Краденый Мир

– Идиот! Кретин! Чёртов придурок, я же сказал не трогать его! – ревел в трубке голос Фогла. – Да ещё при журналистах! Ладно хоть не перед камерой позировал!

– Босс…

– Заткнись, урод! Какого хрена ты втянул в это их чёртова ребёнка? – Фогл исчерпал свой богатейший запас ругательств и начал повторяться даже в простейших выражениях. – Ты же знаешь правило – женщин и детей – никогда.

О, Лоренцо знал правило. Более чем хорошо. И то, как часто нарушал его сам Фогл. В крайних, конечно же, случаях… И, разумеется, не столь публично и явно… Как это невольно получилось у него самого. Но кто же знал, кто же мог подумать, что сюда припрутся эти гнусные журналюги?

Ёжась и вздрагивая от каждого нового всплеска начальственного гнева, Манетти виновато вздыхал и переминался с ноги на ногу в невесть как уцелевшей в этих трущобах телефонной будке. Надушенный лосьоном белоснежный платок изящно изолировал его ухоженную ладонь от контакта с замызганным пластиком, а динамик и микрофон он благоразумно держал в дюйме от уха. Держал и морщился, выслушивая поток нелестных эпитетов и перечисление прошлых грешков, слушал и вспоминал как ещё совсем недавно Фогл не позволял себе ничего такого. Как он по праву считался его правой рукой, выполнял ответственейшие поручения и был завсегдатаем всех семейных вечеринок. И вот – стоило совершить пару промашек, не промашек даже, а так… несколько несчастных стечений обстоятельств и вот он уже выслушивает это все как какой-нибудь тупоголовый громила. Выслушивает и поддакивает!

Лоренцо вперил тяжёлый взгляд в спину одного из таких громил, что широко расставив ноги и возвышаясь по обе стороны от будки заставляли прохожих огибать её по широкой дуге.

Дослушав поток сквернословия, Лоренцо вздохнул, аккуратно повесил трубку и задумчиво вышел из будки.

– Босс? – вопросительно пробасил такой же побитый и местами заклеенный пластырем бык.

Манетти вздохнул, поморщился и молча мотнул головой в сторону джипа.

Со стороны пожарища показался четвёртый член маленького отряда – запыхавшийся пёс в несвежей рубашке и потёртой кепке.

– Шеф… – задыхаясь, он остановился у джипа и тяжело опёрся ладонями о нагретый капот. – Шеф… уфф… там… этот… ну, который нас…

Лоренцо встревоженно и недоверчиво вскинулся, разглядывая гонца хмурым и подозрительным взглядом. Во все, даже мимолётных, даже косвенных и деликатных упоминаниях о злоключениях и конфузах последних дней ему мерещилась затаённая насмешка. Словно все окружающие только и делали, что обсуждали эти истории за его спиной. Словно уже едва сдерживались и в его присутствии, чтобы не смаковать подробности его недавних унижений. Со столь многими трудами и стараниями, грозная репутация правой руки Дерека Фогла рушилась как карточный домик.

Лис нервно побарабанил пальцами по дверце джипа и обвёл взглядом подручных.

– Ты уверен, что это он?

– Точняк, шеф. Нырнул в дом через чердак…. Я… лично видел! – запыхавшийся пёс никак не мог справиться с дыханием.

– И?

– Минут пять прошло… Я уж думал все – угорел напрочь… А он… – от избытка чувств гонец бессвязно задвигал руками в воздухе, словно надеясь тем самым полнее передать картину происходящего. – Потом вышел… девку Хобрина вынес. А сам… Сам как барбекю, натурально. Аж до корки!

– Умер? – со странной смесью надежды и разочарования спросил лис.

– Вроде да. Пару шагов сделал и рухнул.

Лоренцо разочарованно поскрёб подбородок и поморщился.

Даже как-то жалко и обидно. Хотя удачно. И весьма кстати, если выдать роковую случайность за тщательно продуманный и приведённый в исполнение приговор. Не понадобилось ни облав, ни армии мордоворотов. Один точный, тщательно рассчитанный удар.

Осталось лишь позаботиться о том, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, чьих рук это дело. Чтобы все узнали. И к дьяволу осторожность. Неужто босс не понимает, что спасти свою репутацию от окончательного падения он может лишь проявив решительность и предельную жестокость? И к чёрту журналистов, к чёрту полицию. Всех к чёрту!

Он, Лоренцо Манетти, решит все насущные проблемы в лучших традициях профессии. И так, как сочтёт нужным. А потом хоть трава не расти… Победителей не судят. Ну, то есть, конечно, судят… Иногда. Но в его случае ситуация всё равно практически безвыходная. Потеряй он уважение… в кого он превратится? Да его даже босяки уважать перестанут!

А уж если этот проклятый монстр сам окочурился… грех не использовать такую возможность.

– Поехали. – Лоренцо решительно плюхнулся в джип и захлопнул дверцу.

– Босс… там журналисты. И может быть уже полиция. – На всякий случай напомнил «гонец».

– К черту всех. Мы просто проезжали мимо, увидели пожар и остановились поглазеть. Ну а если журналисты нас пофотают да напишут – тем лучше. Полиция ничего не докажет, а все портовое отребье увидит, что бывает с теми, кто идёт против нас.

Кабан-водитель обменялся с коллегами хмурыми взглядами, в то время как Лоренцо отчётливо повеселел и уже предвкушал самую приятную фотосессию в своей жизни.

Джип вкатил во дворик и грубо раздвинув толпу капотом, остановился неподалёку от скорой и пожарной.

Грубо распихивая зевак, гангстеры двинулись к эпицентру событий.

Окружающие порывисто оборачивались, порой начинали бурчать что-то неуважительное, но поняв с кем имеют дело быстро затыкались и спешили убраться с их пути как можно быстрее. В результате «делегация» почти беспрепятственно добралась до эпицентра событий, где толпа была совсем уж плотной, а возбуждённый гомон голосов сливался в сплошное монотонное «бубубу» из которого с большим трудом удавалось вычленить нечто более-менее связное.

– Бедняжка, какой ужас… вот так, средь бела дня…

– …заживо сгорел

– …а девку спас, спас…

– какая уж тут скорая…

– а вдруг откачают?

– да ты его видел? Не дышит уже…

– настоящий герой, я думала такое только в кино бывает. Не то что ты….  Уу, морда пьяная! – Ближайшая к ним тётка назидательно ткнула кулаком в скулу опостылевшего мужа.

– Живьём бы таких гадов жечь. Ух, попадись он мне, я бы его… – Муж –пивное пузико на рахитичных ножках, несвежая майка и классические домашние кальсоны с пузырями на коленках – напыжился, сжав вялый кулачок, словно в попытке продемонстрировать как бы лихо расправился с поджигателем.

В порыве праведного гнева или в поисках поддержки окружающих, мужичок обернулся и замер, наткнувшись на презрительный надменный взгляд Лоренцо.

Лис холодно улыбнулся и стушевавшийся кухонный герой рассосался в толпе, утащив от греха подальше и толстуху-жену.

По толпе покатились тревожные шепотки:

– Смотри, смотри… это он.

– Точно он. Лоренцо-Пижон.

– Манетти…

Словно одна за другой падающие костяшки домино, десятки лиц обернулись к ним. Настороженные, испуганные, а кое-где и злые взгляды.  Изумление, неприязнь, животный страх.

Надменно вскинув подбородок, лис ухмыльнулся: вот это было привычно, это было приятно. Они смотрели на него так затравлено, словно в любую секунду ожидали, что он выхватит автомат и начнёт стегать их очередями.

Его боялись. И, наверняка, ненавидели. Особенно дородная супруга упрямого профсоюзника, прижимавшая к себе плачущую дочь в фургоне скорой помощи. Ненавидели, но предпринять ничего не решались.

И четвёрка бандитов беспрепятственно рассекая толпу, двигалась к тесному пятачку меж пожарной машиной и скорой помощью.

Заметив гангстеров, журналистка-собачка пихнула в бок оператора и тот, отвлёкшись от съёмки чего-то лежащего на земле, направил камеру в их сторону.

Лоренцо едва удержался от инстинктивного желания прикрыть лицо растопыренной ладонью и отвернуться. Извечный неистребимый враг их профессии сейчас играл ему на руку. От умения подать себя зависела его дальнейшая «карьера». От способности выдержать неуютные вопросы – степень внимания к его персоне полиции и градус гнева со стороны Фогла.

– Лоренцо Манетти? – эффектная красавица с микрофоном вскинула бровь и расплылась в хищной белозубой улыбке. – БиЭсНьюз, пару слов о случившемся, пожалуйста?

Натянуто улыбнувшись, лис уставился в камеру, не в силах одновременно думать о всемирной известности и придумывать подобающие ответы на горохом сыплющиеся на него вопросы.

– Что? – он растерянно моргнул, словно сгоняя наваждение и постарался не думать о камере.

– Наши зрители наверняка не прочь узнать, что привело вас сюда именно сейчас, в эту трагическую минуту. Дела? Или… роковое совпадение? – Репортёрша иронично вскинула бровь и подсунула ему микрофон.

Не ожидавший такого напора, Лоренцо едва не отшатнулся. Лихорадочно собираясь с мыслями, лис вздохнул и судорожно оглядел неприязненно и опасливо таращившиеся на него лица.

– Мы просто ехали мимо, увидели… дым… И решили посмотреть не можем ли мы чем-либо помочь.

«Боже, что я несу… какая чушь, бред… позор…»

Манетти едва не зажмурился, представив, как нелепо и дико звучит со стороны только что выданная им фраза.

Этакий бравый отряд до зубов вооружённых бойскаутов, не щадя джипа своего, спешащих на помощь обывателям трущоб. Ладно хоть сопровождавшие его амбалы при виде камеры оторопели и стушевались ещё сильнее – сгрудившись за его спиной, громилы не знали куда себя девать и чуть ли не приседали от стремления спрятаться от всевидящего ока за его спиной.

Черпая самообладание в этом контрасте, Лоренцо немного успокоился и как мог придал себе уверенный, непоколебимый вид.

Журналистка неприкрыто ухмыльнулась их явному замешательству и продолжила атаку:

– То есть, вы утверждаете, что причина вашего появления здесь – совсем не конфликт интересов профсоюза грузчиков и вашего босса, Дерека Фогла?

– Конфликт? Упаси боже. Легкие разногласия в организационных вопросах. – Мало по малу обретая уверенность, мурлыкнул лис вполне светским тоном и тоже двусмысленно улыбнулся, картинно разглядывая ухоженные когти.

Мечта выглядеть внушительно и грозно для одних и достаточно невинно и безобидно для других трещала по всем швам. Сейчас он выглядел скорее жалко, причём для всех. Уже и сам не рад что рискнул ввязаться во всё это столь опрометчиво и без репетиции, но отступать было поздно.

– И к поджогу вы, разумеется, не имеете никакого отношения? – переходя все рамки профессиональной этики, журналистка вложила в этот вопрос столь много издёвки и сарказма, что Лоренцо едва сдержался, чтобы не размазать эту мерзкую улыбку по асфальту здесь и сейчас, невзирая ни на какие камеры и толпу свидетелей.

Вздохнув, он прекратил разглядывать когти и вскинул взгляд на дерзкую репортёршу. Была бы она столь же наглой и бесстрашной, повстречайся они наедине в каком-нибудь уютном закоулке?

Перед глазами лиса понеслись картины с участием её тела – одна другой вульгарней и пошлее. Он смотрел на неё неприкрыто оценивающе – как на какой-то кусок мяса с прилавка, внезапно осмелившийся заговорить с покупателем.

– Разумеется не имею. – Тщательно сдерживаясь, чтобы не поморщиться Манетти гадко, издевательски улыбнулся. Собачка не выдержала эту своеобразную «дуэль», отвела взгляд первой и лис продолжил. – Кроме того, если бы мы и применяли подобные… гм… методы – разве разумно было бы вернуться и дать по этому поводу интервью?

Ответный сарказм заставил журналистку сбавить темп и стушеваться.

– Ну… говорят, так бывает… что…

«Преступник всегда возвращается на место преступления» – мысленно закончил подразумевавшуюся теорию лис. И снова улыбнулся – уже почти доброжелательно, с полным осознанием победы на чужом поле и по чужим правилам. Ну или если не победы, то хотя бы временного успеха.

Воспользовавшись паузой, Лоренцо обернулся к подручным и выразительно дёрнул глазами в сторону: хватайте труп и тащите в джип, пока босс вызывает огонь на себя.

– Ещё вопросы? – Лоренцо повернулся к замешкавшейся собачке и ухмыльнулся ещё шире.

Напористая журналистка окончательно стушевалась, не в силах грамотно развить зашедшее в тупик «интервью». Внезапный встречный вопрос явно выбил её из привычной колеи и помешал придумать очередную полную сарказма фразу.

– Эмм… пожалуй…

– Скажите, а что вы делаете этим вечером? – Лоренцо изогнул брови как заправский ловелас, внутренне ликуя внезапной смене ролей. Жертва поменялась местами с охотником.

– Я? – окончательно растерявшись, собачка растерянно оглянулась на ослика-оператора. – Эмм…

– Смелее, я не кусаюсь. – Лоренцо-Пижон самодовольно улыбался, беззастенчиво разглядывая волнующие изгибы её тела. – Как насчёт… встретиться в менее формальной обстановке?

Он подхватил её ладонь и осторожно потянул на себя, вконец растерявшаяся собачка потянула руку к себе, с некоторым усилием высвободилась и опасливо отодвинулась.

Потребовавшаяся для этого сила была недостаточной для того чтобы расценить этот жест как неприкрытую агрессию, но заметно большей, чем принято в подобных случаях. Этакий неприкрытый намёк, молчаливый, разительно не вяжущийся с улыбкой, но прекрасно дополняющей колючий ледяной взгляд.

– Нет, извините… очень плотный график. Очень. – Попятившись под его пронзительным взглядом, собачка торопливо прихватив оператора, поспешила отступить в свой фургончик.

– Жаааль. – Протянул искренне разочарованный лис, уже придумавший много забавных развлечений. – Надеюсь, вы ещё передумаете.

Ответив испуганным сердитым взглядом, журналистка молча захлопнула дверь фургона.

Потеряв к ней интерес, Лоренцо обернулся туда, где толпа зевак ещё обступала обгоревшее тело. Морщась от запаха дыма с примесью жжёного мяса, он двинулся туда, где над толпой виднелись знакомые головы. Громилы уже протолкались к лежащему телу и переминались теперь в передних рядах толпы, не решаясь ничего предпринять.

Над телом прямо на земле сидел медик – молодой нервный койот. Обступившие его зеваки молча смотрели на труп, из глаз у многих текли слезы. Рядом с телом стояли носилки, но ни санитар, ни кто-либо из присутствующих попыток госпитализировать неизвестного героя не делали.

Лоренцо протолкался в первый ряд и тоже замер, словно попав в этот странный всеобщий ступор, завяз в нем как муха в кленовом сиропе.

Стоял и смотрел сверху вниз на распростёртый у его ног обгоревший трупик. Тощее, до пояса укрытое казённой простынкой тело. До смешного маленькое и тщедушное, столь разительно не сочетающееся с чудесами вёрткости и ужасающей, звериной силой.

Медик всхлипнул и осторожно, бережно укрыл лицо трупа свободным куском простыни. По толпе пронёсся шорох, но лис был слишком занят, слишком погружен в собственные мысли, чтобы придавать значение странностям окружающих.

Он таращился на тело и до боли стискивал кулаки.

Нет… не может быть… это не он, не он! Тот был больше, крупнее… Слишком силён и быстр, чтобы вот так…. Так просто?…

Лоренцо рывком наклонился, ухватил простыню за самый край и небрежным жестом отбросил с конечности покойника. Костистая широкая ладонь, огромные, неестественно мощные когти.

Не обращая внимания на ропот толпы и скрестившиеся на нём недовольные взгляды, лис брезгливо скривился.

Проклятье… Ночи, долгие бессонные ночи он вынашивал планы мести. Придумывал и перебирал в памяти жестокие, изощрённые пытки, тщательно перетасовывал порядок их следования, как опытный шеф-повар прикидывал, не удастся ли втиснуть в обширную пыточную программу ещё какое-нибудь дивное, чудесно утончённое изобретение. Творил, изобретал… готовил это сладкое блюдо мести, сонату, симфонию боли. О, как он мечтал, как жаждал их новой встречи!

И вот на тебе… Проклятая зверюга мертва. Бессовестно, бесстыдно мертва! Сбежала туда, куда не дотянуться даже Фоглу!

В бессильной ярости он стиснул кулаки так, что онемели пальцы и с нарастающей злобой уставился на тело.

– Босс… а босс… – шепнул на ухо кто-то из верзил и с внезапной робостью едва ощутимо тронул за локоть.

С шумом втянув воздух раздувшимися ноздрями, Лоренцо яростно отдёрнул руку, размахнулся и отвесил трупу пинок.

После чего события завертелись самым пугающим и внезапным для него образом. Окружающее быдло внезапно всколыхнулось, разом пришло в движение. К его белоснежному костюму потянулись десятки, сотни рук. Испуганно ойкнув, незадачливый гангстер рванулся, оставляя в их скрюченных когтях клочья костюма и, кажется, даже шкуры.

Разразившись неразборчивыми воплями, толпа сжала, стиснула его со всех сторон. Он попытался вытащить пистолет, даже успел спустить курок, но то ли ни в кого не попал, то ли единичная потеря ничуть не смутила озверевших зевак. Его рвали, терзали, дрались за него как стая голодных крыс за брошенную им булку.

Пистолет выпал из прокушенной кем-то руки, чьи-то когти болезненно прочертили лицо, чьи-то зубы впились в лодыжку. Завопив от неожиданности и боли, он рванулся, визжа и царапаясь, в свою очередь укусил чье-то ухо, получил несколько чувствительных ударов по лицу и внезапно каким-то невероятным чудом буквально выпал из собственного пиджака под ноги толпы. Рухнув на карачки быстро-быстро пополз меж топчущимся вокруг лесом ног, терпеливо и стойко перенося пинки и зуботычины, лягаясь и бодаясь в ответ, не побрезговав даже в ответку вцепиться зубами в чью-то конечность.

Вырвавшись из обезумевшей толпы, перепуганный Лоренцо метнулся прочь, хромая и задыхаясь от усилий. Не сразу сообразив, в каком направлении спасительный джип, преследуемый толпой лис заложил вдоль двора широкую кривую. Ринувшаяся следом толпа оставила на земле безжизненное обгоревшее тело и несколько корчащихся избитых бандитов. Чуть в стороне со стонами держался за простреленное колено один из местных.

Воспользовавшись передышкой, громилы со стонами захромали к джипу по кратчайшей прямой. Лихорадочно крутанув зажигание, водила втопил газ и тесня толпу бампером кое-как отсек погоню от готового уже сдаться Манетти.

Задыхающийся гангстер рыбкой нырнул на заднее сиденье, прямо на колени подельников, вцепился в чьи-то руки, а те в свою очередь – в остатки его одежды. Налетевшая толпа сунулась внутрь, лис отчаянно заработал ногами, отчаянно брыкаясь и лягая этот лес рук и стену оскаленных морд. Происходящее напоминало сакраментальные сцены из «зомби апокалипсиса», с той лишь разницей, что местные двигались отнюдь не медленно и помимо рук охотно применяли всевозможные подручные средства.

Поиграв в перетягивание шефа, подручные Лоренцо победили и удирающий джип метнулся прочь.

В заднее окно врезался булыжник и все прекратилось – взбесившаяся толпа осталась позади.

Задыхающиеся бандиты, судорожно переводя дух, обменялись безумными взглядами.

– Домой. – Мучительно сглотнув пересохшим ртом, Лоренцо кое-как придал себе вертикальное положение и раздражённо ощупал в кровь разбитые губы.

 

***

 

С ногами забравшись на диван, Джейн и Чарли с заговорщицким видом смотрели то на лежавшую меж ними мобилку, то друг на друга.

– Мистер Купер, я принесла вам сенсацию. Подлинную, самую настоящую сенсацию. Подробности той истории про шумиху в госпитале, уникальные фотографии с места происшествия…. – Чуть ли не на распев повторяла Джейн заученную фразу.

– Чёткие. Чёткие фотографии. – Напомнил Чарли. – Ты забыла подчеркнуть качественность снимков.

– Уникально чёткие фотографии с места…

– Нет, нет, не так! Уникальные снимки отличного качества. – Вновь поправил Чарли.

– Оуу… Хорошо, «уникальные снимки отличного качества». – Послушно повторила Джейн и была вознаграждена небольшим бутербродом.

– А ефли он не пофефит? – с набитым ртом поинтересовалась лисичка.

– Тогда пригрози отдать это в БиСи Ньюз или тому же Желтку. Много они не заплатят, но Купер себе потом все локти сгрызет! – Представив себе эту картинку, Чарли хихикнул.

Дожевав бутерброд и облизнув пальцы, Джейн собралась и сосредоточилась, уставившись на трубку мобильного телефона как штангист на рекордный вес.

– Окей… Звоню. – Она вздохнула, нашла нужный номер и приложила трубку к уху.

«Я принесла вам сенсацию, самую настоящую сенсацию с подробностями шумихи в госпи….» – затарторил Чарли, напоминая ей текст. Джейн скорчила сердитую гримаску и замахала на него свободной рукой.

– Миссис Кирквуд, это Джейн Бенсон, соедините меня пожалуйста с мистером Купером. – От волнения Джейн осторожно прикусила губку и насупилась, проследив бурундучиный взгляд, нагло упёршийся в её туго обтянутую майкой грудь.

– Мистер Купер? Это…  О… Я… – Позабыв о Чарли, Джейн брезгливо отодвинула трубку от уха и закатила глаза, пережидая поток ругательств.

– …И если вы думаете, что фамилия, которую вы носите, даёт возможность не являться на работу по нескольку дней, то вы сильно заблуждаетесь! – закончил тираду пожилой енот, внезапно сменив тон на почти спокойный. – Где вы, черт побери?

– Я… – разом забыв заготовленную речь, Джейн в панике зажала трубку ладошкой и уставилась на Чарли. Бурундук замахал на неё руками. – Сэр… я…

– Что вы мямлите? Я задал простой вопрос – где вы и чем заняты? Вы вообще помните, что завтра я жду от вас статью о подростковой преступности, в частности о магазинных кражах и махинациях самих владельцев торговых площадок?

– Да сэр… – Джейн хлопнула себя по лбу и едва не застонала с досады – со всеми приключениями этих дней работа совсем вылетела у неё из головы. – Сэр! Послушайте… я… у меня есть сенсация. Нет, не как в прошлый раз. Снимки абсолютно чёткие, да. Это тот случай в госпитале. Нет, сэр! Уверяю вас, всё не так! Это не чушь, сэр… Один момент! Эй! Дайте мне минуту! В офис? Нет, мне бы не… Сэр?

Джейн с негодованием уставилась на трубку, издававшую короткие отрывистые гудки. Выронив аппарат, зарычала, состроив злобную гримаску и с усилием скрючив пальцы – так, словно в её ладонях была кукла вуду на главного редактора и она яростно и злобно комкала и рвала её со всей силой и злостью, на которые была способна.

Чарли хихикнул и подняв телефон, выключил гудки.

– Как же он бесит. – Выдохнула она через несколько секунд. – Требует, чтобы мы явились в офис или оба уволены.

– Ну так явись. – Уточнил Чарли. – Про меня там речи не было.

– Полагаю, твоё отсутствие он тоже заметил. – Ехидно предположила Джейн.

– Оуу… это все ты со своими дурацкими авантюрами! – Бурундучиный палец обвиняюще ткнул в направлении выреза её майки и Чарли вновь на какой-то момент «завис», словно впав в гипнотический транс.

– А я думала тебе нравятся мои …авантюры. – Джейн провокационно потянулась, от чего её грудь обозначилась под майкой ещё соблазнительней. – Ну так что? Едем?

Чарли сглотнул и отвернулся. Покосился на неё ещё раз и отвернулся решительнее. Даже руки на груди скрестил, демонстрируя всем своим видом предельное пренебрежение к её прелестям.

– Рискни. Вот папочкины дуболомы обрадуются. – Фыркнул он.

– И рискну. А ты пойдёшь со мной. – Категорично изрекла Джейн.

– Вот ещё! – Чарли нахохлился и демонстративно уселся на диване поудобнее.

– Ну Чаааарли… Ты же не бросишь меня в трудной ситуации? – Джейн лучезарно улыбнулась, бурундук невольно покосился на неё но тут же отдёрнул взгляд вернув себе предельно непреклонный вид. – Чааарли? Эй?

Джейн хихикнула и на четвереньках подползла к нему поближе, нимало не смущаясь, а то и намеренно демонстрируя максимально выгодный вид за вырезом майки.

Бурундук ещё раз покосился в сторону «сокровищницы» и вздохнул:

– Нет. Даже если ты предложишь мне переспать, мой ответ – нет!

Последнее прозвучало несколько неуверенно и словно бы даже слегка вопросительно.

– Фу какой ты… Бессердечный… – она кокетливо провела коготком по его плечу. – А может, ты просто боишься?

– Может и боюсь. – Бурундук нервно передёрнулся. – Ты хоть представляешь, чего я там наслушался, пока ты с мамочкой ворковала? Твой отец… Это… Это как попасть под асфальтовый каток! Я думал живым оттуда не выберусь. А этот его мордоворот….

– Вилли? – Джейн недоуменно нахмурилась. – О!… Прости… вот уж не думала, что он примет тебя за одного из ухажёров. Иногда он бывает просто невыносим.

– Не думала? – Маленький оператор покосился на нее словно бы даже обиженно. – Это почему же? Мордой не вышел? Впрочем, мне всё равно как-то не улыбается проверять НАСКОЛЬКО он невыносим.

– Да ладно, что он тебе такого наговорил? Надеюсь, ты не принял всё это за чистую монету?

– Не поверишь – он был чертовски убедителен. – Вспомнив детали разговора, Чарли поморщился и помрачнел окончательно. – Давай не будем об этом.

Джейн вздохнула и уселась рядом, невзначай, или с тщательно продуманным намерением коснувшись его бедром.

– Ну прости. Я с ним поговорю. При случае. – Лисичка подобрала мобилку, бесцельно потыкала меню и, выключив аппарат, уронила руку на колени. – Не грузись. Ничего он тебе не сделает.

Чарли покосился на место соприкосновения их тел и вздохнул.

– Ну поехали. Пожалуйста. Зайдём через чёрный ход, если нас кто и караулит – вряд ли они прям в оцепление всё взяли.

– А если взяли? – Не сдавался коротышка. – Тебе-то они точно ничего не сделают… А вот мне…

– Ой, да кому ты нужен. – Окончательно утратив терпение Джейн пружинисто поднялась и принялась собираться. – Сиди себе. Вот получу премию за сенсацию – а тебе не дам!

– Это почему это?  – Вскинулся Чарли. – Это же мои снимки!

– Потому что твои снимки со дня на день обесценятся, как только плёнку с которой их делали продадут кому-то ещё. А ты так и будешь сидеть тут и бояться. – Джейн поправила причёску и через зеркальное отражение показала ему язык. – Бееее!

– Это не честно!

– Тогда поднимай свою крохотную жопку и погнали в редакцию. У тебя пять минут! – Джейн поправила топик и картинно поглядела на висевшие в комнате часы.

 

Гарольд Бенсон мрачно сидел за своим огромным, похожим на небольшую взлётную полосу столом. Слева, на ближайшем стуле для посетителей сидела жена – моложавая, чуть полноватая лисичка в старомодном облегающем платье под старину.

На столе перед лисом лежала пуговица. Та самая пуговица-хамелеон, утерянная Джейн в последней ссоре с отцом.

– Мисс Бенсон… Полагаю, вы ещё не до конца понимаете в какую историю влипли. – Вещала пуговица каким-то смутно знакомым вкрадчивым голосом. – Поверьте, напугать вас я могу куда более эффектными способами.

Родители Джейн мрачно переглянулись.

– Вы и представить себе не можете, во что суете свой любопытный нос. – Зловеще прошипел таинственный некто. – Поверьте, есть вещи, которые лучше не знать.

– Например? – с вызовом произнёс голос Джейн. Настолько чёткий и сочный, словно они слушали не запись, а сама Джейн сидела сейчас рядом.

Бенсон сгрёб пуговицу и запустил запись по новой.

– Это то, о чём я думаю? – мрачно поинтересовалась супруга.

– Да. – Непривычно постаревшим, надтреснутым голосом спустя томительно долгую паузу отозвался Бенсон-старший. Старый лис изо всех сил стиснул пуговицу в кулаке и сдержанно стукнул им об стол. Ещё раз и ещё, словно напряжённо размышляя о глубине проблемы.

– Может быть… рассказать ей? – Неуверенно предложила мать.

– Помнишь свою реакцию, когда ты впервые увидела одного из …этих? Узнала… Узнала, как всё устроено на самом деле? – лис с усилием разжал кулак и выпустил пуговицу на столешницу и нервно побарабанил пальцами.

Супруга пожала плечами:

– Это всё равно лучше, если она докопается до всего сама. И уж точно лучше, чем нулевой отдел.

– Нет. Ей не нужно всё это знать. Просто не нужно. Я дал команду чтобы её нашли. – Помедлив проронил лис. – Её ищет полгорода. И её найдут, где бы она ни была. Это лишь вопрос времени.

– А что потом?

– Не знаю. Потом будет видно. – Бенсон-старший пощекотал пуговице брюшко и ножки-зажимы тотчас попытались цепко ухватить предложенную поверхность. Но в последнюю секунду коготь отдёрнулся и пуговица беспомощно брякнувшись на спинку засучила ножками-креплениями. –  Полагаю, какую-то часть правды нам рассказать придётся. Вопрос лишь – какую из них?

Тишину кабинета разорвал требовательный, решительный звонок.

Лис покосился на архаичный настольный телефон и, выждав ещё несколько секунд, снял трубку.

– Генри? Здравствуй, старина. Уже? Так быстро? Что ж, с меня причитается. – Лис немного повеселел и кинул быстрый взгляд на супругу. – Хорошо, Барни как раз поджидает её у редакции. Полагаю, она даже не успеет тебя побеспокоить. И… спасибо ещё раз, Генри.

– Нашлась? – взволнованно уточнила мать

– Да. Едет в редакцию, Купер пригрозил их уволить.

– А если бы она упёрлась и послала бы его? – лиса нервно хрустнула полноватыми пальцами.

– Тогда бы поиски могли затянуться. – Бенсон-старший оставил живую пуговицу в покое и со вздохом откинулся в своём глубоком кресле.

Супруга закусила губку и выдавила из себя нервную, неуверенную улыбку:

– Пожалуйста, Гарольд… скажи, что всё будет хорошо?

Бенсон старший мрачно скривился и оставив её наивную просьбу без внимания, с неприязнью уставился на пуговицу.

 

– Чем могу? – Пожилой енот с удивлением уставился на визитёров поверх старомодных полукруглых очков. Глаза его округлились узнаванием. – Джейн? Что за маскарад, как вы…

Он нервно зыркнул на телефон, но усилием воли сдержался.

–  Мистер Купер… мы все объясним позже. – Стянув дурацкий парик и очки в пол-лица, Джейн торжествующе выдохнула и извлекла из кармашка стопку снимков.

– Да уж потрудитесь… – Буркнул Купер и вернув на лицо привычное уныло-скучающее выражение, нехотя развернул снимки когтем.

– Это тот парень, который навёл шухер в госпитале. Тот, за кем гонялись КФБшники.

Дабы не травмировать шефа чрезмерно «яркими» кадрами, репортёры благоразумно расположили вверху стопки наиболее приличные кадры, запрятав самое яркое в самый низ. И сейчас, затаив дыхание, с настороженным предвкушением ожидали реакции старика на запечатлённые на снимках ужасы.

Купер перелистнул несколько фотографий и замер, разглядывая снимок крупным планом. Сглотнул и снял со стопки очередное фото. Икнул и изменился в лице. Торопливо выхватив носовой платок, прижал его ко рту и замер, стараясь не смотреть в сторону фотографий.

– Боже… Вы что, всерьёз могли подумать, что я опубликую эти гадости в нашей газете? Покажу по телевидению? – Енот скривился и передёрнулся. – Что бы это ни было, подобные мерзости никогда не попадут в эфир. Продайте это «Желтку» или ещё кому.

– Но, сэр… Это же сенсация! Первые качественные кадры парня, восставшего из мертвых! – Не выдержал Чарли.

Купер вздохнул и сложив руки домиком, внимательно и словно бы укоризненно посмотрел на бурундука поверх очков.

– Если вы так падки до подобных… «сенсаций», – последнее слово енот буквально выплюнул, – почему бы вам, Гольдберг, не сменить работу? Только подумайте, какая замечательная карьера ждала бы вас в «Желтке»!

Чарли натянуто улыбнулся и виновато отвёл взгляд.

– Отлично. Замечательно! – Джейн сгребла стопку снимков и, приводя их в порядок, постучала кромкой стопки о стол. – Не хотите, как хотите! Если «Желток» единственная газета, которой не страшно опубликовать правду… Так тому и быть.

– Не кипятитесь мисс Бенсон. – Купер примирительно поднял ладони. – Возможно, если вы ограничитесь наименее отвратительным снимком и своевременно закончите эту заметку… я пущу это в тираж, где-нибудь на последних страницах. Но вы должны…

Что именно хотел потребовать Купер осталось загадкой. Торопливо тюкнув в дверь и не дождавшись даже разрешения войти, в кабинет ввалилась секретарша Купера. Деловито сграбастав пульт, она вывела на один из заполнявших стену экранов какую-то новостную программу.

– Минти? – Купер заломил бровь, скептично наблюдая вычурный логотип конкурирующего канала. – Это настолько срочно?

– О да, сэр. – Минти покосилась на репортёров и деликатно отступила так, чтобы экран видели все. – Вам нужно это увидеть.

На экране мелькнули заключительные кадры рекламы и изображение сменилось видом на студию новостей.

– Итак, уважаемые телезрители, мы продолжаем наш новостной выпуск и впереди шокирующие, по-настоящему душераздирающие кадры ужасной трагедии, разыгравшейся этим утром. – Профессионально бодрый и энергичный голос ведущего совсем непрофессионально дрогнул. – Мы просим увести от экранов детей и не рекомендуем смотреть этот репортаж лицам с чувствительной психикой.

Словно не очень веря написанному на разложенных перед ним бумагах, ведущий вскинул бровь и нервно хмыкнул.

Купер окинул присутствующих настороженным взглядом и заинтересованно уставился в экран.

– Этим утром наши репортёры – Дженни Лавай и Марти Симпсон стали свидетелями ужасной трагедии и беспрецедентного героизма одного из горожан. – Продолжил диктор. – Прибыв к дому Билли и Мэриен Хобрин, наши доблестные репортёры планировали взять у почтенной супружеской четы интервью о нашумевшей не так давно деятельности Билла Хобрина, скандально известного председателя профсоюза портовых грузчиков. Но вместо этого стали свидетелями ужасающей трагедии.

На экране прошла нарезка кадров вторжения репортёров в скромное жилище, застигнутая врасплох растерявшаяся хозяйка в халате и шлёпанцах, стремительное отступление репортёров в фургончик и преследующая их по пятам мадам Мэриен.

– В этот самый момент и разыгралась трагедия! – Патетически воскликнул ведущий и эффектным жестом предоставил слово очевидцам. – Дженни.

– Спасибо, Вильям. – Изображение из небольшого кадра развернулось в полный экран, вытеснив ведущего. В кадре появилась бойкая беспородная собачка, изображение которой явно было наложено поверх разворачивающихся за её спиной событий. – Все произошло настолько внезапно… Мы все услышали хлопок, словно что-то взорвалось и из окон показалось пламя. Пожар разгорелся столь стремительно, что буквально за минуту охватил большую часть этажа и большую часть подъезда.

Камера показала исказившееся лицо Мэриен, затем скакнула к пылающим окнам, сместилась правее, где над подоконником виднелось испуганное, перекошенное страхом лицо девочки. Подчёркивая трагизм момента, изображение замерло на стопкадре.

– Миссис Мэриен предприняла отчаянную попытку спасти дочь, но пламя уже отсекло коридор и лестничную площадку. – С подобающим ситуации надрывом комментировала Дженни.

Изображение ожило и камера показала ринувшуюся в дом толстуху, вновь вернулась к окну с девочкой, взяла крупный план и вновь качнулась к подъездной двери, откуда кашляющий от дыма мужчина, вытаскивал яростно сопротивляющуюся мать обратно.

– Огонь распространялся столь быстро, что спасти несчастного ребёнка не вызвался никто. Никто, кроме… – Дженни сделала не очень умелую драматическую паузу, а камера вновь показала крупный план, отблески огня и снова качнулась, резко уставившись на край крыши соседнего дома.

– Вот он, таинственный герой! – представила Дженни неразборчивый бесформенный силуэт. Странная тень скрылась из виду ещё до того как оператор настроил фокус и Купер скептически хмыкнул.

– Ох уж эти мне дешёвые сенсации. – Енот театрально вздохнул и открыв сигарную коробку извлёк крупный толстенький цилиндрик. Неспешно обрезал кончик, раскурил и с едва сдерживаемым скепсисом уставился в экран.

– К сожалению мы не смогли запечатлеть сам прыжок, все произошло очень быстро, но… вы только оцените расстояние между этими домами! – Дженни махнула на изображение позади себя, где камера взяла общий план, а затем вновь прыгнула к пылающим окнам. Качаясь и подрагивая, кадр отобразил бегущий по крыше силуэт, языки пламени, заметался по лицам стекавшихся зевак, снова перескочил на окна и выхватил крупный план надрывно орущую толстуху-мать и саму Дженни. Нервно и судорожно улыбнувшись в камеру, журналистка грубовато толкнула объектив в сторону. Общий план на лица зевак, все головы разом поворачиваются куда-то в сторону, камера скользит вдоль лиц, пытаясь проследить направление взглядов и, наконец, останавливается на распахнутой подъездной двери.

Несколько томительных секунд не происходит ровным счётом ничего. Затем из густого дымного чада выступает причудливая шатающаяся фигура. Завёрнутый в несколько мокрых одеял ребёнок, вырывающийся и бегущий к рыдающей матери, глуповатого вида одинокий зевака, наконец-то нашедший применение притащенному ведру воды, выплеснув его на горящую шатающуюся фигуру.

– Вот он, таинственный герой, пожертвовавший своей жизнью, чтобы спасти ребёнка! – В экстазе вещает Дженни, как заправский конферансье представляя зрителям медленно и упрямо идущего незнакомца.

Бесформенный балахон падает, стекает с шатающегося безумца как содранная кожа, обнажая страшные пузыри ожогов и коросту подгоревшего мяса. От медленных, механических движений дымящаяся скульптура лопается как склоны вулкана, сочится необычайно алой, практически оранжевой кровью.

Выронив сигару, Купер зажал рот и отвернулся, пережидая рвотные позывы. Джейн и Чарли, уже привычные к жутким зрелищам на снимках, лишь потрясённо переглянулись.

– Перед вами последние секунды жизни настоящего героя! – Пафосно вещала репортёрша, а камера показывала ничком упавшее тело и спешащих к останкам медиков.

– Спасти неизвестного не удалось, он умер от полученных ран. – Дженни выдержала драматическую паузу и кажется, даже вполне натурально хлюпнула носом. – Он умер, но он навсегда будет жить в наших сердцах.

Уже не сдерживаясь, не то всерьёз, не то от собственного пафоса собачка заморгала и разрыдалась.

– Спасибо, Дженни. – На экране вновь появился прилизанный студийный ведущий, покосился на бумаги с текстом и печально улыбнулся в камеру. – Этот беспрецедентный подвиг и впрямь достоин высшей награды. Наша редакция проследит за тем, чтобы он не остался незамеченным.

Но история на этом не заканчивается – после перерыва на рекламу вас ждёт удивительное и ещё более таинственное продолжение этой трагичной истории. Канал БиСи Ньюз, с вами был Вильям Грецки, не переключайте канал!

В комнате повисло молчание.

Присутствующие уставились на Купера, а енот, в свою очередь – на компанию. Пожевав губами и выдержав томительную паузу, он вздохнул и, словно сбросив наваждение, яростно хлопнул ладонью об стол.

– Вот почему, почему мы не делаем таких репортажей? Почему эти придурки оказались на месте раньше нас?

Он нашарил выпавшую сигару и яростно затянулся.

– Наройте мне все об этом парне. Всю подноготную – где родился, на кого учился, чем прославился, что ел, с кем спал. Найдите его родственников, безутешную мать, отца, что угодно. Покажем этим ублюдкам, что на одном везении далеко не выедешь! Первый кто принесёт что-нибудь вкусное получит… получит… Черт, да я осыплю вас счастьем!

Дженни и Чарли уныло переглянулись и синхронно вздохнув, вышли.

Енот проводил их задумчивым взглядом и посмотрел на секретаршу.

– Минти, объяви задачу всем топам.  – Он раздражённо потёр переносицу и кивнул в сторону экрана. – Достань мне это все в записи и кофе, пожалуйста.

Оставшись один, Купер мрачно уставился в экран, где всё ещё шла реклама. Спохватился и сграбастав телефонную трубку, торопливо накрутил нужный номер.

– Да, это снова я. Выдай пистон своим балбесам. Они приходили как ни в чем ни бывало. Только что. Да, дурацкий маскарад – парик и уродские очки в пол-лица. Да, с ней.

 

***

 

Рулетка встретила его привычным спёртым запахом подземелий, разносортного курева и готовящейся еды. По-свойски кивая знакомым официанткам и помахав рукой нескольким знакомым уркам, Тимка сбежал в зал по короткой поскрипывающей лестнице и направился к стойке. Издалека заприметивший его Медведь, не выказывая особых эмоций, установил напротив свободного места чистый стакан и потянулся под стойку за бутылкой.

Огромный бармен всегда выглядел так, словно ничто из происходившего вокруг его не удивляло, не радовало… вообще не вызывало никаких эмоций. Неделю не виделись, а вёл он себя так, словно вчера лишь и расстались. Любой другой запросто решил бы, что Медведь не очень-то рад его видеть, но Тимка давно привык к нюансам поведения бармена и по мере приближения к припасённому для него месту, улыбался все шире. До тех пор, пока не разглядел что за бутылку извлёк тот из-под стойки.

Молоко. Не виски, не вино, даже не пиво! Молоко!!!

Оскорблённый в лучших чувствах, Тимка замер у стойки, уставившись на стакан с белой жидкостью так, словно его предали, обманули в лучших чувствах.

Окружающие, из тех что заметили разыгравшуюся драму, иронично покосились на кота и захихикали.

Тимка обиженно скривился. Зная Медведя – ни на какой другой напиток до расправы с первым рассчитывать не приходилось. На какой-то момент он почти решил попросту игнорировать молоко, но обострившаяся жажда взяла своё.

Вздохнув, Тимка выхлебал содержимое под непроницаемым взглядом бармена и вскарабкался на высокий табурет.

Настроение было подпорчено. Не то чтобы он не любил молоко или не хотел пить… но ехидные смешки окружающих изрядно портили всё удовольствие.

– Привет. – Не слишком-то приветливо буркнул кот: бойкое настроение было изрядно подпорчено «публичным унижением».

– Привет. – Прогудел Медведь, ответив ему взглядом, с равной вероятностью способном изображать у него диапазон эмоций от «где ты шлялся все это время, я же волновался» до «какого хрена тебе тут надо, мелкий засранец?».

Рука бармена извлекла из недр фартука щепотку ирисок и ссыпала лакомство перед Тимкой. Поставив на стойку притащенную рацию, кот деловито зашуршал фантиком. За ириски он был готов простить громиле даже молоко.

– Ну, рассказывай… где был, чё делал… – Медведь заинтересованно покосился на массивную железяку и как-то словно бы даже насторожился.

– Да так… по-разному. Берложку сменил, мужчиной стал… Ну… вроде как. – Вспомнив сокрушительное падение с вершин дурацкого пьянящего блаженства и тискающего Вейкин зад лиса, кот погрустнел и бесформенной лужей растёкся вдоль стойки.

– Ого, вот это новости. – Не отрывая от рации всё более заинтересованного взгляда, пробубнил Медведь. – Ну и как оно?

– Ничего так… Первое время. – Тимка скривился и вздохнул так глубоко, что под рёбрами кольнуло. – Я к тебе по делу.

– Ну кто бы сомневался. – Медведь ответил не менее глубоким вздохом, от которого Тимку обдало ветерком, а сигарета во рту соседа за барной стойкой сама собой разгорелась тлеющим огоньком, словно тот сделал затяжку. – Деловой весь стал, если и навестишь старика, то всё не просто так.

Стараясь не пялиться на рацию слишком открыто, Медведь отвлёкся на посетителя, ловко придвинув тому бокал и наполнив его из «взрослой» бутылки.

Тимка грустно повертел стакан с остатками молока и был вознаграждён добавкой. Соседи вновь ехидно покосились на его брезгливо и разочарованно сморщившуюся мордочку, но от комментариев воздержались.

Вздохнув, кот опрокинул стакан, не то смирившись с жаждой, не то стремясь побыстрее избавиться от «компрометирующего», вопиюще несолидного напитка.

– А это… откуда? – Медведь кивнул на громоздкий прибор и Тимка, отвлёкшись от грустных мыслей о бабьем коварстве и предательствах, снова вздохнул. – Это… Это нашёл. Собственно, хотел зарядить вот…

– Зачем? – Медведь обслужил ещё одного посетителя и вернулся к нему.

– Ну… чтоб работало. – Тимка пожал плечами и отправил в рот очередную ириску.

Медведь помолчал, то разглядывая его жующую физиономию, то раз от разу переводя задумчивый взгляд на рацию.

– Эмм… А что бы ты сказал, если бы я дал тебе за неё сотню баксов? – Помедлив прогудел великан.

Тимка удивлённо вскинул брови и воззрился на медведя так, словно тот предложил станцевать стриптиз.

– Не продаётся. – Только сейчас заметив и осознав нездоровый интерес бармена к своему самому сокровенному сокровищу, кот на всякий случай подгрёб массивную трубку поближе.

– Пятьсот. – Не моргнув глазом, повысил ставки Медведь.

Тимка уставился на приятеля, недоверчиво склонив голову. Прикалывается? Или в нём проснулась внезапная страсть к антикварному барахлу? Предложение было заманчиво, более чем. Настолько, что если бы не голос таинственной незнакомки… Но нет. Сейчас продать железяку… это словно продать ЕЁ. Девушку-живущую-в-трубке. Ну разумеется он понимал, что живёт она ни в какой не в трубке, но…

– Нет. Может позже. – Тимка пощёлкал бесполезными сейчас тумблерами. – Так что, зарядишь?

Медведь вздохнул и протянул лапу. Тимка помедлил, но нехотя вручил своё сокровище в огромную когтистую ладонь, в которой массивный увесистый прибор казался детской игрушкой.

Вздохнув ещё раз, медведь скрылся за тесным и узким для его комплекции дверным проёмом.

Вернувшись через пару минут, бармен обслужил ещё парочку ранних клиентов и вернулся к Тимке.

– Ты… где, все же, ты это нашёл?

– Да там… в одном старинном доме. – Тимка нетерпеливо поморщился и сделал рукой небрежный неопределённый крендель. – А долго заряжаться будет?

– Ну… полчаса, может раньше… – Медведь досадливо поморщился и принялся протирать и без того сияющие бокалы чистым полотенцем. – Тысяча.

– М?

– Тысяча баксов тебя устроит? – Медведь настороженно покосился на кота, Тимка неловко поёрзал на высоком табурете и невольно поёжился.

Если бармен предлагает такие деньжищи… Значит его интерес к этой штуке достаточно высок, чтобы… Чтобы, в случае чего, отнять её силой. И дойди до этого, что он, маленький уличный котёнок, может противопоставить медвежьей туше? Как далеко здоровяк зайдёт в своей попытке заполучить желаемое?

До недавнего времени Медведь в причудливом «уравнении» Тимкиной жизни был величиной непоколебимой и стабильной. Этаким эталонным фактором постоянства, одним из немногих, в ком Тимка не сомневался и кому доверял почти безгранично. И вот сейчас он сидит в метре от старого друга… И ощущает, как это самое почти безграничное доверие даёт мощную такую, широкую трещину.

– Не продаётся. – Упрямо выдохнул Тимка. – На такие деньги ты себе таких десяток накупить можешь.

– Таких – нет. Да и не во мне дело. – Медведь вздохнул ещё раз. – Эта штука… Это очень опасно. И прежде всего – для тебя самого.

– Ну это я уж как-нибудь сам разберусь, окей? – Тимка окончательно насторожился и настроился на проблемы. Всякий раз как ему говорили что-то в стиле «это для твоего же блага», происходящее позже с завидным постоянством вызывало проблемы и разочарования. И вот сейчас – Медведь. Медведь!

– Расскажи мне всё. – Внезапно в совершенно не свойственной ему манере, попросил бармен. – Всё от начала до конца.

Тимка закатил глаза и картинно вздохнул.

– Да нечего тут рассказывать. Залез в какой-то домишко, смотрю – валяется. Подобрал…

Про обнаруженный в рации девчачий голос Тимка на всякий случай смолчал.

– Показать тот дом сможешь? – Медведь опёрся о стойку рядом с ним и навис над Тимкой горой плоти.

– Нет… Не помню уже где это… – Прозвучало не слишком убедительно, но – не тащить же Медведя в их «особняк»?

«Привет ребята, знакомьтесь – это Медведь». Ага.

– Ну-ну… – Медведь разочаровано распрямился и раздражённо накинулся на и без того чистые стаканы.

Тимка распластал руки по столешнице и виновато пристроил на них подбородок. Обижать старого друга никак не хотелось и несмотря на все мрачные мысли он почему-то ощущал себя виноватым.

– Зачем тебе это все? Что в ней такого особенного? – не желая встречаться с ним взглядом, кот уставился на порхающее в мощных лапах полотенце, беспрестанно, до скрипа натирающее бокал.

Медведь молчал.

Наконец, когда Тимка решил было, что ответа так и не дождётся, бармен отложил скрипучий стакан в сторону и опёрся о стойку рядом с ним. Окинув припухшие помятые лица посетителей неожиданно цепким внимательным взглядом, гигант наклонился ближе со столь заговорщицким видом, что кот невольно оживился и подался навстречу в ожидании разгадки.

Медведь в третий раз наполнил его кружку молоком и придвинувшись ещё ближе, едва слышно прошептал:

– Ты мне веришь?

Тимка сфокусировался на медвежьем носе, настороженно покосился на опустевшие табуретки слева и справа и сглотнул:

– Наверное. Ну, то есть да, верю.

Медведь подался ещё на дюйм ближе и Тимка непроизвольно повторил это движение, нетерпеливо ожидая услышать какую-нибудь страшную тайну.

– Я шпион. – Буркнул Медведь. – И мне нужна рация.

Негодующе фыркнув, Тимка разочарованно уставился на приятеля:

– Тьфу на тебя и твои шуточки.

Безвылазно сидящий за стойкой, годами, десятилетиями… Отличный, чёрт побери, мастер разведки. И маскировки. Настолько неуловимый и незаметный, что никому и в голову не пришло ловить этого Неуловимого Джо.

Ход Тимкиных мыслей и всё его разочарование столь явно отобразились на кошачьей физиономии, что Медведь не выдержал и ухмыльнулся.

Наполнив очередной бокал посетителю, бармен вернулся к коту.

– Короче, сколько ты хочешь за эту штуку? Две, три тыщи? – Понизив голос, гигант облокотился о стойку и уставился на кота.

От названных сумм Тимка ощутил неприятный холодок вдоль загривка.

– Я тебе десть раций куплю. Хочешь? На всю твою компанию хватит. Или даже нет… Рации фигня – я тебе мобильник куплю, хочешь? – Медведь придвинулся ближе, выжидательно таращась то в левый, то в правый Тимкин глаз. Оторопев от этого напора, кот так подался назад, что едва не свалился с табуретки.

– Не хочу. – Тимка упрямо нахохлился, уже мысленно прощаясь с приглянувшейся Медведю вещицей.

«В конце концов… он столько для меня сделал… И если ему так уж нужна эта хреновина… Может и впрямь пришло время сделать хоть что-то для него? Но… Подарить ЕЁ? Нет !!!»

Мелодичный, невиданно приятный голосок таинственной собеседницы до сих пор стоял в ушах. До сих пор вспоминался её смех. С момента, когда разрядились батарейки прошло едва ли часа три, а он уже скучал. Безумно, непередаваемо дико скучал по этому её голосу.

Тимка упрямо мотнул головой и почти злобно уставился на Медведя.

– Моё!

Огромный бармен гулко вздохнул:

– Чёрт с тобой. Не говори потом, что я не предупреждал.

До последней секунды боясь поверить, что все разрешится столь просто и безболезненно, Тимка с нарастающим удивлением и подозрением проводил широкую медвежью спину настороженным взглядом.

Вернувшись, гигант громыхнул о стойку знакомым металлическим корпусом и Тимка тут же потянулся к тумблеру, проверить оживёт ли динамик.

Лопатообразная медвежья лапа с внезапной резвостью легла поверх рации, прищемив заодно и Тимкину ладошку.

Мгновенно покрывшись испариной, кот уставился на него.

– Не здесь. Никогда не включай это здесь. И вообще лучше не включай. – Медведь грустно поморщился и разжал пальцы.

Не спуская с него настороженного взгляда, Тимка торопливо сгрёб рацию и сполз с табурета. Попятился, развернулся и припустил прочь во все лопатки.

 

Отбежав от входа в «Рулетку», Тимка не удержался и щёлкнул тумблером. Секунду ничего не происходило, но прежде чем накатила паника, индикатор-таки мигнул и загорелся ровным зелёным светом. Сердце застучало быстрее.

– Эй? Ты ещё там? – Тимка поднёс трубку к уху и настороженно прислушался.

Тишина и едва слышный шорох помех.

Он проверил настройки – верньеры по прежнему образовывали сердитую рожицу. Кот нахмурился и позвал обладательницу приятного голоса ещё раз.

– Чё орёшь? Ходят тут всякие… – Пробурчала валявшаяся неподалёку куча тряпья.

Испуганно оглянувшись на бездомного, Тимка шарахнулся прочь.

Изрывшие Помойку катакомбы часто служили пристанищем для всевозможного сброда. Порой здесь шмыгали даже крысы, ничуть не смущаясь и без опаски показывавшиеся на глаза местным обитателям прямо средь бела дня. Ну то есть, если точнее, средь всегда одинакового, круглосуточного полумрака от нечастых тусклых лампочек.

Выбравшись на поверхность из-под небрежно брошенной на землю створки гаражных ворот, Тимка огляделся, и убедившись, что его персона не привлекла ненужного внимания, шмыгнул прочь.

Добытая недавно наличность кончилась и сегодня предстояло ещё немного «порыбачить». А для этого требовалось куда-то на время пристроить драгоценную рацию.

Конечно, разумней всего было бы оставить её под надёжным присмотром Медведя… но искушать судьбу Тимка не рискнул. А ну как его единственная ниточка с таинственной собеседницей внезапно «потеряется»? Нет уж, лучше припрятать в надёжном месте!

Присмотрев меж контейнеров достаточно узкую щель, протиснулся внутрь. Со стороны подобный визит в меж-контейнерное пространство в этих краях делом обычным – подумаешь, забежал по нужде, большой или малой. Мало ли какие дела могут быть у мальчишки в подобных укромных местечках?

Убедившись, что следом за ним никто не сунулся, кот выгреб под ближайшим контейнером ямку, упрятал туда рацию и, накрыв сверху подвернувшимся куском картона, присыпал мусором.

Риск, что его тайник обнаружит кто-нибудь не в меру любопытный, конечно был довольно высок, но узость присмотренной щели заведомо отсекала подавляющее количество взрослых обитателей помойки. Ну а мелкие… Никого из мелюзги поблизости вроде не крутилось и на Тимку не пялилось.

Да и мало ли за какой надобностью он сюда лез? Может нужду справить… Подумав, Тимка усилил маскировку соответствующим процессом, обмочив дальний угол одного из контейнеров. Сочтя миссию выполненной, выбрался через противоположный край контейнерного ряда, отряхнулся и нырнул в поток покупателей.

На душе было слегка неспокойно. Нет-нет, да и нападали воспоминания о той безумной ночи наедине с кошкой, о дурацком окрылении и практически счастье, столь внезапно и больно сменившемся жестоким, болезненным разочарованием. Зачем? Почему? Наверное, он легко бы смирился с обломом и пережил всё куда проще, скажи она в чём причина. Но вот так… Просто так – вдруг, без каких-либо разговоров и пояснений… Что с ним не так? Каждую свободную минуту, всё время, которое он оставался наедине со своими мыслями Тимка тратил на эти мучительные, раздражающие своей бессмысленностью рассуждения. Строил тысячи теорий и предположений, находил самые невероятные и причудливые объяснения, любое из которых не выглядело достаточно удовлетворительным, чтобы просто забыть все. Забыть и забить. Выдрать эту проклятую занозу, засевшую где-то под рёбрами и нет-нет да и покалывающую где-то под сердцем. Просто смириться. Просто перестать думать об этом. Увы – не выходило.

И он, сонный, уставший и всё ещё голодный, бродил в толпе, не в силах избавиться от этих навязчивых мыслей и рисуемых воображением бесстыдных картинок.

Встряхнув головой, Тимка добросовестно попытался сосредоточиться на «работе».

Вот потенциальный лох. Бумажник оттягивает правый карман, штаны-бананы достаточно просторны, чтоб улучить момент и извлечь кошель, когда будущий терпила склонится над товаром. А вот ещё один – в тесных джинсах и с бумажником, небрежно засунутом в задний карман. Незаметно извлечь весь бумажник здесь не получится, но Тимке-то сам по себе бумажник и не нужен… а содержимое его и так вполне себе торчит из складок призывным краешком.

Улучив момент, Тимка ухватил купюру кончиками коготков и заслоняя собой карман, аккуратно извлёк сотку на пару дюймов, где уже мог подхватить ее и подушечками пальцев.

Следующей жертвой стала пышнотелая шумная зайчиха, увлечённо, до хрипоты спорившая с осликом-лоточником. Продавец упорно пытался всучить ей лосины подходящего размера, но тётка требовала размера на два меньше. Опрометчиво установив полуоткрытую сумочку на край прилавка, она переругивалась с продавцом, рассерженно примеряя поданные им штаны.

Дождавшись наплыва толпы, вертевшийся рядом Тимка налетел на неё и рассыпавшись в извинениях, осторожно протиснулся меж тёткиным пузом и прилавком, не забыв попутно облегчить объёмистую сумочку на длинный, похожий на пенал женский кошелёк.

Тут-то всё и случилось.

Не то кошель оказался непривычно длинным и громоздким, не то с недосыпу и усталости, а может и от мрачных мыслей о коварстве женского пола, но Тимкина лапка дрогнула и кошель – тяжелый, туго набитый наличкой – его законно добытый кошель неловко плюхнулся на чью-то ногу. Обомлевший Тимка замешкался, а ойкнувший прохожий испуганно уставился себе под ноги.

Наверное ещё не поздно было дать деру или выкрутиться из ситуации иным способом – например, самому подняв кошелёк, сунуть его лоху. Вот, мол, дяденька, у вас упало… Но Тимка замешкался.

Замер, застыл самым глупым образом, сквозь странный ватный ступор, глядя как растерянность и непонимание на лице прохожего сменяется пониманием, как наливается злобой взгляд.

– Вооор! Я вора поймал! Граждане, чей кошелек?! – заорал доброхот, ухватив рукой кошачью майку, а ногой прижимая к полу предательский кошель.

Где-то там, в нескольких шагах за мгновенно взмокшей Тимкиной спиной раненым мастодонтом взревела жирная зайчиха:

– Ой, батюшки! Что ж это делается! Обокрали! Ограбили средь бела дня! Оййй!

Десятки, сотни лиц, предвкушая расправу развернулись к ним.

– Ах ты паршивец, ах ты голодранец! – Зайчиха от души приложила обидчика по голове, но ненароком зацепила и «дружинника». Ощутив, как на мгновение ослабла его хватка, воришка отчаянно рванулся. Затрещавшая майка высвободилась. Ликуя по поводу столь быстрого избавления от плена, Тимка рванулся к спасительной толпе, но выметнувшаяся навстречу нога остановила его на всей скорости. Массивный ботинок на толстой подошве ударил в плечо, Тимку занесло и он, неловко потеряв равновесие, рухнул под ноги зевак.

– Бей гада! – выкрикнул чей-то истеричный фальцет и на Тимку посыпались пинки и зуботычины.

– Ой, больно! Дяденьки, не надо! Не надо, пожалуйста! Я больше не буду! – профессионально жалостливо завопил кот, но то ли вышло недостаточно натурально, то ли эти вопли лишь раззадорили озверевшую толпу… Как бы там ни было, град обрушившихся на него ударов лишь усилился. На его счастье, желающих наподдать воришке было столь много, что от усердия и спешки они скорее мешали друг дружке, чем попадали по извивающемуся в пыли кошачьему тельцу.

– А ну-ка прекратить! Кому сказано! – Рявкнули где-то рядом и удары как по волшебству прекратились.

– Вот, господин охранник… Карманник-с. – Избитого Тимку грубо вздёрнули на ноги и встряхнули едва не порвав майку окончательно. Окружающие наперебой загалдели, обвиняя избитого воришку во всех смертных грехах и поминутно встряхивая его расслабленную тушку.

Расслабленно свисая в чьих-то руках Тимка старательно изображал обморок и капал кровью из разбитого носа. Не то чтобы ему досталось всерьёз, бывало и похуже, но кое-где чей-то тяжёлый сапог всё же прилично намял ему кости и содрал кожу.

– Пострадавшие за мной, остальные – ррразойдись! – на военный манер скомандовал охранник.

Тимку передали с рук на руки, подхватили под оба локтя и куда-то понесли.

Старательно не открывая глаз, он терпеливо перенёс «поездку», послушно пересчитал безвольно болтающимися пятками десятка три ступенек и решился открыть глаз лишь ощутив себя в закрытом, надёжно упрятанном от посторонних глаз помещении.

– Пьяный чтоль? – усадив Тимку на неудобный деревянный стул, охранник-волк вполне дружелюбно смерил его взглядом. – Стефан, успокой тётку.

Стоявший позади Тимкиного стула вздохнул и вышел туда, откуда доносились голоса ещё одного охранника и истеричный визгливый голос зайчихи.

Тимка вздохнул и, стараясь не морщиться, переменил позу так, чтоб кровь из разбитого носа капала на пол а не за ворот майки.

Охранник хмыкнул и молча кинул ему какую-то тряпку. Кажется – чью-то разорванную футболку.

– Старею.  – Тимка шмыгнул разбитым носом и скривился.

Плечистый, накачанный волк хохотнул и хлопнул себя по коленке.

– Большой улов-то?

– Не считал. – Тимка потянулся было в карман, но в последний момент не решился хватать купюры измазанными в крови пальцами. – Воды польёшь?

Волк нехотя поднялся с облюбованного кресла, нашарил на поясе ключ и отпер заднюю дверцу.

Спустившись по ту сторону караулки, они остановились в некоем подобии внутреннего дворика, образованного хаотичным нагромождением контейнеров, один из которых играл роль коридора – передняя и задняя стенки у него отсутствовали. К стенке соседнего контейнера был приделан крюк, с которого свисал пожарный брандспойт и пара вёдер. Чуть ниже в земле лежало нечто играющее роль водостока – ржавая узорчатая решётка, прикрывавшая бездонный провал куда-то вниз.

Охранник крутнул массивный вентиль, в шланге зашкворчало и полилась тонкая, вялая струя. Наспех ополоснув руки, Тимка выгреб из карманов пару комков купюр, сгрузил их на одну из ступенек, после чего бегом вернулся обратно.

Неразговорчивый охранник кивком направил его чуть в сторону и, зажав отверстие пальцем, превратил вялую струю в тугой упругий веер. Пару раз обдав попискивающего мальчишку холодной водой, волк закрыл вентиль и подвесил шланг обратно.

Фырча и дрожа от хода, Тимка стянул майку и кое-как отжал. Отбитый зад и помятые ребра побаливали, но своевременное избавление и обильная добыча – пусть и без последнего, самого лакомого кусочка держали его настроение на вполне бодром уровне. Не ухудшило его и то, что возвращающийся в караулку волк деловито извлёк из денежной кучки одну купюру и продемонстрировав её Тимке, отправил к себе в карман.

– Химере долю не забросишь? – Обтёршись собственной футболкой и отжав её ещё раз, с надеждой поинтересовался Тимка.

– Э, нет. Это уж ты сам давай. – Отмахнулся охранник и скрылся за дверью.

По ту сторону потайного дворика разносился визгливый голос зайчихи:

– Да я в глаза его хочу посмотреть, понимаете? В зенки его бесстыжие!

– Не положено. Да и нет его уже там, отвели в полицию! – бубнил второй охранник.

– Ага, как же… Знаю я вашу полицию! – разорялась зайчиха.

Вздохнув, Тимка как мог отжал и шорты, аккуратно разделил деньги на две кучки и замер, не решаясь упрятать их в мокрые карманы. Сплюнув, он подобрал валявшийся неподалёку рваный целлофановый пакет, разорвал пополам и запаковал добычу в подобие капсул.

Побродив по лабиринту скрытого от посторонних мирка, Тимка выбрался к торговым рядам, отыскал одного из знакомых сборщиков.

Увлечённый звучавшей в наушниках музыкой, барсук покивал ему, небрежно принял деньги и попрощался вялым небрежным жестом. Всем своим видом барсук словно бы демонстрировал полное отсутствие интереса к тому, кто и какую сумму сдал. На секунду у Тимки даже мелькнуло сожаление, что отдав честную половину ни разу даже не попробовал зажилить не то что сотку, но даже полтинник. А вдруг бы никто и не заметил? Испуганно отогнав эту мысль, побитый кот, побрёл к оставленной в тайнике рации.

Протиснувшись в тесную щель, он ощупал ноющие ребра и с кряхтением наклонившись, извлёк из под груды мусора металлическую трубку. Нетерпеливо щёлкнул тумблером и вполголоса окликнул Мэй.

Тишина.

Помрачнев, Тимка вырубил рацию, врубил снова, прислушался…

– Мэй?

Разочарованно и сердито вырубив тумблер питания, он обернул трубку куском размокшей обёрточной бумаги и протиснулся наружу. К припекающему летнему солнышку подкрадывались насупленные тучи, а в воздухе пахло свежестью.

Накупив всевозможных лакомств, Тимка уложил рацию в один из пакетов, забросил ношу на загривок и, согнувшись под её тяжестью, захромал восвояси.

То и дело останавливаясь передохнуть, он раз за разом извлекал рацию, включал, прислушивался к бархатистому едва слышному шипению эфира и брёл дальше.

По мере приближения к логову ощущение всеобщей покинутости и никому не нужности возвращалось. Словно лишь приблизившись к месту величайшего своего унижения он заново переживал то дикое, ни на что не похожее ощущение от созерцания того как деловито и по-хозяйски Рик лапает кошкин зад. Как та отвечает на его поцелуй, как замирает в его объятьях, разом позабыв о том, кому было так хорошо и уютно с ней этим утром. Позабыв, небрежно вычеркнув из поля зрения как только появился кто-то посильнее и мускулистей. Рона, Вейка… и даже Мэй… Всем, решительно всем вокруг наплевать на него. О, нет, они конечно скреблись на его чердак, бубнили под дверью какую-то бредятину… Требовали откликнуться и поговорить… Но всё это было не то и не так. И никто из них не проявил достаточно решительности. Никто не ударил в дверь посильнее, не поговорил с ним подольше. Всё словно для галочки, словно какой-то дурацкий ритуал, обязанность.

Холодность. Независимость и сарказм, ехидство и цинизм. Вот как нужно, вот как единственно правильно. Все пользуются всеми. Паразитируют. И это нормально, это правильно. А все остальное чушь, бред. Жалкие наивные иллюзии, придуманные для того чтобы приукрасить неприглядность взаимного паразитирования. Жалкие тупые игры.

В очередной раз проверив рацию, он хмуро уставился на показавшийся за пустырём дом.

Вспомнив об опасном соседе, тревожно огляделся вокруг, в любой момент ожидая увидеть несущуюся к нему полосатую фигуру.

Бррр… Угораздит же. Сменить бы пристанище, от греха подальше, да слишком уж устал и измотан событиями последних дней. И не совсем удачной охотой сегодня.

Накупленных продуктов, если не делиться с дармоедами, вполне хватило бы ему на целую неделю. Ну а если… если чуточку поделиться – нет, не со всеми – отнюдь! Если чуточку поделиться то все равно на пару дней вполне достаточно.

С трудом протиснув набитые пакеты сквозь узкие прутья решётки, кот с шумом и треском вломился в кусты. Из окон второго этажа тотчас показались встревоженные физиономии рыси и белок.

– Тим вернулся! – Радостно возвестил Джейк в оба горла и белки поспешили вниз.

А он стоял и тоскливо таращился на Ронку. Таращился так, словно был сейчас где-то далеко-далеко, в какой-то безумно грустной стране, насквозь пропитанной отчаяньем и безысходностью. Ах, если бы он только мог! Если бы мог найти нужные слова, произнести их вслух, объяснить, показать… выплеснуть эту внезапную звенящую тоску и безысходность. Позволить ей увидеть всю горечь и боль мутным гнилостным омутом бурлящие в нём где-то в районе пупа.

Может быть это что-то изменило бы? Может быть… может быть она поняла? Может ну ее, шалаву-кошку, пусть себе трахается с паршивцем Риком – того же поля ягода? Может Ронка… милая добрая, заботливая Ронка – именно та, с которой на миг испытанное с кошкой будет стократ сильнее, ярче и чище?

Разделённые этажом они молча смотрели друг на дружку, ловя на лицах друг дружки странные, почти незаметные оттенки эмоций.

А потом из подъезда в припрыжку выскочил Джейк… Оба Джейка. Закружились, засуетились вокруг, заглядывая в тяжёлые сумки, без конца осыпая его вопросами, смысл которых от него ускользал.

Разорвав затянувшийся ступор, Тимка моргнул и отвернулся.

– Осторожней. – Он передал им одну из сумок и бельчата, ухватив каждый по лямке, вдвоём поволокли добычу наверх.

Тимка захромал следом.

 

Зажилить продукты в тот вечер ему так и не удалось. Одно дело напредставлять себе всеобщее унижение и вымаливание прощения, собственную воображаемую непреклонность и всё такое… И совсем иное внезапно заорать «не тронь, моё!» в лицо кому-то… Остановить разграбление «каравана» бельчатами и деловитой Ронкой, нахамить пусть даже и этой наглой рыжей морде, как ни в чём не бывало притопавшей из своей дальней комнаты и стянувшей пакет с пряниками вместе с одной из трёх бутылей газировки.

Тимка открыл было рот пытаясь выразить свой протест, но осёкся под странным, словно бы сочувствующим взглядом рыси.

– Ты что, подрался? – Только сейчас разглядев его испачканную и надорванную майку, Рона окинула незадачливого добытчика взглядом, от которого Тимка моментально забыл большую часть накопленных обид и злобных мыслей, намерение лишить всех своей благодати и немедленно набить Рику морду.

– Ну… типа тово. – Шумно шмыгнув носом, Тимка смущённо потупился.

Они стояли в паре шагов друг от дружки, словно разделённые невидимой непреодолимой стеной отчуждения.

Боже… когда… когда она появилась? Когда возникло это странное, сковывающее чувство неловкости, чуждости?

Собравшись с силами, Тимка оторвал взгляд от пола, уставился ей на коленки, выше… ещё выше. Поспешно миновал грудь и отважился взглянуть в глаза.

Жалкий, упрямо теплящийся смутными надеждами и мечтами, он стоял перед ней, в панике ощущая, как на глаза наворачиваются крупные, неудержимые слезы. Слезы от жгучего, жаркого раскаянья, от ощущения неправильности и гнусности некоторых своих мыслишек, от отвращения к себе и своим мелочным, омерзительным порывам.

Виновато шмыгнув носом, Тимка отчаянно зажмурился, а она подошла и обняла его так крепко, что помятые рёбра нещадно прострелила боль.

 

***

 

Чернильно-дымчатые щупальца змеились по коридору, лениво вываливались в окна, тянулись в подвал и перекатывались вокруг, раскидываясь далеко за ограду особнячка. Десять? Двадцать футов?

Раньше тьма едва доставала до проходившей у дома тропинки. Тропинки, по которой раз в день пробегало столь много разных и …вкусных светляков. Теперь щупальца легко перехлёстывали дальше, накрывая значительный участок и даже почти дотягиваясь до возвышавшегося рядом дома.

Тьма потянулась до предела истончив дымящиеся нити, расслабилась, опала. Мысленно заворчав, стянулась в густое, заполнившее весь двор переплетение, оставив на тропе лишь пару сторожевых щупалец.

Жизнь. Это глупое, нелепое существование, за которое так цепляются инстинкты светляков. Жизнь, состоящая из хрупкого, невероятно шаткого баланса множества мельчайших созданий, бурлящей слизи и химических реакций, нескольких типов телесной жидкости и непрерывной, беспрестанной переработки живой материи. Не важно – растительной или животной. Непрерывное, невидимое глазу бесконечное поглощение чужой энергии, чужой плоти, чтобы питать свою. Отвратительное, тошнотворное и невыносимо мерзкое в самой своей сути брожение.

Все это плоть. Просто жалкая плоть, отвратительная в своей животности, но такая необходимая для поддержания разума. Сознания, мыслей, личности.

Этакий маячок, якорь, удерживающий то, что делает личностью в материальном мире.

Жалкая омерзительная, беспомощная плоть, без которой не было бы ничего. Ни ярких сияющих светляков, ни клубящейся среди них тьмы.

Сколько стоит эта жизнь? В чём измерить ценность акта творения или хотя бы… спасения?

В калориях или джоулях, потраченных абстрактным благодетелем на процесс продления этой самой жизни? Но не слишком ли мало это незначительное вливание энергии в сравнении с годами, десятилетиями спасённой жизни?

Быть может справедливой ценой было бы посвятить всю эту спасённую жизнь служению своему спасителю? Но не обесценивает ли это спасение? Не снижает ли стоимость такой жизни для её собственного владельца?

Тьма раздражённо колыхнулась, не силах найти очевидного, логически обоснованного решения. Тьма не любила тупики. Не выносила неопределённости и неясности, не принимала, не желала принимать собственное вульгарно животное происхождение, но деться от него никуда не могла.

Не помогало даже традиционное успокаивающее разглядывание причудливых переплетений светляковых мыслей и ещё более причудливые связующих их узоры.

 

***

 

Одна в большом городе. Никому не нужная, преследуемая по пятам кучей странных незнакомцев. Она ничего не сделала им, никого не обидела первой. Но они всё равно гнались и преследовали.

Что им всем надо, зачем, почему?

Диана бесцельно брела по улицам Бричпорта, разглядывала похожих. Глазела на пёстрые вывески, разглядывала пестрые витрины магазинов и магазинчиков, надолго зависла у витрины кондитерской лавки. Просто стояла и глазела на пирожные и тортики, тщетно пытаясь припомнить каково это все на ВКУС.

Торт. Огромный, затейливо украшеный ягодами и кремовыми завитушками, обсыпаный пудрой и молотыми орешками.

Когда-то эти штуки казались ей верхом блаженства, одной из основополагающих радостей мира. Ими наслаждались по праздникам, иногда в них втыкали свечи, задували их в одиночку или всей семьёй, после чего вкушали это красивое, недоступное ей теперь лакомство.

О, она конечно вполне могла запихнуть себе в рот любой тип пищи, могла даже изобразить, что жуёт и проглатывает, но уже не могла ощутить ВКУС. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь ей будет так не хватать этого?

Волчица оторвала глаза от особенно красивого тортика и встретилась взглядом с кондитером. Грузный пузатый бык недоумённо нахмурился. Виновато улыбнувшись, Диана поспешила убраться.

Погружённая в свои мысли, она брела по улице. Шла и никого не трогала, но неприятности, казалось, сами безошибочно липли к ней как снежный ком.

Где-то неподалёку взвыла сирена. Усилием воли заставив себя не оглядываться, Диана ускорила шаг и свернула на второстепенную улицу. Сирена приближалась. Диана свернула ещё раз, но сирена не отставала.

Волчица перешла на бег и рванула в ближайший переулок.

«Хлоп!»

Выскочивший навстречу здоровяк с разбегу врезался в неё всей своей массой. Едва не кувыркнувшись через голову, отлетел обратно, выронив по пути какую-то железку и прижатый к боку бумажный пакет.

След-прогноз подсветил выпавший предмет желтым квадратиком, а тактический процессор мгновенно выдал из базы трех-мерную вращающуюся картинку.

«Пистолет. ЦэЗэт, калибр пять и шесть, удлинённый магазин на пятнадцать зарядов, возможность ведения автоматического огня…» Диана взглянула на порвавшийся от падения пакет. Из рваной раны бумажной сумки на грязный асфальт просыпались посверкивающие серьги, кулоны и браслеты.

Грабители. Настоящие. Как в полицейских шоу и телесериалах. Даже чулок на голове.

Растерявшись, Диана замерла где стояла, лихорадочно осмысливая случившееся.

Автопилот не сработал. Почему?

Неужели профессор и впрямь отключил все эти штуки? Её тело – теперь полностью, безраздельно принадежит ей? Никто и ничто не помешает теперь разбиться, утопиться или прыгнуть в камнедробилку? И тело не восстанет, не взбунтуется, не удержит её от подобных действий?

Волчица выставила перед собой ладонь, плавно пошевелила пальцами, повернула перед глазами. Странно… Совершенно никаких отличий …внутри. В ощущениях. Никакого особого окрыления или опьянения от внезапной свободы. Ничего такого…

Тем временем хрипя и кашляя, отлетевший от столкновения с ней кот, затряс головой и стянув с головы чулок ошарашенно вытаращился на неё.

– С дороги, сука! – пинком распахнув дверь, следом за первым выскочил кабан. Случившегося только что столкновения он явно не видел и, похоже, вознамерился повторить подвиг павшего товарища. – Уууубью!

Набирая скорость, кабан понёсся к ней.

– Бигл, НЕТ! – валявшийся на асфальте грабитель выставил ему вслед растопыренную пятерню, но бегун уже не слышал и не замечал ничего.

Хрипя и сопя он нёсся к ней, заполнив собой весь узенький переулок от стенки до стенки.

Испуганно сжавшись, Диана присела и отставив ногу для лучшей устойчивости выставила вперёд плечо.

Столкновение оказалось не столь пугающим, как она ожидала – сила удара сдвинула её на целый фут подобно большой чугунной статуе. Кабану повезло меньше – хрипя и кашляя незадачливый грабитель отлетел обратно, заливая асфальт кровью. Разбитый сломанный нос, пара сломанных рёбер, обширные трещины и кровоизлияния, выбитый плечевой сустав и несколько сломаных пальцев. Но самое страшное – болевой шок и, кажется, остановка сердца.

Позади хлопнула дверца. Испуганная волчица едва успела укрыться за мусорным баком, как третий грабитель, исполнявший роль водителя, несколько раз выпалил в её укрытие из дробовика. Разделявшие их баки, получив заряд дроби с грохотом и звоном запрыгали вокруг.

Не дожидаясь продолжения стрельбы, Диана подхватила слетевшую круглую крышку и, закрутив ее с разворота, швырнула в стрелка на манер огромной летающей «фрисби».

Удар и последовавший вопль подтвердили попадание и она, не оглядываясь назад, метнулась к умирающему. Кабан таращил глаза и пускал кровавые пузыри разбитым пятачком.

Прижав голову задыхающегося, свободной рукой Диана рванула на нём рубашку. След-прогноз услужливо нарисовал поверх шкуры примерное положение сердца и допонил его перекрывающим изображением пятерни.

Торопливо прижав ладошку к кабаньей шкуре, она впилась в нее острыми когтями-контакторами.

Удар!

Сорвавшийся разряд заставил конечности кабана конвульсивно забиться. Выпучив глаза грабитель издал дурацкий вибрирующий вопль.

От вспотевшей шевелюры повалил пар, запахло палёным.

Выпустив обмякшего страдальца, Диана крутнулась вокруг, на миг задержала взгляд на выпученных глазах первого грабителя, обернулась на подлетевшую к тротуару полицейскую машину и в пару прыжков достигнув тупиковой стенки мощным, неестественно лёгким усилием подбросила себя до её верхнего края. Оглянувшись на высоте второго этажа, волчица скрылась из виду.

Изумлённые полицейские – медведь и кошка – оторопело таращились ей вслед.

Переглянувшись, копы вновь покосились на тупик и снова друг на друга.

– Я ничего не видел. – Отчего-то виноватым тоном предупредил Руперт.

– Ну я, типа, тоже… – Мэри ещё раз покосилась на напарника и на ходу извлекая пистолет, поспешила к грабителям.

 

***

 

– Сухогруз «Посейдон», SCH 607 порт приписки – Хэмпдейл. Груз – преимущественно зерновые культуры и несколько контейнеров от частных заказчиков.  Двадцать третьего в шестнадцать ноль пять вышел из Найтфорда, тридцатого четырнадцать двадцать прибыл к нам, отрапортовал солдат.

– Никуда не заходил? – Уточнил Паркер.

– Согласно судовым записям – нет, сэр.

– Сделайте мне распечатку перемещений этого судна за последний… год. – Паркер устало откинулся в кресле, покосился на неразлучный с ним ноутбук.

– Сделаем. – Солдат козырнул и удалился.

Паркер задумчиво побарабанил пальцами по столу и задумчиво посмотрел в окно.

Вчерашний погром в крупнейшем небоскрёбе города, принадлежащем крупнейшей транснациональной корпорации мира невероятным образом остался никем не замеченым. Поверить в это было также трудно, как… как… Не найдя подходящей аналогии, генерал раздражённо ткнул в селектор. – Сью, мне нужна подборка свежих газет.

– Будет сделано, сэр. – Откликнулась помощница.

– И кофе, пожалуйста. – Затянутый в перчатку, генеральский палец повторно ткнул в селектор.

В ожидании заказанного, Паркер ещё раз окинул выключенный ноутбук хмурым взглядом и нетерпеливо побарабанил пальцами по столу.

После избытка вчерашних приключений, генерал ворочался до рассвета, но заснуть так и не смог. В голову лезли всякие ужасы, раз за разом вспоминался разверзшийся на подземной парковке ад. Оглушительно лязгающие бронированные чудовища, рев их жутких орудий и рассекаемые очередями охранники.

Неужели ни одного свидетеля? Ни одной утечки? Ни грамма, ни слова, ни буквочки? Какие силы могли скрыть подобную бойню? А главное… кто, КТО мог «наехать» на БиСиЭс? На корпорацию, скупавшую правительства мелких стран на корню? На корпорацию, легко и непринуждённо пропихивающую удобные для себя законы через сенат?

Кто. И зачем.

Придурочный бобёр никакой конкретики не выдал, а надавить на него после продемонстрированного шоу, Паркер уже не решился.

– Кофе, сэр. – Вошедшая Сью поставила перед ним чашечку с ароматным напитком. – Газеты будут в течение получаса.

– Спасибо. – Генерал извлёк из стола трубочку для коктейлей, просунул под шлем и погрузил ее свободный конец в чашку.

Вытащив пульт, он включил телевизор, пощёлкал каналы и нашел выпуск новостей.

Ничего. Вакуум. Ну, то есть обычная никому не интересная пурга. Президент посетил, Премьер-минист подчеркнул…. Чертте-кто из черте-где выразил официальный протест и прочая хренотень.

Он пощёлкал ещё, допил кофе и собрался было переключить канал, как на экране возник дымящийся, местами горящий силуэт.

Паркер недоумённо покосился на логотип телеканала, но тот недвусмысленно свидетельствовал о том, что на экране – не какой-нибудь художественный фильм, а настоящие вполне себе официальные новости.

Отставив чашку, Паркер заинтересованно прибавил звук.

– Перед вами последние секунды жизни настоящего героя! – Пафосно вещала репортёрша, в то время как камера показывала ничком упавшее тело и спешащих к останкам медиков. – Спасти неизвестного не удалось, он умер от полученных ран.

Молодая фигуристая собака не выдержала и совсем непрофессионально шмыгнула носом.

Аккуратно выключив телевизор пультом дистанционки, генерал замер. Старый розовый шрам, пересекавший его правый глаз, задёргался словно живой. Паркер машинально потянулся к нему пальцами, намереваясь придержать и прекратить эти раздражающие подёргивания, но затянутая в перчатку рука замерла, наткнувшись на шлем.

Медленно, тщательно сдерживая желание ломать и крушить дорогую мебель, он отвёл руку с усилием, достойным атланта. Медленно, до скрипа перчаток, сжал пальцы в кулак. Медленно, старательно сдерживая клокочущую внутри ярость, осторожно потыкал кулаком в стол.

– Газеты, сэр. – Вошедшая Сью аккуратно положила перед ним стопку газет.

Первый же заголовок с ходу цеплял внимание:

«В Бричпорте появился собственный герой».

Ниже располагалось фото вспоротого когтями капота и разбросанные в нелепых позах тела каких-то типов.

«…предотвратил вооруженное похищение председателя профсоюза… бла-бла-бла… скрылся в неизвестном направлении…. Бла-бла-бла».

Паркер по диагонали пробежал статью, задержавшись взглядом на вспоротом капоте.

Застарелый шрам вновь ожил и задергался.

«Таинственный незнакомец спас ребёнка из огня», «Переполох в городском госпитале: что сказали очевидцы», «Мэрия выделила средства на установку памятника погибшему герою», «Семья спасенной девочки: как это было».

Раздражающие заголовки мерзких газетёнок словно дразнились, издевались на разные голоса. И со всех страниц на него смотрел он.

ОН, проклятый беглый «феникс»!

От едва сдерживаемого бешенства у него мутнело в глазах, а где-то под черепом билась и пульсировала какая-то венка. Пульсировала так, словно грозила вот-вот взорваться, разнести череп как спелую дыню.

– Генерал, сэр. – В кабинет осторожно сунулась Сью.  – Боюсь это ещё не всё.

Собачка осторожно вошла и не слишком приближаясь, положила поверх стопки свежую газету.

«…остановила трёх вооружённых грабителей» гласил огромный заголовок над эффектным снимком волчицы, запускающей в бандита крышку мусорного бака.

Когти Паркера, порвав перчатки, вспороли стопку газет поперёк снимка, дошли до столешницы и, снимая толстую ароматную стружку, прочертили по ней четыре длинные, глубокие бороздки.

 

***

 

Мятая пластиковая бутылочка наклонилась, выпустив тоненькую струйку воды.

Влага капнула на потрескавшуюся, обугленную плоть. Потекла, побежала по «расселинам», дробясь на струйки, смывая грязь и сажу, с бульканьем проваливаясь в трещину рта.

– Щё! Щё двай! В рт!

– Г`врл ж – он сдх!

– Зткнсь! Щё двай!

– См двай!

– Отвл! М`я вда, н дам!

Сгрудившиеся вокруг распластанного тела, крысиные силуэты с настороженным, боязливым интересом разглядывали обгоревшую плоть.

Один из пятёрки потянулся, сковырнул с плеча покойника ошмёток не то кровяной коросты, не то подгоревшей плоти и отправил в рот.

– Чт т делшь! – Набросился на него руководивший спасательной операцией Одноглазый. – Не смй!

– Отвли, Клоп!

– Н Клоп! Н Клоп!!! – взъярился Одноглазый. – Ци! ЦиКлп! Мня звут Цклоп!

– Д мн пхрн! – отмахнулся любитель жареного. – Т нм длжн!

– Длжн! Длжн! – поддакнули «соратники», помогавшие тащить похищенный труп.

– Длжн – тдам! – Как мог увереннее рявкнул Одноглазый. – Ждм!

– Кгда? И чм? Гд тв`я нчка? – жадно глядя то на покойника, то на заказчика похищения, подельники придвинулись ближе.

– Кш! Грбли прчь! – Одноглазый врезал по потянувшейся к «шашлыку» руке. – Ждм!

– Клоп, н трп. Н свсем трп! Чго тт ждть? Плти двай ли м мясм взьмм!

Обступившие тело крысы захихикали.

– Д пдавтсь! – Одноглазый выгреб с одного из многочисленных своих карманов горстку монет и швырнул их подельникам.

– М`ё, м`ё! – Позабыв на время о трупе, крысы попадали на четвереньки, разыскивая и шумно деля упавшие на землю монеты.

Одноглазый же осторожно приложился ухом к груди покойника. Для верности пощупал пульс. Ничего.

Он уселся рядом, неприязненно глядя как его последние деньги исчезают по чужим карманам.

– Мло! Щё двай! – поделив подачку, потребовали помощники.

– Пзж! – Одноглазый поморщился.

Больше у него ничего не было. В это сомнительное предприятие он вложил всё. Все свои накопления, все заработки последних недель. Часть из которых ушла на аванс, а часть – покинула его карманы только что.

Без малого два доллара за право хоть на часок побыть боссом. Два доллара, на которые он мог бы безбедно жить почти неделю!

И вот теперь они хотят больше… Намного больше, чем первоначально названная сумма. И не удивительно: окажись на его месте сам Циклоп и будь у него за плечами пара тройка таких же шестёрок – он и сам запросто бы «пересмотрел» условия контракта в одностороннем порядке.

Но шестёрок не было, а обступившие «коллеги» не оставляли шанса даже просто сбежать. Один из крыс выразительно размял шею, другой невзначай нащупал в кармане заточку.

– Щё! – потребовал самый крупный из нанятой шайки и требовательно протянул когтистую ладонь.

Выхода из этой ситуации не было. Ему не сбежать, денег нет… разочарованная шайка охотно выпустит на нём пар, мгновенно припомнив любые раздражающие мелочи, допущенные им за все время их непродолжительного сотрудничества. Надо ли объяснять чем для него всё это закончится?

Оставалось одно – блеф и максимальная, запредельная самоуверенность. Последняя ставка, последняя, стремительно тающая надежда.

Перерезанное горло Вестник пережил. Но переживёт ли столь основательное прожаривание?

Короткое, отчаянное шоу с игрой в опытного и опасного крутыша, возможно и отсрочит расправу, но однозначно усугубит её куда сильнее, чем униженные мольбы и предложения отработать, накопить, отдать – пусть даже с чудовищными, невыносимыми процентами. Пусть даже с процентами большими, чем он в силах оплатить.

Нет. Нет, нет, нет….

Он слишком долго был никем. Слишком ничтожным, слишком жалким. Слякотью, слизью на дне раз и навсегда проложенной кем-то колеи. Никому не нужный, безвестный кусочек мяса, рождённый кем-то для этого мучительного, унизительного существования. Существования без шанса возвыситься, достичь чего-то большего. И вот сейчас, словно сама судьба дарит ему чудесный шанс… Проверяет – достоин ли он этого шанса? Не сдрейфит ли? Не поползёт ли обратно в свою колею, дрожа от страха и униженно поскуливая?

Нет. Хочешь быть чем-то большим, чем ничтожество – веди себя как нечто большее. Бойся всю жизнь или сам стань тем, кого боятся!

Внутренне обмирая от страха и паники, Одноглазый грубо и нагло отбил протянутую руку в сторону.

– Зткнсь!

Лицо Циклопа подёргивалось и кривилось, он в любой момент ожидал их броска и боли от впивающихся в плоть лезвий.

Обмирая от страха, стремясь лишь скрыть перекосившие лицо судороги, крыс развернулся.

«Что я делаю, боже, что я делаю?!»

Он замер, почти физически ощущая, как ползают по его беззащитной спине их злобные, колкие взгляды.

Вот… Сейчас.

Ещё секунда и под рёбра вонзится заточка.

Или в почку.

Или даже меж позвонков.

А потом они набросятся, накинутся всей кодлой и будут бить, пинать его ногами, пока он не истечёт кровью и не останется в этом чужом холодном подвале изломанной, никому не нужной кучкой плоти.

Но удара всё не было.

Вместо этого вожак шмыгнул носом и медленно, не отрывая от него тяжёлого, недоверчивого взгляда, двинулся вокруг. Остальные, помедлив, последовали его примеру. Разделённые распростёртым меж ними телом, крысы уселись на земляной пол.

Внутренне ликуя от своей маленькой нечаянной победы, Одноглазый вперился в глаза вожака.

Он тут главный. Точка.

Главный. Я.

«Я медленно сдеру с тебя шкуру и набью чучело. Поставлю у камина и буду класть на тебя пятки, греясь у огня».

Почти минуту они играли в гляделки, пока вожак внезапно не сдался. Моргнув первым, он стыдливо отвёл взгляд, изобразил что ему просто скучно, что лежащее на полу тело куда интереснее странного, ершистого нанимателя.

Победа.

Без сомнения это была ещё одна победа.

Маленькая, но очень важная победа.

Осталось лишь обзавестись камином и жилищем, в которое этот камин влезет.

– Т чртв псх. – Словно стремясь сгладить поражение, всё ещё агрессивным тоном высказался бугай. – Зчм тбе этт пкойнк?

– Увдш! – Отрезал Циклоп.

Войдя во вкус, он наклонился к телу и возложил на остывшую грудь костлявые ладони. Показалось? Или тело стало немного теплее?

– Кжтс, н дмает, чт мжт ожвт трп. – Нервно хихикнул один из шестёрок.

– га. Кк в тм флме…. – другой крыс ухмыльнулся и задумался, сосредоточено пытаясь припомнить название. – Кк ж ег…М…

Главарь банды скептично таращился на Одноглазого. Заметив ответный взгляд Циклопа, бугай издевательски вздёрнул уголок рта.

Циклоп прикрыл глаза и глубоко вздохнул, отгоняя панику.

Изобразив внутреннее сосредоточение, оторвал ладони от тела и принялся водить ими над трупом, таинственно и многозначительно шевеля кончиками пальцев. Магический ритуал заставил шестёрок притихнуть, но как видел Циклоп сквозь щёлочки прикрытых век – главарь по-прежнему хмуро и злобно таращился то на Одноглазого, то на его «плавающие» над телом руки.

«Ну, давай же, давай! Сейчас!»

От натуги Одноглазый выдал какой-то вибрирующий, утробный стон.

Компания крыс встревоженно уставилась на него, на тело, вновь на него.

– Клдн! Н ж клдн! – едва слышно прошептал кто-то из компании.

– Зткнс! Клднв н бвает! – Не поворачивая головы в полголоса буркнул главарь.

Одноглазый вошёл во вкус и усилив «магические» пассы, добавил в свой монотонный стон больше вибраций.

«Чёрт, а забавный звук! И как это он раньше не подумал?»

– М`я ббшк расск..

– В жпу тв`ю ббшку! – Главарь, нервно передёрнулся, настороженно всматриваясь в покойника.

«умммммммммммммммээээээээммммммм» – монотонно тянул Циклоп, пытаясь сквозь едва заметные щёлочки век рассмотреть нет ли каких изменений. Живучий засранец в прошлую их встречу ожил спустя час или два, сейчас же прошло уже полдня, а никаких изменений в покойнике вроде бы не было. С другой стороны – и раны у него сейчас посерьёзней, чем просто перерезанное горло.

«ну давай же, давай!»

Крыс из последних сил водил руками и мычал свою «колдовскую» мантру, но внутри уже подымалась тугая, жаркая волна паники.

«а что если не оживёт, что с ним сделают все эти?»

– Вды! – Одноглазый требовательно протянул ладонь и кто-то из компании торопливо и услужливо протянул ему бутылку.

Зажав крышку в зубах, крыс сорвал и сплюнул её в сторону. Наклонившись к телу, осторожно влил в оскаленные челюсти оставшуюся влагу и вновь замычал свою мелодию.

«Ну же! Сейчас!! Пожалуйста!!!»

«Колдовское» мычание сбилось, в горле внезапно пересохло. С внезапной отчётливостью он представил себе агонию, вонзающиеся в тело заточки. Вонзающиеся, чтобы выскользнуть из продырявленной плоти и вонзиться ещё, ещё, ещё раз.

Мычание дрогнуло и превратилось в совсем уж дурацкий звук, отдалённо похожий на безумный плач.

Главарь издевательски хихикнул и торжествующе посмотрел на шестёрок – мол, «ну… я же говорил! Врёт он все!»

– Кха! – покойник дёрнулся, выгнулся дугой и с оглушительным шумом втянул в себя воздух. Ни дать ни взять ныряльщик, вынырнувший с рекордной глубины без акваланга. Короста, покрывавшая ощутимую часть его тела с отвратительным хрустом полопалась, обнажив мясо. На Циклопа брызнуло чем-то горячим и влажным. Замерев от ужаса и накатившего торжества, крыс уставился в безумные, воспалённые гляделки. Взгляд чудовища завораживал, гипнотизировал, пробирал до противной липкой дрожи и холодного пота.

– Ааааа!!! – завопив, главарь шарахнулся прочь прямо по головам завизжавших шестёрок.

«Хрусь, хрясь, шлёп!»

Сожжённое существо издав какой-то совсем уж животный клёкот, в мгновение ока невероятным, невозможным движением переместилось на четвереньки. Только что лежал на спине и делал «мостик» и вот уже в позе крадущегося хищника стоит меж ними на четырёх конечностях, низко припав к земляному полу.

Мгновение и в ужасе замершего Циклопа окатывает фонтаном чего-то горячего.

«хрусь, чвак, хлюп!»

Душераздирающий хрип и ни на что не похожий звук ломающихся, лопающихся под чудовищным давлением костей. И грохот выбитой убегающими шестёрками подвальной двери.

 

***

 

На обширном полукруглом пульте в россыпи разноцветных шкал и индикаторов, переключателей и верньеров замигал тревожный алый огонёк.

Водянистые, почти бесцветные глаза наблюдателя на миг оторвались от расчерченной на десятки экранов стены, покосились на широкий, полукруглый пульт. Левая рука небрежно, словно нехотя, тронула сенсор связи, в то время как правая словно бы живя отдельной, самостоятельной жизнью, как ни в чем не бывало продолжала танцевать по кнопкам встроенной в пульт клавиатуры.

– Семнадцатый? Что там у вас?

Выждав десяток секунд, наблюдатель недоуменно нахмурился.

– Семнадцатый?

Морщинистая рука, обтянутая почти прозрачной пергаментной кожей, раздражённо тронула пульт. Таблицы и графики, диаграммы и бегущие строчки котировок пёстрым узором заполнявшие полукруглую вогнутую стену, послушно сменились видами с пары десятков камер безопасности.

Ну то есть должны были смениться: большинство камер почему-то не работало и компьютер заполнил отведённые им квадраты технической рябью. На немногих уцелевших отображался густой слоистый дым и медленно оседающие клубы пыли от осыпавшейся штукатурки.

На одном из экранов виднелась разгромленная пультовая внешней охраны и опустевшая спинка кресла с опалённой дырой на том месте, где обычно располагалась грудь диспетчера. Видневшееся в ней отверстие с опалёнными краями недвусмысленно намекало на печальную судьбу владельца.

На заднем плане виднелись искрящие, исходившие маслянистым чадом шкафы, разбитые и взорванные компьютерные консоли и танцующие там-сям язычки пламени.

И тела. Десятки разбросанных посреди всего этого хаоса тел.

Словно куклы, игрушки, испорченные ребёнком в порыве бессильной злобы.

Некоторые из них ещё подавали признаки жизни, пытались пошевелиться или даже ползти, но бродившие среди них тёмные фигуры деловито и небрежно приканчивали их из массивных длинноствольных пистолетов выстрелами в голову.

На какой-то миг наблюдатель решил было, что нечаянно вывел на экраны какой-то второсортный боевик или фильм про войну – настолько трудно было опознать в этих руинах цокольные этажи, а в нападавших…

Да нет, не может быть!

Одна из фигур, словно почуяв его взгляд, порывисто обернулась к камере. Из-под глубокого капюшона блеснула ртутно-зеркальная маска овальной формы. Слишком плоская, чтобы подойти кому-то из живущих на поверхности. Слишком чуждая и странная, чтобы её мог придумать кто-то кроме…

Долгую, невыносимо долгую минуту наблюдатель округлившимся глазами таращился на пугающие фигуры, расползавшиеся, вгрызавшиеся в хитросплетения подземных переходов как черви в сочное сладкое яблоко.

Изредка на их пути оказывался какой-нибудь смельчак, а то и запоздало подоспевший к месту тревоги патруль, но огнестрельное оружие внешней охраны не в силах было причинить нападавшим сколь-нибудь заметный вред. Пули просто огибали закутанные в плащи фигуры, попадая в стены, пол или потолок. Куда угодно, кроме тех, в кого стреляли.

Спохватившись, наблюдатель потянулся к откидной крышке кнопки общей тревоги.

«Вдзыыыыыууууиии».

Короткий звук активированного гиперконсенсатора, всё равно что щелчок взводимого курка в допотопном огнестрельном оружии.

Начинающийся с басовитой нотки, переходившей в комариный писк, этот звук заставлял болезненно сжимать зубы, отдаваясь, казалось в каждом нерве, каждой косточке.

Наблюдатель замер, медленно и осторожно повернув голову, скосил глаза на приставленный к голове маленький, словно игрушечный пистолет. Сглотнул и недоверчиво нахмурился:

– Кэролайн? Что ты… Зачем?

– Молчи. Ты все равно не поймёшь. – Неслышно вошедшая девушка нервно повела стволом. – Просто сиди тут, ничего не трогай и все будет хорошо.

На вид ей было едва ли лет тридцать, но фактический возраст, конечно же давно перевалил за первую сотню. И несмотря на это он до недавних пор считал её девочкой. Его маленькой девочкой.

Пронзительный ужас осознания как глубоко и далеко все зашло затопил его леденящим холодом.

– «Возрождение»? Или как там они себя называют? – Он почти выплюнул догадку тонкими, глубоко запавшими губами и поморщился, словно слова оставили на языке мерзкий горький привкус. – Неужели эти долбаные фанатики и тебя заразили своими бредовыми идеями?

– Заткнись, папа! И не смей называть нас фанатиками!

– Нас? Вот даже как… – старик поджал губы и до предела выкрутив шею, посмотрел на дочь. – И что, ты и впрямь выстрелишь?

Вскинув бровь, всем своим видом он выразил предельное неверие, нежелание верить в это, хотя глубоко внутри был уже не бы уверен ни в чем. И уж тем более в крепости родственных чувств, с годами притупляющихся, а то и вовсе исчезающих в силу общей утраты почти всех некогда ярких эмоций.

– Не заставляй меня это проверить! – Кэролайн покрепче стиснула пистолет и, словно подкрепляя свою решимость, для большей уверенности уткнула холодный ствол ему в череп.

– Ты сошла с ума. Вы все сошли с ума! Да как ты могла… Как вообще кто-то мог поверить во всю эту чушь? – Он бессильно всплеснул руками. – Наше время ушло. Навсегда. И уже никогда не будет как прежде. Ни-ког-да. Что бы ВЫ не сделали. Что бы ОНИ не сделали. Как можно не понимать этого?!

– Я сказала заткнись! Не вынуждай меня… – девушка скривилась, словно происходящее и без того причиняло ей почти физическую боль. – Просто посиди ровно и все будет хорошо. Почти как прежде, только… Правильно.

Поудобнее перехватив пистолет вспотевшей ладонью, она хмуро зыркнула на экраны, но действие уже сместилось за поле зрения камер.

– Кэрри, девочка моя… Ты совершаешь ошибку. Величайшую ошибку за всю свою жизнь. Если они ворвутся сюда – прольётся кровь. Много крови. Они начнут убивать всех, кто не разделит их бредовых идей с должным энтузиазмом. А оставшиеся будут трудиться на эти их идеи как рабы. До тех пор, пока все не рухнет, как это случалось уже не раз и не два задолго до нас. Сколько жизней ещё потребуется принести на алтарь вашего бреда? Сотни, тысячи? А что будет, если… Если они проиграют? Забыла семьдесят четвёртый? Этот глупый фарс с пятым рейхом? Не помнишь, как они едва не утащили следом и всех нас?

«Фриско-3» захлебнётся кровью. Сотни, тысячи невинных жизней! Подумай, посмотри на тех, кого они уже убили!

Он яростно ткнул в экран и Кэролайн невольно стрельнула глазами в сторону изломанных тел на экранах.

– Это всего лишь животные! Говорящее мясо! – она упрямо тряхнула головой и стиснула пистолет так, что побелели костяшки пальцев. – А НАС они не тронут.

– Ты и впрямь в это веришь? А если… если твой брат и сестра окажут сопротивление? Ты и впрямь позволишь им убить всех, кто не согласен? Кто просто хочет жить в тепле и уюте, не желая менять сложившийся порядок? Может быть – лично выстрелишь им в спины? Тогда тебе стоит поспешить к подъёмнику!

Кэролайн скривилась как от зубной боли.

– Прекрати. Это ничего не изменит. Лучше так, чем вечно гнить в этих норах!

– Уверена? А ты когда-нибудь умирала?

– Заткнись. Просто заткнись.

Они синхронно покосились на окно, с мелодичным требовательным звуком всплывшее поверх всех виртуальных экранов с картинами бойни. Пожилой седовласый мужчина смотрел на них пронзительным, волевым взглядом.

– Президент? – полувопросительно поинтересовался старик.

– Харли Чейз, Кэр…  – мужчина вскинул массивный волевой подбородок. – Если вы ещё не заметили – на нас напали. Внешний периметр защиты прорван, противник движется к лифту. Штабной пульт выведен из строя диверсантом, система оповещения блокирована. Принимайте командование на себя. Любой ценой остановите центральный подъёмник.  Взорвите его, если потребуется!

– Нет, сэр. – Кэролайн сощурилась и с усилием сглотнула.

– Что? – Президент «Фриско», собиравшийся было отключиться после озвученных распоряжений, задержал палец над кнопкой селектора и непонимающе уставился на неё.

Пистолета, приставленного к затылку Харли, мужчина не видел.

На заднем плане от президентского лица замаячил какой-то нервно озирающийся солдат. Мужчина с подозрением оглядывался и нервно кусал губы.

– С этого момента вы отстранены. Командование принимают представители «Возрождения». – Собравшись с духом выпалила Кэр.

– Что за бред? – Президент нахмурился, осмысливая полученную информацию и вопросительно хмурясь на Чейза-старшего. – Харли?

– У нас бунт, сэр. – Харли устало пожал плечами и отклонил голову так, чтобы собеседнику стал виден приставленный к его затылку ствол.

Глаза президента округлились, он замер, переосмысливая абсурд происходящего.  Мнущийся на заднем плане телохранитель решился и вскинул ствол.

– Сзади! – неожиданно громко рявкнул Чейз.

Звонивший мужчина рывком ушёл из поля зрения, в то время как целившийся в него солдат разрядил оружие прямо в камеру.

От удара пистолетной рукояткой потемнело в глазах, но сознание не ушло – то ли его череп оказался крепче обычного, то ли Кэролайн не смогла ударить отца в полную силу.

– Ты сам, ты и только ты – только что увеличил количество крови, которое придётся пролить. – Прошипела она.

– Мне жаль. Жаль, что ты выбрала их, – хриплым шёпотом отозвался старик. – И как только я просмотрел?

– А мне жаль, что ты не с нами. Но ты ещё поймёшь. Когда-нибудь, позже, может быть…  Вы все поймёте! – Кэролайн закусила губу и коснувшись бусины комма, закреплённой на ноздре, торопливо отрапортовала кому-то об обнаружении заговора:

– Они всё знают.

Ответа он не расслышал. Неизвестный собеседник то ли не счёл нужным откликнуться, то ли бусина аудио интерфейса была спрятана слишком глубоко в ухо Кэр.

Тем не менее где-то в конце коридора внезапно послышались быстро оборвавшиеся выстрелы.

– И много вас? – угрюмо разглядывая дочь, поинтересовался Чейз.

– Достаточно, чтобы все получилось. – Огрызнулась девушка. – А вскоре станет ещё больше.

– Что ж… Тогда, пожалуй, тебе и впрямь придётся сделать это. – Старик отвернулся к пульту и неторопливо потянулся к крышке крупной красной кнопки.

– Не вздумай! Я выстрелю!

Старик медленно, словно задумчиво откинул крышку.

– Стой! Замри, черт тебя подери!

Сморщенный подрагивающий палец пафосным картинным жестом упрямо потянулся к кнопке.

Мир словно сузился до размеров пульта, блока особо важных кнопок, каждая из которых была прикрыта прозрачным или непрозрачным откидным колпачком.

Откинуть. Нажать.

По коридорам пронесётся сигнал тревоги и огромная пирамида-муравейник, упрятанная в толще земли, содрогнётся и сбросит сонную размеренность. Инженеры, диспетчеры, рабочие, все – даже школьные кураторы – все как один извлекут из личных сейфов оружие и займут отведённые посты. Каждый метр коридоров и превратится в смертельно опасную полосу препятствий, ловушек и затаившихся солдат. Каждая дверь – в дзот, каждый закоулок оживёт затаившейся до поры до времени смертью. И захватчики… сколько бы их ни было – умоются кровью, заплатят за каждый шаг десятками, если не сотнями своих жизней.

– Остановись! – истерично выкрикнула Кэролайн. – …Пожалуйста!

Палец дрогнул, но собравшись с силами, Чейз решительно потянулся к кнопке.

В дверь оглушительно врезалось что-то тяжёлое. Рука девушки дрогнула и стиснутый в ладони десинтор выстрелил.

Хлопок грозного оружия прозвучал неожиданно нелепо – словно кто-то засунул в рот палец, а затем оттянув и отпустив щеку, высвободил его с характерным звонким «чпок», с которым воздух заполнял внезапно образовавшийся вакуум.

В спине старика образовалась дыра размером с куриное яйцо. Безвольно обмякшее тело рухнуло на пульт, вызвав бешеную бессмысленную свистопляску на экранах, но так и не дотянувшись до роковой кнопки.

В последнем открывшемся окне лихорадочно бежали строки из придавленной на клавиатуре буквы «N». Буква заполняла экран от края до края, сдвигала строку вверх и продолжала заполнять собой новую.

Потрясённая и задыхающаяся Кэр выронила пистолет и без сил сползла на пол, раскачиваясь и глядя, как страшная рана наливается кровью, как багровый ручеёк переполняет углубление и слегка пульсируя, льёт через край, скрываясь где-то под промокшей рубашкой.

До крови закусив губу, она тихонько завыла, раскачиваясь и вцепившись в короткие светлые волосы.

Где-то внутри, синхронно с пульсациями раны нарастал, ширился поток эмоций. Странных, душераздирающих, мучительно болезненных, обжигающих эмоций. Словно долгие годы все они были где-то спрятаны. Где-то за высокой, непроницаемой плотиной.

Копились, увеличивали напор и давление, пока этот дурацкий «чпок» не пробил в той плотине огромную, непоправимую дыру. И все то, что копилось и откладывалось, старательно держалось на дистанции вдруг разом хлынуло вперёд, разламывая и расширяя отверстие, принося мучительную щемящую боль и запоздалое осознание необратимости потери.

Ужаснувшись содеянному, она залилась слезами под вой разорвавшей тишину сирены: тревогу поднял кто-то ещё. Кто-то… чей сын или дочь не дрогнули, оказались не столь решительны, как она. Тщательно, до малейших деталей продуманный план рухнул. Жертва оказалась напрасной.