, – резюмировал Южный и развернулся к пульту:

– Внимание! Ловим босяка из лаборатории. С небольшого расстояния уродец крутит вам мозги, но судя по всему, больше чем одного за раз обработать не может. Так что ходим группами и внимательно смотрим на соседей. Если кто поведёт себя странно – пакуем до выяснения. Заметив какие-нибудь странные ощущения – немедленно докладываете.

– Эй, Южный. У меня только что смена должна была закончиться. И щас я испытываю странное ощущение, понимая, что премии за весь этот шухер мне не дадут… – буркнула рация. На заднем плане послышались смешки.

– Это кто это там такой умный? – рыкнул барс. – Вас, дармоедов, тут и так неплохо кормят.

Мопс сложил кончики пальцев домиком, задумчиво уставился в мониторы. Покосился на барса.

– Скажи им, кто убьёт… объект, получит тысячу премии. Возьмёт живым – тридцать тысяч.

Барс выгнул бровь и вновь включил рацию:

– Внимание! За нейтрализацию беглого – тыща премии. Если живьём возьмёте – тридцать.

– Вижу его, Южный! – вклинился в разговор кто-то ещё.

– Где?

– Коридор 7В, пятый пролёт. Веду преследование.

– Удачи, десятый. Не разделяйтесь!

Мопс и барс смотрели на группу мониторов, отображающих происходящее в соответствующем коридоре.

Толпа солдат, настороженно переглядываясь, втягивалась в кафетерий, ощетинившись автоматами.

В помещении было пусто – лишь раскуроченный торговый автомат искрил и позвякивал в раздражающе мигающем свете единственной включённой лампы.

В стеклянном крошеве разбитой витрины виднелись разбросанные по полу печенюшки, шоколадные батончики и прочая снедь. Неподалёку валялись фантики и погнутый стул.

– Ну и где эта тварь? – буркнул один из стоявших в первом ряду.

– Может – за стойкой?

– Эй, урод! Вылезай, отбегался! – выкрикнул кто-то из задних рядов.

– Вылезай, тварь, мы тебя не больно убьём! – гыгыкнул другой.

Выронив автомат, первый из них растерянно плюхнулся на колени и вдруг принялся сгребать ладонями стеклянное крошево, торопливо и жадно запихивая «добычу» в рот, словно какое-то безумно вкусное лакомство. Прежде чем оторопевшие солдаты успели ухватить его за руки и оторвать от жуткого занятия, бедняга успел заглотить полную пригоршню стекляшек и теперь конвульсивно бился в руках коллег, блюя кровью, хрипя и закатывая глаза.

– Ммммать твою!

Второй солдат замахал руками, словно отгоняя от себя таёжного гнуса, выронил автомат и попятился прочь, царапая лицо и разрывая одёжку когтями. Упал, покатился по полу, оставляя кровавые пятна на кафельном полу, сшиб несколько стульев и принялся корчиться, раздирая когтями собственную плоть.

Солдаты испуганно попятились и вдруг один за другим начали метаться по комнате. Кто-то падал и дёргался, словно пытаясь ногами отшвырнуть что-то маленькое и злобное, кто-то принялся палить по сторонам, отстреливаясь от невидимой прочим угрозы. Один из охранников и вовсе, тщательно прицелившись, пристрелил огнетушитель. Громыхнуло, и комнату заволокло облаком порошковой взвеси.

Барс и мопс зачарованно уставились в монитор, затянутый колышущимися белёсыми клубами. В развороченном кафетерии метались скрюченные тени и полыхали вспышки выстрелов.

На мониторе, отображающем коридор снаружи, распахнулась дверь, и на пол, чихая и кашляя, вывалилась пара уцелевших солдат.

Заблокировав дверь, волк и лис прижались спиной к стальной переборке.

– Это пипец! – панически выдохнул лис. – Грёбаный ад…

Веко его судорожно дёргалось.

Волк не ответил – округлив глаза, он вдруг попятился прочь, вытаращившись на напарника словно на какого-то невероятно жуткого монстра.

В глазах солдата плескался первобытный ужас.

– Эй, эй… эй! Нет, стой!!! Эй! Очнись! – лис тоже попятился, опасаясь, что «загипнотизированный» начнёт палить по глюкам. Примирительно подняв ладони, он продемонстрировал отсутствие оружия. – Видишь? Это же я! Я! Я не вооружён. Слышишь меня? Слушай меня! Тебе всё кажется, всё это чёртовы глюки! Слышишь?

Волк пятился, с ужасом таращась на жуткую тварь. Склизкую, источающую разноцветный гной и нестерпимую, режущую глаза вонь.

Монстр что-то лопотал и хлюпал, угрожающе шевелил жилистыми склизкими отростками, каждый из которых заканчивался миниатюрными зубастыми пастями. И весь этот наполненный гноем бурдюк надвигался, мерзко колыхаясь и перекатываясь, словно внутри – под толстой пупырчатой шкурой трепыхалось и шевелилось не одно, а сразу несколько живых существ.

Заорав, волк рванул спусковой крючок и не отпускал, пока у автомата не опустел рожок магазина.

Пробитый пулями, бурдюк лопнул, брызнувший гной залил грудь солдата, ожог глаза и принялся разъедать ткань и портупею. Потекли расползающиеся волокна, едким паром задымилась шерсть.

Тошнотворная кислотная жижа на глазах плавила плоть и кости, капала в надорванные в истошном крике лёгкие…

***

Мопс и барс зачаровано смотрели на то, как один из уцелевших прошил из автомата второго, а затем вдруг попятился, замахал руками, зашатался как пьяный, пытаясь стряхнуть с себя что-то невидимое.

Упав, солдат принялся кататься по полу, раздирая собственную плоть когтями.

– Мда, – резюмировал профессор жуткую сцену. – Какой потенциал…

– Почему мы не видим эту мразь на камерах? – барс в ярости смёл с пульта бумаги, кружку с давно остывшим кофе и прочую мелочёвку.

– Откуда мне знать, – Бэйн пожал плечами. – Может, он не хочет. Чтобы его видели. Закройте все шлюзы и проведите дезинфекцию.

– План А? – мрачно скрипнул креслом Южный. – У нас ведь только один «запасной план» – ликвидация всего объекта с полной зачисткой.

Мопс мрачно покосился на барса, не удостоив того ответом, вновь уставился на мониторы. Он словно разом постарел, сгорбился…

А источник неприятностей неумолимо продвигался вперёд, походя сметая все заслоны. Группы немедленного реагирования на глазах сходили с ума, стреляли в подмогу, в друг друга и не забывали при этом разблокировать всё новые и новые двери для сбежавшего чудовища.

А система шлюзов-отсекателей включалась тут только в одном случае – за миг до того, как в коридор подавался люизит – тёмно-коричневая взвесь с приятным запахом герани, способным просочиться даже сквозь противогаз. Просочиться и превратить всё живое в исходящие гноем бурдюки.

Лас Бэйн не любил радикальных мер. Будь его воля – он вообще не стал бы проектировать подобные жутковатые системы.

Из-за них он первые полгода в этом месте просто не мог спокойно работать. Ходить по этим жутким коридорам, зная, что в каждом из них находился баллон с люизитом? Бррр…

Одно время он даже порывался носить с собой противогаз. Пока эта хомячья морда, толстяк Вилкс, не просветил его, что обычные противогазы люизит не остановят. И, сволочь такая, продемонстрировал ещё и то, что получается от ничтожной дозы на примере своих долбанных ящериц. После этого Бэйн ещё долго ходил в ОЗК, пугая остальных сотрудников и сделавшись посмешищем всего комплекса.

Но сейчас… Сейчас идея разом погрузить всю эту юдоль печалей в преисподнюю… была пугающе заманчивой.

Нервно похрустывая пальцами, мопс забился в своё кресло с ногами и отчаянно трусил. Трусил как никогда в жизни.

Не за карьеру, которой после подобной зачистки, скорее всего, придёт конец. Не за то, чем зарабатывать на жизнь дальше.

За саму эту жизнь.

За жизнь в мире, в который вот-вот вырвется созданный им монстр. Чудовище, выращенное его собственными руками. И, в соответствии с канонами жанра, готовое пожрать создателя.

Нет, нет… только не паниковать. Только не паниковать!

Мопс сморщился и яростно потёр виски.

Остановить вырвавшийся ужас, не убив при том всех, кто ещё останется в коридорах, камерах и лабораториях – нереально. Хотя… Что у нас самое слабое место в системе? Солдаты? Любое существо с определённым объёмом мозга…

А значит – стоит отозвать этих придурков, как, оставшись наедине с блокированными дверями и безмозглыми механизмами, эта тварь ничего и не сможет.

Конечно, рано или поздно придётся туда войти. Но если выждать несколько недель, пока тварь не издохнет от голода в этих катакомбах?

Ах если бы.

У него там уже и так запас трупов не на один месяц. А ещё тюремный блок, где мясо вполне живое и не на одну неделю хватит…

Интересно – начнёт ли он их жрать, когда оголодает?

Или будет держаться до последнего, а там уж и трупы загниют?

Это было бы замечательно. И сильно сократило бы срок карантина.

Но что если придурошный генерал, узнав о ЧП – отдаст приказ штурмовать?

Что если он сам, собственнолично проложит рвущемуся к ним ужасу кровавую дорожку на волю?

Осталось-то ему всего ничего – пара поворотов до коридоров, ведущих в камеры запасника. А там – рукой подать к лифтовому шлюзу и лестницам наружу. И попробуй объясни тупому солдафону, как всё серьёзно!

НАСКОЛЬКО всё серьёзно.

Да будь оно всё проклято!

– Отзови всех. Просто блокируйте двери и уходите, – решился Бэйн.

– А этот? Как же ваш карманный монстр? – спросил барс.

– Да куда он денется…

– Общий отход! – скомандовал в рацию барс. – Отходим, отходим! Закрыть все двери и отступать к шлюзу.

– Южный, у нас тут полно сбрендивших, они заперлись в 2Е. Мы не можем их бросить! – отозвался командир одной из «летучек».

– Им вы уже ничем не поможете. Уходите, – покачал головой мопс.

– Валите оттуда! Быстро! – рявкнул барс, глядя, как на очередном мониторе начинают кататься и ползать по полу ещё несколько солдат. – Коридор Е – в карантин!

– Есть в карантин, – откликнулся один из рядовых, захлопнув дверь прямо перед волной набегавших. В изолированной комнате выли и катались по полу солдаты. Истошно орали, царапали стены, бросались на двери всем телом. Двое ещё сохранявших ясный разум, отчаянно барабанили в закрывшуюся перед носом дверь, то умоляя, то осыпая проклятьями перекрывшего ход солдата.

Выживший «по ту сторону» с ужасом смотрел в их перекошенные лица сквозь толстое армированное стекло и вплавленную в его толщу стальную сетку.

– Да-а, профессор. Наделали вы нам головняков… – протянул барс, стараясь отвести взгляд от монитора со страшной сценой. И раз за разом невольно возвращаясь к ней вновь.

Щёку Южного подёргивал нервный тик. Барс с сожалением покосился на осколки кружки в луже разлитого кофе.

– Если б знать, где упадёшь – соломки б подстелил… – зло буркнул мопс. – И вообще, все эти объекты были по уши накачаны снотворным и ингибиторами. Но, видимо что-то пошло не так… Звоните куратору.

– Пять утра, – напомнил Южный и осёкся встретив злобный взгляд профессора. Сдавшись, барс потянулся к трубке, но на полпути к телефону замер, застыл, словно парализованный ужасом того, что увидел на одном из экранов.

– Ну что там ещё? – мопс хмуро проследил взглядом по направлению, куда указывал трясущийся палец.

– Ё… О…– пёс попытался отвести взгляд и даже сумел оторваться от монитора, упасть и сползти с кресла.

Забившись под пульт, он дёрнул за ногу барса, но получил такой пинок, что ударился затылком о стенку пульта и едва не отключился.

Подвывая от страха, профессор отшатнулся и отполз подальше. Происходящее вокруг казалось ему сном – жутким, тягуче-липким кошмаром, сквозь который откуда-то сверху смутно доносились какие-то щелчки.

Пару секунд он растерянно прислушивался к этим звукам, пока не различил в мешанине пощёлкиваний то, от чего шерсть вдоль спины сама собой вздыбилась.

Звук поворота ключа. Ключа, который открывал защитный купол ТОЙ САМОЙ кнопки.

– Нет!!! Не-е-ет! Очнись, очнись, сволочь! – мопс выскочил из-под пульта, накинулся на охранника, молотя чахлыми кулачками по широченной спине, даже попробовал укусить за мощное, накачанное плечо, но получил новую небрежную зуботычину и отлетел в другой угол.

Понимая, что не успевает да и вряд ли может всерьёз противостоять барсу, он лихорадочно заметался взглядом по караулке, присматривая что-нибудь увесистое и машинально прикидывая что делать потом – когда дежурный обмякнет, получив этим чем-нибудь по затылку.

Но единственным подходящим предметом в этом помещении была расколотая кружка, в яростном порыве сметённая дежурным с края пульта.

Тяжело дыша, мопс остановился, переводя дух и потирая повреждённые места. И с бескрайним облегчением запоздало вспоминая, что для включения системы зачистки требуется ещё и пароль, который рядовой солдафон мог получить лишь от него или лично куратора комплекса.

– И какой же у нас пароль, профессор? – раздался в мозгу вкрадчивый шелестящий голос. Словно шептал целый хор. Сотни и тысячи голосов со всех сторон, этакий адский хор – вроде бы и синхронно, но каждый голос – с чуточку разной скоростью и интонацией. Мопс взвизгнул и нырнул под пульт.

– Ай-яй-яй… – издевательски прошелестело, казалось, прямо в ухо. Барс согнулся, заглядывая под пульт, и Бэйн в ужасе уставился на его глаза. Зрачки солдата, растянутые во всю радужку, казались двумя дырами в бездну. С уголков глаз стекали кровавые ручейки из разорванных чудовищной деформацией капилляров. Жутковатая маска дрогнула, исказилась, словно какой-то неловкий кукольник кое-как раздвигает уголки рта подконтрольной марионетки в два-три приёма.

Чертыхаясь и скуля от страха, мопс засучил ногами, пытаясь отползти подальше от этого безумного взгляда, от потянувшейся к кобуре лапищи…

Под черепом возникло мерзостное ощущение, словно к внутренней стороне кости присосалась гигантская зубастая пиявка. Перед глазами, несмотря на все усилия профессора не думать об этом, сами собой всплыли цифры кода.

– Спасибочки, – мерзко хихикнул Голос.

Подвывая от ужаса, Бэйн свернулся калачиком под пультом, стискивая голову так, что казалось, ещё немного – и та лопнет, как перезрелый арбуз.

А марионетка-барс вновь защёлкал кнопками пульта. И каждый щелчок, словно пуля, вонзался в профессора, заставляя несчастного вздрагивать и ещё сильнее стискивать голову.

***

После «смотрин» по поводу визита генерала пленников развели обратно по камерам, накормили и остаток дня не беспокоили. Мучимый скукой, Тимка без особого успеха пробовал разговорить то одного, то другого соседа, но его либо просто игнорировали, либо разговоры быстро заходили в тупик. О настоящем и будущем говорить было бессмысленно, да и особо нечего. А попытки сунуть нос в чьё-нибудь прошлое заканчивались одинаково: собеседник впадал в угрюмость и раздражительность, обрывал разговор и долго не реагировал на все его увещевания и расспросы.

– Да ну вас, – не выдержал Тимка и, сердито плюхнувшись на свой лежак, отвернулся носом к стенке.

Повалялся, разглядывая испещрённые рисунками стены, повздыхал и попытался заснуть.

Он добросовестно посчитал воображаемых кабанов до сотни, а затем и ещё раз, но лишь тщетно ворочался с боку на бок, ловя на себе подозрительные и настороженные взгляды соседей.

Вскочив, он прогулялся по камере, в тысячный раз посмотрел на замок, подёргал толстые прутья и поглазел на Ронку, спящую в камере напротив… Снова пытался заснуть, снова вскочил и повторил все манипуляции.

Увы и ах – до недавнего времени сон всегда казался ему бессмысленной тратой времени, отпущенного на жизнь. Но теперь, когда он был единственным способом «промотать время вперёд», до того самого момента, как хоть что-то начнёт происходить, – этот чёртов сон, словно в отместку за всё его старое пренебрежение никак не шёл.

Обычно Тимке всегда было чем заняться, да и жизнь его оставалась более чем… нескучной. Но сейчас… вот этак тупо сидеть и ничего не делать – казалось на удивление мучительно.

Первые дни ещё терпимо, но чем дальше – тем страшнее.

Болтаясь по кабакам в надежде подзаработать на мелких поручениях, а то и разжиться объедком-другим на халяву, Тимка не раз слыхал истории бывалых про тюремную жизнь. И он не раз представлял себе, каково это – загреметь в настоящую тюрягу и «мотать срок».

Взрослые вообще странный народ – готовы добровольно и сами тратить свои кровные, лишь бы изолировать тех, кто имел наглость «позаимствовать» у них что-либо напрямую.

Нет, конечно, некоторые особо отмороженные умудрялись набедокурить и по-крупному, а то и вовсе кого-нибудь пришить… Но сколько их, настоящих отморозков, на фоне тех, кто сидит по сути ни за что?

О, Тимка и сам бы не прочь был платить эти ихние налоги, лишь бы в жизни вокруг стало поменьше разных уродов. Но ведь большинство сидельцев – так, мелкая рыбёшка типа него самого. Ну, подумаешь – бумажник подрезал или мобилку отжал, делов-то на десять баксов! Но нет же – общество готово платить не в пример большие деньги, чем обычно зарабатывает вся эта шелупонь, лишь бы «наказать».

Ха-ха три раза! Можно подумать, для большинства тех, кто попадает в тюрьмы это такое уж наказание.

Быть может, если бы им напрямую давали те деньги, что тратятся на содержание орды охранников, самих зон и всего, что к ним прилагается, – может быть тогда бы, большинство тех, кто там сидит и вовсе не сделало бы ничего такого, что так не нравится полицаям.

Вот он, Тимка, точно бы не делал.

Увы и ах, бесплатная жрачка, время от времени раздаваемая святошами, по вкусу не сравнится и с сомнительными, но не в пример более вкусными пирожками базарных торговок. А вот на них приходилось зарабатывать в поте лица и нередко рискуя здоровьем. В то время как в тюрьмах, если верить рассказам сидельцев, кормили как на убой. И совершенно бесплатно. Где, спрашивается, грёбаная справедливость?

Глупый, глупый мир! И как все эти умники из телевизора не видят таких очевидных решений? Он, Тимка, сделал бы всё совсем иначе, да только кто же его спросит?

И ведь что самое смешное, чтобы получить эту крышу над головой и бесплатную кормёжку, надо сделать какую-нибудь пакость, нарушающую эти их законы. Просто так ведь пожить не пустят!

Тимка вспомнил, как в прошлом году внаглую ввалился в полицейский участок, околевая от мороза. В тот год в их районе внезапно понаставили на подъезды кодовых замков и найти нормальную лёжку стало проблемой.

Сейчас, когда на замках уже образовались потёртости на нужных кнопках, с пары попыток угадать код – ерундовое дело, но тогда… Тогда это было шоком, крушением привычного мира.

В тот раз ему повезло – не прогнали в ночь и не посадили в камеру. Напротив, скучающий дежурный полицай налил ему кофе и поделился бутербродом. Аж чуть не прослезился от умиления, наблюдая, как Тимка уплетает подношение, сжимая пластиковый стаканчик негнущимися с мороза пальцами. Дерьмовый кофе был тошнотворно горьким, но попросить ещё и сахар наглости ему в тот раз не хватило.

Поутру, не дожидаясь, когда его поведут в детприёмник, Тимка сбежал. И даже в знак признательности не прихватил у овчара тугой бумажник с парой мятых двадцаток и металлической мелочью – деньги, на которые мог бы безбедно прожить ещё несколько дней.

За подобные сантименты, дружок детства Финька, конечно бы, не преминул обозвать его слабаком и рохлей, но Тимка и сам это прекрасно знал.

И не раз ещё оказываясь в подобных ситуациях – никак не мог заставить себя перешагнуть ту черту, за которой лежит эта их «взрослая жизнь». Где надо думать только о себе и напрочь забыть все глупости, лишь усложняющие эту самую жизнь слабакам и рохлям.

А тюрьма… Нет, он не то чтобы рвался туда, скорее – время от времени позволял себе помечтать. Что где-то там, далеко, есть место, где бесплатно дают чистую постель и кормят. И при этом не лезут в душу всевозможные наставники, не заставляют учить какую-то бредовую чушь из заплесневелых книжек. Не секут розгами за малейшие провинности. Место, где можно просто жить и ни о чём не думать. Ещё бы погулять выпускали и вообще – рай!

Бывали моменты, когда он уже почти совсем было решался плюнуть на всё и сотворить что-нибудь достаточно убедительное для «взросляка», но решительный порыв всячески тормозило опасение загреметь на «малолетку». Где законы были не в пример злей и жёстче, да в изобилии присутствовали вездесущие святоши с их учебниками. И розгами.

При воспоминании о столкновении с этим радикальным средством насаждения нравственности и богобоязненности, поджившие на спине шрамы болезненно заныли.

Эх, взрослая статья ему не светит ещё года три-четыре. Может, и к лучшему?

Иной раз, оттаивая в подъезде после пробежки по зимнему морозцу, Тимка всерьёз представлял, как кого-нибудь пришьёт. Ну, чтоб статья посерьёзней.

И на несколько лет – в тепло уютной камерки, с бесплатной кормёжкой и уверенностью, что всё это никуда не денется завтра, послезавтра и послепослезавтра. И делать для того, чтобы получить это всё, больше ничего не надо. Ну, разве что один раз – в порядке «пропуска» в этот санаторий.

Увы, как сказали бы сверстники и в частности Финька – Тимка был слишком слабаком, чтобы кого-нибудь замочить. Даже за-ради обеспечения себе «санатория» на несколько лет. Даже ту мерзкую бабульку, живущую своей нормальной и, наверное, сытой жизнью в этой своей уютной личной квартирке. Но при том почему-то остро недовольную наличием на чердаке её дома лёжки двух беспризорников.

А он ведь не мешал, не шумел и не беспокоил ничем, стараясь даже на глаза никому лишний раз не попадаться!

Но нет же – надо стукануть «куда следует»!

И вот в одно прекрасное утро, проснувшись от грохота полицейских сапог на лестнице, – приходится бросить весь с таким трудом нажитый скарб и бежать по скользким заснеженным крышам, в любой миг рискуя свалиться вниз и свернуть себе шею.

Максимум, на что его хватило в тот раз, – это притащить кулёк дерьма и выразить свою бесконечную благодарность бабке, выпачкав им дверную ручку и основательную часть двери. Ну и «освежить» собранным на крыше птичьим помётом развешенное на её балконе бельё.

Вспомнив об этом эпизоде своей бурной биографии, кот зловредно ухмыльнулся и представив, как, должно быть, изменилась в лице старая карга, едва не захихикал в голос.

Пора бы, кстати, навестить старушенцию вновь. Пожалуй, даже стоит сделать это традицией – раз в месяц например или чуть чаще.

Очень уж было жалко брошенного на чердаке скарба, вывезенного набежавшими полицаями и пропавшего с того дня Финьку. Ведь ограбили фактически! Просто взяли и всё отняли, средь бела дня! По беспределу!

Особенно жалко было электрочайник, повидавший не один десяток переездов и переживший с ним немало приключений. Что уж говорить про и вовсе нелепо потерянный перочинный ножик? Между прочим – Финькин подарок, выпавший из его дырявого кармана во время бесконечного марафона по крутобоким крышам.

Который месяц откладывал заштопать и вот поди ж ты – дооткладывался.

Тимка вздохнул.

Эх и где сейчас друг? Дай бог, если жив вообще. И не загремел в такое же вот сомнительное заведение.

Уж лучше уж к святошам!

Вспомнив о самой своей серьёзной утрате, Тимка погрустнел.

Поначалу пропавший серебристо-чёрный лисёнок мерещился ему на каждом углу – где только глаз улавливал что-нибудь соответствующего цвета. Он регулярно без устали мотался по всем «ихним» местам, распрашивал общих знакомых, но никто и нигде Финьку так и не видел.

Спустя месяцы воспоминания поблёкли и истёрлись, а через год он вспоминал о пропавшем друге детства уже и не каждый месяц. За что сейчас почему-то было неимоверно стыдно и как-то по-особенному грустно.

В конце концов, несмотря на постоянные насмешки и помыкательства – единственное родное существо в этом большом и безразличном к ним обоим мире.

От грустных воспоминаний настроение окончательно испортилось и в глазах подло защипало. И он, по обыкновению, постарался просто не думать обо всём этом – ведь мужчины не плачут.

Ворочаясь на жёсткой лежанке, Тимка таращился то в потолок, то на Ронкину задницу, аппетитные округлости которой не удавалось скрыть и тонкой казённой простынке.

Впрочем, подолгу разглядывать было хоть и приятнее, чем потолок, но быстро становилось неудобным. «По физиологическим причинам», как сказал бы ехидный Финька.

Тимка вздохнул и сердито покосился на предательски встопорщившуюся майку.

Пожалуй, именно это и раздражало в просторном балахоне больше всего. Пока сидишь в своём углу – всё лишнее ещё как-то можно прикрыть; а ну как некстати припрётся охрана и вот прям в таком виде, на посмешище всем, потащит по коридору?

А «это» без ручного вмешательства само ведь не проходит.

Кот сердито отвернулся от решётки. Улёгся на бок, зажмурив глаза.

Попытался не думать ни о чём этаком и в особенности о тонкой Ронкиной маечке, которую она столь мило и забавно одёргивает как можно ниже, но длины которой едва хватает, чтобы соблюсти грань приличий.

Не думать о том, как эта тонкая мягкая ткань шелковисто соскальзывает, сама собой задирается вверх, соблазнительно оголяет округлые тяжёленькие ляжки, задирается всё выше и выше по мясистой попке и замирает, собравшись складками где-то в районе талии.

Легко сказать – не думать. Стоило отвернуться и смежить веки, как взбудораженное воображение тотчас подменяло сценку с мирно спящей девчонкой куда менее невинными картинами. С её же участием.

И стоило хоть раз позволить мыслям потечь в том направлении, как сосредоточиться на чём-то другом стало не проще, чем попытаться отлить в таком вот состоянии.

«В состоянии стояния», – снова ехидно хихикнул воображаемый Финька.

Тимка сердито выдохнул и перевернулся на живот. Недовольно поёрзал, пытаясь найти положение, в котором последствие нескромных мыслей не создавало бы дискомфорта. Пару лет назад он уже открыл для себя вполне приятный способ быстрого избавления от этого досадного явления, но рукоблудить здесь, в окружении кучи народу – немыслимо.

Как-то раз ему уже довелось понаблюдать такой «сольный концерт» со стороны.

Зрелище было – нелепее не придумать. Он добросовестно сдерживался, сколько мог, делая вид, что спит. Но не в силах победить кошачье любопытство – краем глаза со смесью интереса, брезгливости и много каких ещё самых противоречивых чувств, созерцал дурацкое выражение на морде соседа, сосредоточенного на этом самом процессе. Чтобы не заржать, ему пришлось прикусить край простыни.

Но когда учащённое сопение с соседней койки разбудило кого-то ещё… И когда этот кто-то таки заржал, Тимку прорвало вместе со всем остальным населением палаты.

Застигнутый врасплох, бедолага от стыда спрятался под одеялом с головой. И долго ещё потом был объектом сальных шуток всей группы.

Припомнив эти события, Тимка фыркнул. И тотчас насторожился вновь – уж не начался ли у него вчерашний бред с невпопад лезущими мыслями? Словно кто-то невидимый неспешно листает страницы его воспоминаний, с любопытством разглядывая открывавшиеся образы. Но нет – знакомого щекочущего свербения в затылке вроде бы не ощущалось. И то хлеб.

Он перевернулся на спину. Снова на бок. Вновь на живот. И ещё раз на бок.

Нет, на животе, пожалуй, всё же лучше.

Пристроив подбородок на скрещённые перед собой руки, он старательно разглядывал край лежака, изо всех сил стараясь не думать о всё сильнее беспокоящем явлении.

От движений простыня, на которой он лежал, чуть сдвинулась, обнажив краешек рисунка, нацарапанного на деревянной полке кем-то из прежних обитателей. В поисках на что бы отвлечься, Тимка сдвинул простыню сильнее.

Тьфу ты, госссподи…

Нацарапанный рисунок изображал то, что в кабаках называлось «догги стайл».

Тимка с негодованием занавесил народное творчество краем простыни. Подумав, отогнул тряпицу вновь и, выпустив коготь, сосредоточенно сопя доработал пошлый рисунок парой деталей – подрисовал нижнему персонажу рысьи кисточки.

***

Мерзкое кваканье визгливо разносилось по коридорам, резало слух и вызывало какую-то болезненную дрожь вдоль позвоночника. Тимка поморщился. Наверное, в подобных случаях принято писать «на самом интересном месте».

Но «самое интересное место» в его сне уже давно кончилось, о чём свидетельствовало недвусмысленное влажное пятно по центру простыни. Тимка стыдливо скомкал свидетельство конфуза и встревоженно прислушался к звукам в коридоре. Какая-то странная беготня. И сирена.

– Кажись, у них там изрядный шухер. Сирены я тут отродясь не слыхивала, – прокомментировала Вейка из своей камеры.

– Надеюсь, – буркнул Рик.

Тимка промолчал.

И потому, что толком не проснулся, и потому, что мыслей по поводу происходящего не было. Просто вообще.

А ещё он немного дулся на неразговорчивых соседей за вчерашний бойкот и испытывал перед Ронкой лёгкий стыд за приснившееся непотребство.

А возникшая за дальней дверью беготня то стихала, то приближалась вновь. Где-то в многочисленных переходах и коридорах комплекса что-то стрекотало – словно работала вдалеке гигантская швейная машинка. Или несколько.

В камере напротив вскинулась и Рона. В царившей вокруг темноте её фигуристый силуэт был едва различим – после отбоя свет в камерах погас и, так как окон в их казематах не было, разглядеть что-то в кромешной тьме было нереально даже для его кошачьих глаз.

Да и пялиться на соседку после всего, что творилось ночью – пусть и лишь в его бредовых мыслях, было как-то немножечко стыдно.

– Интересно, – снова подал голос Рик. – Надеюсь, это полиция.

– Идиот, клали они на твою полицию, – фыркнула кошка.

Разговор опять стих – пленники напряжённо вслушивались в разносившиеся за стальной дверью звуки.

Внезапно в их коридоре распахнулась другая дверь и с караулки протопали двое испуганных дежурных охранников.

Тимка присел у решётки, пытаясь по звукам различить, что же там, вдали, происходит. Неужто кто сбежал? Да так, что всех на ноги подняли этой чёртовой сиреной?

Но в кого тогда стрельба? И почему так долго – в тесных коридорах вроде некуда особо промахнуться. А там будто война началась. Только пушек не хватает. Массовый бунт?

Дальняя дверь вновь распахнулась – возвращались оба недавно пробежавших охранника.

– Да ну их на… – на бегу негодующе буркнул пёс. – Я на такое не подписывался.

– Верно мыслишь, коллега, – хмыкнул бегущий следом, запыхавшийся грузный свин.

– Эй? – Рик, судя по голосу, приник к прутьям. – Чё там у вас?

Но до ответа пробегавшие охранники не снизошли – молча протопотали мимо и захлопнули за собой дверь.

Почти сразу следом за ними в тюремный коридор ввалилась целая ватага солдат. Захлопнув за собой дверь, они подпёрли её обломком деревянной скамьи, забряцали железом и, матерясь по поводу темноты, осторожно побрели через тюремный блок, нервно подсвечивая себе фонариками. Столпившиеся у решёток пленники испуганно жмурились.

Один из солдат ругнулся и трусцой метнувшись к противоположному концу коридора, замолотил кулаками по железной двери:

– Откройте, ублюдки!

Но с той стороны молчали.

– Джонс, ну чё там? – крикнули из толпы.

– Заперто! – солдат вновь что есть силы громыхнул в дверь ботинком.

– Вот уррроды, – рыкнули в толпе.

– Тссс! Я что-то слышу!

– Отойди от двери, идиот! Все прочь от двери!

Толпа попятилась, лязгая затворами автоматов и настороженно косясь на затихших в камерах пленников. То и дело узкие лучи фонариков, закреплённых на их автоматах, выхватывали из темноты то одну, то другую испуганную физиономию.

– Внимание, внимание! Всему персоналу немедленно покинуть объект! Начата процедура стерилизации, – сообщил с потолка приятный женский голос.

– Твою же мать, вот уроды! – завопил кто-то из солдат.

Возившийся с запертой дверью пёс, выругался, отскочил на пару шагов и в отчаянии дал очередь. Сноп искр и несколько зловещих росчерков с визгливым рикошетом просвистели вдоль коридора. Попадавшие на пол солдаты завопили на придурка, а Тимка даже не сразу сообразил, что случилось. И почему вдруг обожгло ухо.

Инстинктивно шарахнувшись подальше от решётки, он наступил босой пяткой на какой-то раскалённый кусочек и подпрыгнул.

Пуля.

А если б на пол-ладони ниже?

Он потрогал кровоточащую царапинку пальцем.

Ближайший солдат развернулся на шорох и, вскинув автомат, поймал кота в луч фонаря.

В ногах мгновенно образовалась ватная слабость.

– Отставить! – рявкнул кто-то ещё. – Они всё равно покойники.

– До начала стерилизации – десять минут. Всему персоналу немедленно покинуть объект, – напомнил вежливый женский голос из развешанных под потолком динамиков.

– Вот срань! – солдаты заметались по коридору, замолотили прикладами в дверь – и та, наконец, подалась. Сквозь щель полился пронзительно яркий свет.

– Поднажмииии! – завизжали в толпе.

И в это время у противоположной двери с отчётливым тихим стуком упала деревянная подпорка.

Негромко так упала, но эффект был как от пушечного выстрела.

Солдаты замерли, в ужасе нацелив фонарики на медленно, почти неразличимо глазу расширяющуюся щель. По ту сторону было черным-черно. Неестественно, непроницаемо черно.

Кто-то шумно сглотнул, и автоматчики вскинули стволы.

Секунды тянулись мучительно медленно. Казалось, время замерло. И тишина повисла такая, что слышен был лишь бешеный стук их сердец.

Впрочем, возможно, то стучало лишь Тимкино сердчишко, заглушающее для него всё то немногое, что ещё могло разобрать чуткое кошачье ухо после оглушительной пальбы в этих тесных стенах.

– Огонь! – взвизгнул кто-то, и по глазам вновь резанули ослепительные росчерки.

Тимка забился в угол, зажмурился и зажал уши. Он оглох и ослеп, беспомощно дрожа и отчаянно вжимаясь в угол под лежанкой. А вокруг вопили, стреляли и метались. Сталкиваясь и лязгая чем-то железным, солдаты заполошно палили из автоматов и совсем рядом от него вновь срикошетила пуля.

А затем крики сменили тональность.

Тимка в жизни не слышал, чтобы так орали. Надрывно, взахлёб.

За решёткой словно на мгновение разверзся ад и стали слышны вопли грешников. Или чертей.

От их истошного визга и предсмертных хрипов шерсть вставала дыбом и сводило челюсти. На Тимку брызнуло горячим и мокрым, а спустя небольшую вечность, всё стихло. Закончилось столь же внезапно и быстро, как началось.

Преодолевая крупную мучительную дрожь, он приоткрыл глаз и попытался разглядеть, что происходит снаружи камеры, но темнота была абсолютной и даже оглохшие уши не различали больше ничего кроме тоненького звенящего писка.

Приоткрыв рот, он напряжённо таращился в темноту, но перед глазами лишь плавали радужные пятна от автоматных вспышек и росчерков рикошетов.

– Ронка? Рик? – позвал он, с трудом различая собственный голос в ватной, звенящей тишине. Скорее даже не слыша, а ощущая его вибрации.

– Эй? Кто-нибудь?

Ответа не последовало.

Или, быть может, после всей этой пальбы ещё не вернулся слух?

Тимка напряжённо таращился в темень, но пятна перед глазами плотным пёстрым ковром застилали всё поле зрения.

А затем по коридору вновь кто-то прошёл. Неспешно, едва слышно. Босиком прошлёпал мимо, на миг остановился, пошуршал и звякнул чем-то невидимым. Словно уронил на пол кошелёк с мелочью.

Подать голос Тимка не рискнул – на него словно пахнуло могильным холодом.

Как-то раз, пробираясь ночью через кладбище, он с перепугу принял за зомби подвыпившего кладбищенского сторожа. То ли перебрал старик тогда, то ли что. Но когда он вдруг с кряхтеньем полез из отверстой могилы – Тимка присел и едва не испачкал портки.

Сейчас ощущение было до ужаса похожим. Этакий парализующий леденящий страх. Словно чья-то гигантская холодная ладонь на миг сжала, стиснула его как крохотную беспомощную игрушку… Стиснула и отпустила.

Расхаживавший во тьме ужас прошелестел мимо.

– Рооон? Есть кто живой? – спустя десяток секунд рискнул позвать кот.

– Есть, – отозвался Рик.

– Тут, – буркнула Вейка.

Один за другим пленники подавали голос. Все, кроме немого Пакетика. Впрочем, шуршание его бумажной маски тоже вполне сошло за отзыв на перекличке.

– Чё это было? – озвучила общий вопрос Рона.

– Какая-то чёртова срань, – выдала свою версию Вейка. – Хотя нам, похоже, уже без разницы.

Словно в подтверждение её слов вежливый женский голос из динамиков напомнил:

– До начала стерилизации пять минут. Всему персона… – и захлебнулся на середине фразы.

– Грёбаная жизнь, – вздохнула кошка. – Ну что… наверное, всем пока и всё такое?

– Погоди ещё, может, не всё так плохо, – подала голос волчица.

– Сильно сомневаюсь, – вздохнула рысь. – Не с нашим счастьем.

– Эй, рыжий! – снова Вейка. Голос кошки с его непередаваемо ехидными нотками перепутать с кем-либо из присутствующих было просто невозможно. – Давно хотела сказать… классная у тебя задница!

– Спасибо, учту, – фыркнул лис.

Тимка уселся у решётки, высунув нос.

– Рон, а Рон?

Рысь не ответила, но он уже и так начал различать её силуэт у решётки.

– Я тоже хотел сказать…

– Ой, ради бога. Заткнись хоть ты! Дай подохнуть спокойно! – не выдержала соседка.

Тимка улыбнулся – несмотря на отповедь, он уже без сомнений видел, что рысь сидит у решётки. И смотрит явно на него. Своим косым взглядом, словно вовсе и не на него даже, а куда-то в сторону.

Он оглядел коридор – зрение мало-помалу прояснялось, и на полу уже можно было различить какие-то смутные силуэты. Словно кто-то разбросал тюки или мешки…

Кот вздрогнул, запоздало сообразив, что никакие это не тюки и не мешки… А самые что ни на есть трупы. Тела оставшихся здесь автоматчиков.

Но у автоматчиков есть автоматы.

Он вскинулся, попробовал дотянуться до ближайшего силуэта, но тщетно: даже до боли вывернув плечо, он никак не мог достать до ближайшего силуэта и кончиком когтя.

– Эй, народ. Тут это… солдатики все затрупели. На полу валяются. Может, кто из вас дотянется? – крикнул Тимка.

В камерах завозились.

А в кошачьем черепе снова зачесалось. Знакомо этак.

Сразу вспомнился седой «аквалангист» из стеклянного цилиндра.

Но ведь его убили? Может быть, кто-то из них, здесь присутствующих, – такой же? Оттого и ощущение куда сильнее – потому что ближе? Сколько там докторишка говорил? Сто футов? Двести?

«Эй! Ты кто?» – «громко подумал» Тимка.

Таинственный любитель порыться в чужих мозгах промолчал, но щекотное ощущение не уходило.

– Чёрт, рожки пустые, – сообщил Рик, судя по лязганью железа, дотянувшийся-таки до автомата.

– Да расслабьтесь, – хмыкнула Вейка. – Осталось пара минут, если верить этой дуре.

«Справа».

– А? – Тимка навострил уши, определив незнакомый шелестящий голос.

«Справа».

– Что – справа? – переспросил кот.

– О, наш болтливый соседушка окончательно съехал с катушек, – прокомментировала Вейка. – Болтает сам с собой.

Но Тимка не обратил на это внимание. Поняв, что голос незнакомца слышен только ему (ох уж эти телепаты хреновы!), кот зашарил по полу и через несколько секунд нащупал массивное кольцо со связкой ключей.

«Спасибо!» – мысленно поблагодарил он Голос, но тот вновь промолчал.

Лихорадочно перебирая связку, Тимка загромыхал замком, один за другим всовывая то один то другой ключ и пробуя повернуть.

Сработало!

На пятом ключе замок клацнул, и, отбросив увесистый железный крендель прочь, кот с усилием откатил дверь в сторону.

– Эй? Чё там такое? – разом всполошились пленники на гул откатившейся решётки.

– Ключи нашёл! – едва сдерживая шальную радость, чуть не завопил во всё горло Тимка.

В камерах поднялся гвалт.

Спотыкаясь о трупы и оскальзываясь в лужах крови, он заспешил к другим замкам. От стараний поторопиться и страха того, что любая секунда может стать для них последней, тряслись руки и бросало то в жар, то в холод.

Скольких он успеет выпустить до этой их «стерилизации»? Не сдохнет ли здесь и сам, за компанию? Или – как раз выпуская последнего пленника? А может быть – рвануться к выходу прямо сейчас, а этим – просто кинуть ключи и пусть выбираются сами – кому как повезёт?

«Было бы логично», – прокомментировал его действия воображаемый Финька.

Но, обмирая от страха перед таинственной «стерилизацией», превозмогая мерзкий неудержимый колотун, Тимка упорно возился с замком Ронкиной камеры.

«Не потому что это Ронка. А потому что камера ближе всех», – упредил он ехидную реплику воображаемого приятеля.

А потом… кого выпускать потом?.. Он лихорадочно перебирал ключи, один за другим примеряя их к замку и раздумывал над тем, что делать дальше.

Освободить безмолвного Пакетика, Рика? Или Вейку, волчицу, близняшек? Кто там ещё – дальше по коридору? И сколько их там ещё? А этот таинственный воображаемый голос? Друг или враг?

А если выпустить всех ему не успеть?

Тимка ненавидел подобные ситуации, всегда боялся ответственности и выбора. Ну, не то чтобы совсем-совсем боялся, но, скажем так – до ужаса не любил.

Необходимость делать Выбор – тот, который с большой буквы, – угнетала его с детства. Настолько, что пока они бродяжили вместе с Финькой, серебристо-чёрный лисёнок легко принимал решения за них обоих. Не всегда удачные, подчас и вовсе ведущие к провалу и опасностям, но… Тимка рад был и такому раскладу. Ведь если что не так – всегда можно было поворчать на лисятину, мол, «сам дурак». А он, Тимка, – просто делал, что сказали.

Но сейчас… сейчас-то он один! И решать – ему и только ему!

И кто бы знал, как это чертовски бесит.

Замок Ронкиной камеры клацнул, и кот отшвырнул тяжёлый крендель прочь, едва не выронив при этом и связку с ключами.

Подхватил драгоценность в последний момент, в темноте столкнувшись с рысьей ладошкой.

Машинально потянул ключи на себя, но Ронка без особых усилий вырвала добычу, едва не уронив его на собственную грудь. В иное время он ничего не имел бы против, но сейчас… сейчас он просто покорно уступил право принимать решение ей.

«Да и слава богу, как говорится».

– Брысь отсюда! – неожиданно рявкнула рысь, развернув его мордой к двери и чувствительным пинком придавая ускорение. – Бегом!

Машинально Тимка шатнулся в заданном направлении, но тотчас же сердито вернулся.

А Ронка уже возилась с дверью Пакетика. Остальные пленники угрюмо молчали, ожидая не то своей очереди, не то таинственной и пугающей «стерилизации».

Наперебой орать «выпусти меня!», хвала всевышнему, они перестали. Тимка не вынес бы подобных воплей, мешающих думать и влияющих на принятие Решения. И Ронкино вмешательство тоже не слишком-то облегчило бродившие в его голове мысли.

– Давай мне половину! – он кинулся обратно и вцепился в болтавшуюся в её руке связку с ключами.

Едва не рассыпав их по полу, они кое-как разогнули проволочное кольцо и разделили ключи примерно надвое.

В четыре руки дело пошло легче.

Выпущенные узники получали свою «половину полвины» ключей и тоже вливались в процесс, за считанные мгновения доведя число свободных рук до восьми.

И вот уже вся ватага несётся по коридору, врезаясь в стены и сталкиваясь между собой. Поворот, ещё поворот. Развилка.

«Налево», – подсказал голос в Тимкиной голове, и кот продублировал его истошным воплем. Разделившаяся было кучка, замявшись на развилке, ринулась в указанном им направлении.

– Откуда ты знаешь, куда? – пропыхтела бегущая рядом кошка.

– Не… важно, – задыхающийся от бега, Тимка на миг обернулся и с ужасом увидел падающие за их спинами перегородки.

Споткнувшись о чьё-то распростёртое тело, он едва не рухнул, но крепкая рысиная лапа помогла удержать равновесие.

«Влево!»

– Туда! – Тимка врезался в приоткрытую дверь, снова чуть не рухнул на труп и, пробежав пару шагов на четвереньках, поднялся на ноги уже сам.

Ноги скользили в лужах крови, больно оступались на каких-то обломках и разбросанном угловатом оружии… А за спиной уже раздавались пугающе тихие хлопки и зловещее шипение. Пахнуло каким-то цветочным ароматом, совершенно неуместным в этом жутком подземелье…

– Не дышите! – выкрикнула Рона, с разбега врезаясь в очередную дверь.

«Можно подумать, это поможет», – мысленно прохрипел Тимка пересохшим ртом.

Ладно хоть двери не заперты. Налети они на кодовый замок – и всё, приплыли. Но кто-то уже прошёл этим путём перед ними. Прошёл, сметая все преграды, убивая всё что попадалось ему на пути.

Кто-то.

Или что-то.

Может быть, тот страшный невидимка, пахнущий могильным холодом и плесенью? Может, он и есть чёртов телепат? Но его же убили, он сам видел!

«Эй!» – мысленно позвал Тимка. Но таинственный спаситель опять молчал.

– Йиииеееехаааааааа! – завопил Рик, когда они, задыхаясь не то от бега, не то от газа, вылетели на свежий воздух. Бегущий последним, Пакетик проскользил на заднице под самой опускавшейся с потолка пластиной-отсечкой.

Увидев обширный открытый двор с мечущимися по нему солдатами, Рик осёкся и поспешно шмыгнул в тень за выставленные вдоль стен грузовики.

На улице была ночь и шарившие по двору прожекторы, с одной стороны представляли угрозу, а с другой – слепили самих солдат и лишь делали компанию беглецов менее заметной в облюбованной ими тени.

Впрочем, носившимся туда-сюда солдатам явно было не до беглецов. Да и любой нечаянный шум с лихвой перекрывал оглушительный вой сирены.

Не сговариваясь, компания дружно двинулась вдоль стенки, пригибаясь и прячась за приткнувшимися к ней грузовиками.

Одна из машин работала и в ней сидел водитель. Это нежданное препятствие пришлось преодолевать ползком.

– Мы всё равно умрём, – прохрипела Вейка. – Там явно был какой-то газ – слышали запах?

– Заткнись! – одёрнула кошку Рона. – Почувствуй ты запах – давно бы окочурилась уже.

– А что там было насчёт моей задницы? – пошло ухмыляясь, напомнил кошке Рик. За что под смех присутствующих немедленно заработал от неё тычок под рёбра.

А Тимка, выбравшись с противоположного конца шеренги грузовиков, упал спиной на холодный бампер и, до боли в груди раздувая лёгкие, всасывал прохладный ночной воздух.

Воздух свободы.

Над ним плыло небо, усеянное звёздами. А в небе плыл самолёт. Или дирижабль, приветственно подмигивавший огоньком сквозь мелкую дождевую морось.

– Не спим, не спим! Уходим, пока все не очухались! – командирским тоном рыкнула рысь.

– Да дай ты отдышаться! Раскомандовалась тут! – простонала Вейка. – У меня, кажется, голова кружится. И нос щиплет. Всё, я тут помру.

– Пошли, пошли! Вперёд! – рысь пихнула Тимку вслед за уже удалявшимся Риком, пропустила вперёд растерянную, испуганно и хмуро озирающуюся волчицу. Близнецы бельчата, не дожидаясь понуканий, шмыгнули следом. Остались Вейка и Пакетик. Самостоятельно идти кошка явно не собиралась, и лис с бумажным колпаком на морде осторожно подхватил её на руки. Ойкнув, кошка с удивлением и опаской покосилась на чёрные прорези маски, но сопротивляться не стала.

Всё так же молча Пакетик зашагал вперёд, не обращая внимания на уставившегося ему вслед Рика и «прикрывавшую» их отход Рону.

Несмотря на всю суету и панику, рысь не забыла прихватить из оставленных ими коридоров чей-то автомат.

Стараясь держаться тени, компания просочилась в какой-то тесный закоулок, пробралась за нагромождением ящиков и огромных катушек кабеля, миновала мусорный курган и выбралась почти вплотную к забору.

Поверх шеренги бетонных плит тянулось несколько витков колючей проволоки, а чуть поодаль громоздилась деревянная, наспех сколоченная вышка. Стоявший на ней охранник испуганно таращился на суету у центрального выхода.

К вышке, за спиной часового приглашающе тянулась лестница.

– Тихо все! По стеночке туда. Быстро! – скомандовала рысь, оценив ситуацию и первой двинувшись к вышке.

– И что ты – вежливо попросишь его нас пропустить? – шёпотом осведомилась Вейка со своей обычной ехидцей.

– Я буду убедительна, – Рона стянула с плеча автомат, перехватила поудобнее и злобно ухмыльнулась.

– Он же разряжен, – напомнил Рик. – Они все патроны выпулили.

– Но он-то об этом не знает? – рысь деловито осмотрела оружие с таким видом, словно с юных лет только и занималась тем, что бегала по улице с автоматами и снимала часовых. Со знанием дела оттянув затвор, она заглянула в открывшуюся дырку, отпустила и, положив палец на курок, двинулась к вышке.

Беглецы испуганно таращились вслед самозваной «командирше».

Тимка шмыгнул носом и хмуро покосился на Рика. По идее, единственный более-менее крупный пацан в их компашке должен бы предложить себя в качестве довеска к автомату. Было бы убедительнее.

Или Пакетик.

Вон как легко держится, все уже остановились, а он и не подумал кошку на ноги поставить. Стоит себе, на руках держит, словно невесомую пушинку. И будто не пробежали они сейчас чёрт-те сколько коридоров и дверей.

Ронка, конечно, тоже вполне крупная, но, чёрт побери, сексапильная фигуристая девка в короткой, едва скрывающей задницу майке, даже с автоматом куда менее убедительна, чем жилистый парень. Да ещё и в зловещей маске на морде.

Но прежде чем он успел открыть рот и озвучить напрашивающиеся мысли, Ронка уже полезла на приставленную к вышке лестницу.

– Ишь ты… – только и буркнул Рик. Не то одобрительно, не то сердито. И ревниво зыркнул на второго лиса, так и не выпустившего кошку, но таращившегося вслед Роне.

Остальные переглянулись.

– Чем это так смердит? – вдруг спохватилась Вейка и капризно наморщила нос.

Она трепыхнулась на руках Пакетика, вывернулась и подозрительно принюхалась.

– Фу… ну и запах. Тебя что – головой в сортир макали? – она потянулась к бумажной маске, но лис перехватил её ладошку. Мягко, но решительно.

Теперь на странноватый сладковатый запах обратил внимание и Тимка. Словно что-то сгнило и протухло. И запах этот явно шёл от лиса. Точнее – из-под его бумажной маски.

– Фу, отойди от меня, вонючка! – Вейка вырвала руку и отпихнула его прочь, – …блевану щас.

Тимка с неодобрением покосился в её сторону. Полдороги её, дуру, на руках тащили, так ещё сейчас и нос воротит!

Хотя запашок, конечно, и впрямь мерзкий.

Настолько, что даже страшно представить, что там, под маской этой, творится. И почему он не разговаривает? Может, рана какая? А может, он вообще – зомби?

Тимка припомнил пахнувший в темноте могильный дух.

Но нет, там, на месте бойни, скорее пахло сырой землёй и плесенью, а тут – вполне банальной гнильцой и тухлятиной, как за мясной лавкой Помойки в жаркий июньский денёк.

Пакетик тем временем отступил на шаг, потом ещё. Развернулся и вдруг ринулся прочь.

– Эй! – Тимка кинулся следом. – Ты куда?!

Догнать вонючку удалось не без труда – лис, казалось, не знал усталости и если бы сам не замер на краю освещённой площадки, настигнуть его у Тимки вряд ли бы вышло.

Вцепившись в лисий локоть, кот отчаянно потянул его обратно:

– Стой же ты… Блин. Ну чёрт побери!.. Ох…

Молниеносно развернувшись, Пакетик одной рукой ухватил его за горло и легко, без видимых усилий вздёрнул вверх.

Тимкины лапы оторвались от земли, и кот беспомощно повис в воздухе, тщетно пытаясь разжать неожиданно крепкую руку двумя своими.

Жутковатая маска с чёрными провалами глазниц. Хрип беспомощного кота. Капающий с неба дождь – едва заметная противная морось.

«Как нелепо», – пронеслось в мутнеющем сознании.

Но прежде чем в глазах окончательно потемнело, лис спохватился и разжал ладонь. Тимка выпал и неловко растянулся на асфальте, кашляя и растирая отдавленное горло.

Чёрт побери… это было больно.

И жутко.

Как попасть в гидравлический захват мусоросборника.

Того, который контейнеры подхватывает.

А ведь Пакетик был немногим крупнее – ну на голову с небольшим выше. Ну в плечах пошире… Но даже каменные лапы здоровенных охранников не оставляли ощущения такой неумолимой несокрушимости, как эта пугающая хватка!

Тимка до сих пор с трудом проглатывал воздух. Словно не дышал, а пил. Глотал обжигающе холодную жидкость.

Безмолвный лис вновь развернулся, собираясь уйти. И кот снова машинально вцепился ему в локоть. Запоздало испугавшись повторения аттракциона, он даже зажмурился, но пальцы так и не разжал.

Впрочем, никакой расправы не последовало.

Лис в маске замер, словно решая, что делать дальше. Или к чему-то прислушиваясь. Просто стоял, не оборачиваясь, но и не вырываясь. И словно бы даже намеренно отвернувшись сильнее. Будто безумно хотел вырваться и сбежать, но в то же время – хотел и остаться.

Тимка всей шкурой чувствовал эту странную «переломность момента». И зачастил, захлёбываясь и боясь упустить эти самые важные секунды:

– Нашёл на что дуться. Ну ляпнула эта дура… Что с неё взять… Ну, куда ты пойдёшь? Нам бы сейчас вместе, а… Слышишь?

Лис резко развернулся, нависнув над тощим кошаком и почти в упор уткнувшись в его нос собственным. Намокающая под дождиком маска теперь уже не казалась забавной, а неразличимая темнота глазниц и вовсе вгоняла в дрожь.

Под дождём бумага подмокла, и на ней стали проступать какие-то тёмные пятна – не то гной, не то кровь… Тимке не хотелось об этом думать. А ещё в нос ударила совсем уж невыносимая вонь, от которой его замутило и к горлу подкатил рвотный позыв.

Секунд пять Пакетик молча нависал над ним, не издавая ни звука. А Тимка, едва сдерживая дрожь и желание отшатнуться, таращился в жуткие прорези размокающей на глазах маски, отчаянно пытаясь не морщиться от тошнотворного запаха.

На секунду ему показалось, что в тёмных провалах блеснули глаза, но может быть – лишь показалось? Может быть, там и впрямь – лишь пустые провалы глазниц да могильные черви? Что там, под этой маской? Что может испытывать это странное создание сейчас?

Бедняга явно неровно дышит к ехидной кошке.

А ещё – наверняка и сам мучается от этого своего смрада.

Там, в казематах, на расстоянии в десяток шагов, этой вони почти не ощущалось – вентиляция была на уровне. Но здесь, с расстояния в пару дюймов…

А может, загадочный телепат – это он и есть? Недаром же бытует мнение, что природа компенсирует увечным их недостатки! Да и силён этот «квазиморда» – не по наружности.

«Это ты?» – мысленно спросил Тимка, подозревая теперь таинственного помощника в каждом.

Но таинственный Голос в очередной раз промолчал.

Тем временем лис отстранился. Как показалось Тимке, с каким-то сдавленным не то хрипом, не то вздохом. То ли скрывая мучительные эмоции, то ли просто стараясь лишний раз не дышать в сторону кота.

Набравшись смелости, Тимка вновь ухватил обмякшую ладонь уродца и осторожно потянул обратно в сторону компании.

И неожиданно сильный лис покорно обмяк и шагнул следом.

Но едва Тимка развернулся в нужном направлении, как чуть не налетел на нового персонажа этой странной драмы.

Низкорослый нескладный мыш стоял прямо позади него – вероятно, уже довольно долгое время. Стоял и пялился куда-то в район Тимкиной коленки.

Голову малыша покрывали грязные бинты, а вместо майки-балахона на нём было нечто вроде набедренной повязки из каких-то невнятных тряпок не первой свежести.

Дрожа под прохладным летним ветром, малыш зябко поджимал то одну то другую промокшую в луже лапку, но выбраться на сухое место почему-то не пытался.

В их сторону мыш не смотрел, словно полностью отрешившись от всего происходившего вокруг. Просто молча стоял и беззвучно шевелил губами, будто какой-то псих или умалишённый.

И было в этой отстранённости нечто едва ли не более жуткое, чем в маске Пакетика. Да и стоял новенький как-то слишком близко. Пугающе близко.

Наверное, ещё вчера Тимку до дрожи напугал бы этот забинтованный фрукт и его странное поведение. Но сегодня… Сегодня на него обрушилось уж слишком много страхов, так что в какой-то момент он вдруг просто перестал бояться. Во всяком случае – не такую мелюзгу, пусть и с прибабахом.

Мелкий коротколапый мыш едва доставал макушкой Тимке до середины рёбер.

Лет девять-десять. Может, чуть старше.

С мышами возраст не вдруг определишь – растут они странно… За пару-тройку лет вырастают насколько могут и остаются такими до глубокой старости. Что мальчишки, что взрослые или старики… Но этот вроде бы совсем мелкий. Уж точно не старше Тимки. И тоже явно беглый. Может, таинственный спаситель, заваривший всю эту кашу, точно так же вскрыл и другие тюремные блоки? Были ведь на общем смотре и десятки других узников?

Кот присел перед найдёнышем, разглядывая неказистого беглеца и тщетно пытаясь заглянуть в глаза. Словно противясь этому, мыш опустил нос пониже.

– Эй, ты ещё откуда вылез? – Тимка осторожно дотронулся до мышиного плечика.

Странный гость неопределённо дёрнул противоположным плечом и отвернулся.

– Ещё один немой на мою голову, – буркнул Тимка. – Ну… иди, что ль, и ты с нами.

Собирать – так уж всех. Тимка не то чтобы любил компании… как правило, скорее уж наоборот, но… Здесь и сейчас – иной случай. Слишком уж много пережили вместе. Слишком уж… ну, в общем, вместе, наверное и впрямь проще.

Чем больше плот – тем меньше качка.

И он ухватил малыша за руку и потащил обоих обратно.

Вздрогнув от прикосновения, мыш повёл в его сторону носом, но сопротивляться не стал.

– Ну и на кой ты притащил Мистера Вонючку обратно? – неприветливо буркнула Вейка. – И где нашёл… это?

Кошка брезгливо ткнула пальчиком в направлении мыша.

– Ой, заткнись уже, а? – Динка чувствительно пихнула её локтем по рёбрам, и кошка возмущённо вскинулась.

– А ты меня не затыкай! А то…

– А то что? – волчица была хоть и тощая, но ростом выходила на голову выше. Да и выглядела… весьма крепче кошки. И смотрела с этаким злым задором – словно только и мечтала о хорошей драке.

Вейка насупилась, но вякнуть что-нибудь из своего обычного репертуара не решилась.

Попытавшись разрядить обстановку, Рик фамильярно приобнял обеих за талии:

– Девочки, не ссорьтесь.

И тут же схлопотал от обеих – по рёбрам и по морде.

– Ну мля… вы чё? Дуры! Уж и пошутить нельзя… – он отступил, потирая ушибленные места.

– Иди вон с ним пошути, – кивнула кошка на Пакетика, и бумажная маска, словно бы с иронией, повернулась к Рику и чуть склонилась на бок словно приглашая и впрямь попробовать. Лис поспешно отступил ещё на шаг и почти скрылся за волчицей.

– Ладно, проехали, – резюмировала Вейка. – И ты, Мистер Вонючка, извини и всё такое.

Она неопределённо пошевелила пальцами в воздухе.

– Ну а ты кто будешь? – волчица присела перед мышем.

– Неважно, – мыш впервые поднял взгляд, и Тимка напрягся – глаза у него были какие-то… нездоровые. Без белков – сплошная чернота.

– Опаньки… – волчица непроизвольно отшатнулась. – Это что с тобой?

Мыш скривился и вновь уставился себе под ноги.

– Парад уродов, – буркнула Вейка. – А где там наша машина смерти?

Все дружно поглядели на вышку, но никакого шевеления отсюда видно не было.

– Что делать-то будем? Когда выберемся? – вновь подал голос Рик.

– Ты выберись сначала… – Вейка демонстративно отошла в наветренную от Пакетика сторону, не заботясь о неодобрительных взглядах остальных и с нетерпением покосилась на вышку.

Бельчата – тоже малышня ещё младше Тимки – старательно делали вид, что исходящий от Пакетика смердёж ничуть их не беспокоит.

Один из близняшек таращился на него, второй – разглядывал забинтованного мыша.

Динка на гнилостную вонь не реагировала никак.

Спустя мгновение из тени показалась рысь. Скользнула удивлённым взглядом по новенькому и поманила компанию к вышке.

– С часовым мы… договорились. Валим.

И они «повалили».

– Глаза в пол! – рысь поднесла к кошачьей морде увесистый кулак и Тимка послушно потупился, стараясь не думать о том, какое зрелище бы открылось, задери он голову вверх – пока Ронка в её короткой маечке карабкалась бы выше по лестнице. – По одному следом.

Окинув компанию суровым взглядом, самозваная предводительница беглой компании ловко вскарабкалась по лестнице и свесилась вниз с дощатой площадки:

– Следующий!

Тимка попытался было переместиться в конец очереди, но никто из пленников не горел желанием лезть перед остальными. В результате пришлось карабкаться следом, проклиная просторную майку и отчаянно надеясь, что у всех, кто остался внизу хватит такта не задирать головы вверх.

«Уговорённый» часовой был пристёгнут собственными наручниками к поддерживающему крышу столбику. Пёс хмуро таращился на прибывающих беглецов и молчал.

Вскарабкавшись на вышку, компания набилась на тесном пятачке так, что напиравшие сзади невольно притиснули Тимку к рысьей спинке… и всему, что там пониже… Рона порывисто обернулась, и он непроизвольно зажмурился, ожидая плюхи и молясь, чтобы последствия этого невольного контакта не проявились под проклятым балахоном слишком явно.

Конечно, паника, дождь и холодный ветерок никак не способствовали подобным конфузам, но не слишком избалованный женским вниманием, Тимка несмотря ни на что ощутил в паху предательское оживление.

К счастью, то ли Ронка не успела ничего заметить, то ли решила сделать вид, что не заметила, но в данный момент её явно больше интересовал способ спуска вниз.

– Первым – ты, – она ткнула пальцем в Рика, затем в Пакетика. – Затем ты. Ловите мелких, остальные сами.

– Почему я? – возмутился Рик, косясь на ухмыльнувшегося охранника. – Эй!!! Ааааа!!! Ып…!!!

Не дожидаясь развития диалога, лис в маске небрежно взвалил Рика на плечо и непринуждённо спрыгнул с ним в темноту. Прямо через борт. Прямо с высоты раза в три превосходящую его собственный рост.

Тимке на миг даже почудился хруст костей – высота была футов десять, если не больше. Многие ломали ноги, сигая и с куда меньших высот. А уж ощущения взваленного на плечо Рика и вовсе представить сложно. Выглянув за борт и убедившись, что с первопроходцами всё в порядке, они принялись по одному перебираться наружу – на приступочек по нижнему краю борта. Приседали, свешивались на руках, жмурились и прыгали вниз как неуклюжие кульки с мусором.

Капризную Вейку пришлось выпихивать чуть ли не силой.

Сдавленно взвизгнув, она неловко сорвалась вниз, но в очередной раз была спасена Пакетиком.

Следом молча сиганула Динка, уверенным резким скачком миновав руки собиравшихся ловить её Рика и Пакетика. Тяжело приземлилась чуть в сторонке, едва ли не по колено уйдя в размякшую от дождя землю. Следом отправились близняшки, мыш и сам Тимка. Ронка прыгнула последней. Сбросив наземь какой-то свёрток, она ловко приземлилась и с перекатом ушла в сторону. Да так ловко, словно не один день тренировалась сигать с подобной высотищи.

– Акробаты, пля… – буркнула Вейка, с опаской косясь на маску в очередной раз поймавшего её Пакетика. Размокшая бумага облепила лисий череп, и теперь тот выглядел как какая-то нелепая корявая поделка из папье-маше – того и гляди расползётся от неосторожного движения. И что же они тогда там увидят?

Представить, от какой раны могла исходить такая вонь, Тимка сильно затруднялся. Видал он и ножевые, и пулевые, и гангрену, и проказу, и даже накладные язвы профессиональных нищих, изготовляемые из протухшего мяса. Но все их запахи ни в какое сравнение не шли с амбрэ, исходившем от размокшей маски.

Подхватив с земли свёрток, Рона набросила на почти голого мыша стянутую с охранника куртку. Помимо этого своеобразного трофея, в добытом и сброшенном сверху свёртке оказался какой-то пакет. Судя по запаху – ужин.

От запаха котлет и картофельного гарнира у Тимки тотчас заурчало в животе.

Аж желудок свело при мысли о толстом сочном бутерброде. Пакетик же с пристальным интересом впился своими прорезями для глаз в пластиковый мешок.

– Это хочешь? – уловив его интерес, Рона помахала свёртком, и лис поспешно закивал.

– Ну на, держи, – рысь освободила пакет, в котором и впрямь были бутерброды и пластиковый контейнер с картошкой и котлетой.

– Надеюсь, никто не будет возражать, если это мы отдадим самым мелким? – не дожидаясь ответа, рысь разделила ужин охранника меж бельчатами и мышем.

Все почему-то посмотрели на Вейку, но кошка молча надула губки и отвернулась, сделав вид, что любуется окрестностями.

Пакетик же и вовсе сбежал в кусты, вероятно – сооружать себе новый «шлем».

В очередной раз посочувствовав уродцу, Тимка невольно представил себя на его месте. Каково это – таскать этакую маску, прячась от мира, выслушивать по поводу вони… и вообще? Эта хрень, наверное, ещё и болит нехило!

И тут за забором громыхнуло.

В небо взвились огненные клубы и чадный дым. Впрочем – на фоне ночного неба, дыма почти не было видно. А вот султан пламени, вероятно, был заметен даже из города, огни которого виднелись неподалёку.

Оглушённые взрывом и сбитые с ног тугим потоком горячего воздуха, беглецы метнулись в ночь. Благо никому и в голову не пришло отделяться от толпы. Коротколапого мыша подхватил на руки неутомимый Пакетик, остальные дёрнули своим ходом.

Выдохшись, скатились в какие-то буераки, заросшие бурьяном и папоротником, попадали на землю.

– Ну и что дальше? – хмуро осведомилась кошка, шумно всасывая воздух.

– Я знаю, что дальше, – помедлив, вызвался Тимка. – Идёмте.

– Куда?

– Придём – увидишь. Или есть другие предложения? – не услышав возражений, кот повёл компанию прочь.

Если их каким-то образом не вывезли вообще в другой город, то там, впереди, виднелась окраина Бричпорта, который Тимка знал как свои пять пальцев.

Ну точно, вот и портовый маяк и покачивающиеся на воде огни кораблей. А значит… значит, всё не так уж плохо.

Над шоссе, оставшемся изрядно в стороне от их маршрута, пронеслось звено вертолётов, а следом – потянулась колонна грузовиков, направлявшихся к базе.